«Сандал», которого не было - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 59

– Почему долго не открывал? – угрожающе спросил Шамсутдин.

– Так я спал.

– Маленький, что ли, так рано спать ложишься?

– Так всю ночь учил, потом сразу на занятия пошел… Теперь опять учить буду.

– Ладно, денег займи, да!

– Так… у меня нет.

Шамсутдин обшарил карманы висевшей на стене куртки и извлек оттуда сотенную купюру.

– Если у тебя нет, значит, это не твое?

– Не мое, – отвел глаза очкарик.

– Значит, мое! – ухмыльнулся Шамсутдин.

Земляки громко рассмеялись.

– Какие они трусливые, эти кафиры! – сказал Салман, когда они вышли в коридор. – Если бы они у нас такое сделали, их бы сразу зарезали… А мы у них делаем что хотим.

– Да, – согласился Шамсутдин. – Они еще и глупцы. Их здесь больше, чем нас, в сто раз, но каждый живет сам по себе. Смотри – можем сейчас подойти к любому и сделать что захотим, а остальные будут проходить мимо. Разве у нас такое возможно?

Земляки закивали: «Правильно говоришь».

– Вместе мы сила! – продолжал Шамсутдин. – Надо подтягивать всех наших, пусть переселяются к нам. Дадим коменде денег, проблем не будет.

– А если пожалуются и кто-то возникать станет? – спросил Дауд.

– Кто?! Все знают порядок! В прошлом году один новенький препод отказался деньги взять у Муслима, так тот ему чуть ухо не отрезал… Теперь бесплатно все нашим делает. Другие и так как шелковые. Но надо, конечно, для вида, к ним уважение проявлять.

– Как у тебя все просто! – удивился Дауд.

– Держись меня, брат! – сказал Шамсутдин. – Любые проблемы разрулим! Только надо достойных подобрать.

– Я некоторых знаю, – сказал Салман. – Предложу им. Достойные ребята.

На следующий день вселяться в общежитие пришли сразу четверо: Идрис с экономического факультета, Дени из автодорожного колледжа и еще двое, которые нигде не учились, – Анзор и Назир. Их отчислили еще в прошлом году, но уезжать на родину они не торопились.

Как и рассчитывал Шамсутдин, проблем со вселением не возникло. Новоселье отметили шумно, с распитием дагестанского коньяка «Лезгинка» и последующими танцами «Лезгинки» под аккомпанемент «барабанов» из стульев в холле третьего этажа. Никто им не мешал. Студенты старались без крайней необходимости из комнат не выходить, а вахтерша делала вид, что ничего не слышит.

– Мой отец с Басаевым в рейд ходил, – откровенничал за столом Анзор.

– А у меня брат стал шахидом, иншалла! – не отставал от него Назир.

– Достойные мужчины! – хвалил Шамсутдин. – И вы должны быть достойны своих родственников! А я… Я отряд собрал – десять человек, «Молодые моджахеды» называется.

Про вертолет он решил пока не говорить: хватит и уже сказанного – вон как они рты пораскрывали! Тем более их еще проверить нужно. Есть подозрительные типы – неизвестно, что у них на уме…

Он имел в виду Дени. Тот не хвастался, подвигов земляков не одобрял. Сидел тихо и слушал.

Спать земляки улеглись далеко за полночь.

А рано утром Шамсутдину позвонил дядя Лема – двоюродный брат отца.

– Слушай, плохие новости, очень плохие! – торопливо говорил он. – Висхана убили, с ним еще троих, которые с «лесными» связаны. Кто сделал, пока неизвестно! Следствие идет, даже тело не отдают хоронить. А в Мохк-Мартане твои друзья подорвались около прокуратуры, четверо: Муса, Аскер, Заман и еще кто-то… Что они там делали – неизвестно. Но тебя ищут и те и эти…

– Не понял, кто ищет? – спросил ошарашенный Шамсутдин. Его будто по голове ударили – все закружилось перед глазами, резко бросило в жар, затошнило. Он даже перестал соображать.

– Кто, кто! Все! Кафиры ищут, родители Замана и Аскера ищут, и у «лесных» к тебе вопросы есть – мол, ты уехал, а людей подставил! Короче, сюда не приезжай, в Москве будь, как отец хотел. Только спрячься, а то и там найдут!

На красных от недосыпания и алкоголя глазах Шамсутдина выступили слезы. Как же так? Он вмиг остался и без отца, и без своей группы, теперь ему никогда не быть амиром, да может, и домой никогда не придется возвратиться… Ведь если родители погибших друзей возложат вину на него, то не исключено, что объявят кровную месть… И «лесные» могут его заподозрить… Тогда всю жизнь придется скрываться!

Он тяжело вздохнул, приходя в себя, и вытер глаза, чтобы стоящий за спиной Салман не заметил его слабости. Кто мог убить отца и Турпала? И почему подорвались ребята? Ведь фугас был уже готов, оставалось нажать кнопку и потом позвонить… Может, кто-то позвонил, когда взрыватель был на боевом взводе?

Так и не найдя ответа на эти вопросы, он повернулся к земляку:

– Слышал? Отца убили и ребят из моего отряда! Меня ищут кафиры, придется отсюда съехать. Надо снять квартиру!

– У Анзора есть подходящая квартира в Зеленом переулке, – откликнулся Салман. – Они с Назиром снимали ее полгода. А сейчас она стоит пустая. Тут недалеко.

– Тогда давай быстро переедем. Только никому не говори адрес. А вечером собери всех в той пивной, где позавчера отдыхали. Может, мы ее вообще под себя возьмем.

– Это как?

– Под «крышу»! Здесь многие наши так делают. С этого и живут! Нам ведь тоже деньги нужны? Да и место, где можно свободно собираться, – тоже!

– Ну да, – не очень уверенно сказал Салман. – Только у них, наверное, уже есть «крыша».

– Ничего, поменяем! Знаешь, как рубероид снимают, а оцинковку кладут?

Салман не понял – причем тут рубероид и оцинковка, но уверенно кивнул.

Квартира давно не видела ремонта и была крайне запущенной, но Шамсутдина это не смутило: Москва богатый город, здесь можно быстро «подняться»! Скоро у него будет и свой дом, и навороченный джип, и новый отряд. Его можно будет тоже назвать «Молодые моджахеды». Тем более что костяк уже есть…

Вечером будущие моджахеды собрались в пивном баре «У Семена». Их было семеро, и о печальных известиях, полученных Шамсутдином, все уже знали.

– Соболезную! – сказал Дауд.

– Терпения тебе! – поддержал Анзор.

– И я соболезную! Прими и мои! – закивали остальные.

Шамсутдин поднял руку.

– Благодарю вас, братья мои! Но терпеть я не собираюсь. И надеюсь, что вы поддержите меня. На нашей земле идет война. И мы будем моджахедами в самом сердце врага… Мы не дадим им покоя…

Присутствующие непонимающе переглянулись.

Белобрысый официант принес пиво, бастурму и суджук. Шамсутдин подождал, пока он отойдет, и продолжил:

– Каждый из нас поклянется на Коране в верности нашей борьбе. И мы будем убивать кафиров здесь, где они этого не ждут! Каждого, кто попадется!

Шамсутдин ждал восторженного одобрения, как было в верхнем Арна-Юрте, но не дождался. Все молчали.

– Я не буду этого делать! – сказал вдруг Дени.

Шамсутдин взглянул на Салмана.

– Ты же говорил, приведешь достойных… Это по-твоему достойный?

– Я не его имел в виду! – торопливо ответил Салман.

– Почему я недостойный? – спросил Дени. – Коран не допускает убийства невинных! «Кто убьет человека не за убийство, тот словно убил всех людей, а кто сохранит жизнь человеку, тот словно сохранит жизнь всем людям» – вот что в нем говорится!

– Ты плохо знаешь Коран!

– А ты покажи, что знаешь лучше! Может, Коран разрешает пить спиртное? – Дени резко отодвинул от себя кружку с пивом.

Шамсутдин смешался:

– Просто ты трус!

– А ты? Хвалишься смелостью, но сам уехал от войны и от опасностей, оставил погибать близких! А здесь хочешь убивать первых встречных!

Шамсутдин впился в него угрожающим взглядом, но Дени не опустил глаз. Он был на голову ниже оппонента и не богатырского телосложения, но явно не боялся. Несостоявшийся амир не знал, как себя вести. Избить земляка – опасное дело: за ним стоит род, а он и так завел много недоброжелателей, если не врагов. Значит, надо задавить этого мозгляка своими славными делами! Иначе авторитета в группе не сохранить…

– Я сбил вертолет кафиров! А мои люди подорвали грузовик в Мырмашах и чуть не подняли на воздух прокуратуру в Мохк-Мартане! Я доказал, что я воин. А ты почему-то не хочешь этого сделать!