Две томские тайны
(Исторические повести) - Барчук Дмитрий Викторович - Страница 32

— Спасайтесь, Ваше Высочество! Вас хотят убить! — крикнул изо всех сил полицмейстер и бросился бежать назад в приемную.

Но он был человек грузный, конфедераты нагнали его и пронзили штыками.

Зато камердинер успел заскочить в кабинет великого князя и задвинуть засовы. Через потайной ход он вывел Константина Павловича на крышу, в одну из угловых башенок.

Конфедераты ошиблись, искололи штыками другого генерала, похожего на великого князя, и покинули дворец.

В покои княгини мятежники не решились ворваться. И когда бледный, как смерть, Константин вышел из своего укрытия и спустился в приёмную, то рядом с телом несчастного полицмейстера застал свою жену. Она искала его среди убитых. Увидев мужа живым и невредимым, Иоанна бросилась ему на грудь и разрыдалась:

— Вы живы! Какое счастье!

К замку уже подходили русские полки.

Константин вышел во двор и принял донесения от офицеров. Только тогда ему стали ясны масштабы произошедшего. Это оказалась не вылазка горстки смутьянов, а подготовленная, тщательно спланированная акция. Захвачен арсенал. Польские командиры раздают оружие ополченцам. В городе убивают русских, жгут их дома.

К рассвету подтянулись все части русских войск, которым удалось вырваться из восставшей польской столицы. Константин Павлович отдал приказ оставить Варшаву.

Княгиня отказалась одна выехать в Россию и осталась рядом с мужем.

Через два дня к великому князю приехала делегация от Временного польского правительства. Её возглавлял старый друг императора Александра Адам Чарторыйский.

— Я уполномочен обсудить с вами, Ваше Высочество, меры, с помощью которых мы можем избежать разрастания конфликта, — начал он издалека. — Но при некоторых условиях.

— Единственным условием может быть только ваша беспрекословная покорность российскому императору, — отрезал Константин.

— Мы можем обсудить и это, — парировал выпад Чарторыйский. — Но у польского народа есть ряд требований. Мы требуем восстановления конституции, данной нам императором Александром и урезанной Николаем, а также передачи Польше её исконных земель. Мы настаиваем на полной и безоговорочной амнистии всем восставшим. Если вы, Ваше Высочество, поддержите наши требования и перейдёте на нашу сторону, то я уполномочен предложить вам от имени Временного правительства стать нашим законным королём, и чтобы наследники ваши правили свободной и процветающей Польшей.

Константин побагровел, его кулаки сжались, и он чуть не набросился на главу самозванного правительства.

— Вы хотите, чтобы я предал империю, предал брата? — гневно спросил он Чарторыйского.

— Бросьте, Ваше Высочество! Ни о каком предательстве речь не идёт, — стал успокаивать его парламентёр. — Вы же любите Польшу, и Польша любит вас. Это же ваша вторая родина. Не так ли, ваше сиятельство?

Последние слова были обращены к княгине Лович. Она покраснела и громко, чтобы слышали все, сказала мужу:

— Не слушайте этого человека! Он предатель!

Константин улыбнулся и спросил:

— Все слышали ответ гордой польки? — он обвёл взглядом членов делегации. — Император Николай — ваш и мой государь. А я здесь только первый подданный. Обратитесь со всеми этими вопросами лучше к нему.

— С вашего позволения… Фёдор Кузьмич… ещё одну стопочку…

Синецкий уже сильно захмелел. Даже язык заплетался, но старец всё равно не уходил. Он хотел дослушать рассказ до конца.

— А что было потом, милейший пан?

— Потом?.. — поляк явно запамятовал, на чём он остановился. — Ах, потом… Обсудили условия перемирия. Наши выдали вашим пленных. А польским частям, оставшимся верным присяге, Его Высочество разрешил вернуться в Варшаву. Тогда я и покинул великого князя, даже не попрощавшись с ним по-людски. Мы открыли дорогу русским полкам к границе. Но у Николая Павловича оказалось наготове огромное войско. Он его намеревался отправить для усмирения французской революции. А вместо этого двинул на Польшу. Только командование теперь поручил генерал-фельдмаршалу Дибичу, ибо Константин Павлович в его глазах пал низко, что позволил созреть восстанию. Правда, великий князь остался в ставке. Он хотел помочь усмирить Польшу малой кровью. Всё уговаривал Дибича только попугать, а не воевать всерьёз. Но в мае 1831 года фельдмаршал заразился холерой и умер, а через месяц в Витебске от этой же заразы скончался и великий князь. Мир праху его! Достойный был человек.

После Дибича русскую армию возглавил генерал-фельдмаршал Паскевич[34], ставший потом польским наместником. Этот волкодав с нами уже не церемонился. К осени всё было кончено. Варшава пала. Наши отряды распущены. А потом что? Суд. И вот она — Сибирь-матушка, приют всех неприкаянных душ.

Кузьмич? Ещё по стопочке? Где вы, Кузьмич?..

Старый солдат Синецкий пережил Фёдора Кузьмича всего на две недели. Его похоронили в Томске на католической части кладбища.

После смерти Константина Павловича император Николай I пригласил княгиню Лович на жительство в Царское Село в качестве вдовствующей великой княгини. Но через год и её не стало…

Загадочная смерть брата императора и его жены послужила поводом для разного рода слухов. Поговаривали даже, что великий князь вовсе не умер от холеры, а, последовав примеру брата Александра, инсценировал свою смерть и добровольно уехал в Сибирь. Он не мог простить себе собственного легкомыслия, следствием которого явились утрата безоблачной жизни в Бельведерском дворце и такое кровопролитие.

Константин якобы устроился на Байкале, близ Иркутска, а вскоре вызвал к себе и жену. Там они дожили свой век в мире и согласии, осуществив мечту о частной жизни.

Но это, скорее всего, красивая сказка. Как, может быть, и вся история о Фёдоре Кузьмиче. Кто его знает?

Но если это всё-таки было, то выглядело, вероятно, так или хотя бы похоже.

Вознесение

— История — это эволюционный процесс, шествие человечества из «царства животности» в «царство свободы». Атрибутами низшей степени являются религия и государство. Человек отличается от животного только мышлением, которое вызывает к жизни религию. А государство, олицетворяющее тиранию и эксплуатацию, опирается на фикцию бога. Будущее общество — строй ничем не ограниченной свободы, независимости человека от всякой власти, полного развития всех его способностей.

Оратор с несколько заплывшим лицом и всклоченной бородой окончил свою пламенную речь, и тотчас же в маленькой комнатёнке, в которую набилась уйма народу, раздались аплодисменты.

— Браво, Михаил Александрович! — закричала эмансипированная девица в очках. — Да здравствует Бакунин! Да здравствует свобода!

— Тише, тише, — зашикали на неё соседи. — Мы не на митинге. Не надо так кричать.

Старики сидели в соседней комнатке, где Антонина, молодая жена хозяина дома, потчевала их чаем. Они хорошо слышали всё, что говорила молодёжь, и делали свои выводы из сказанного.

— Ишь, до чего договорился твой зять, пан Ксаверий, — осуждающе заметил Синецкий, напросившийся в гости к дочке своего старого приятеля. — Он уже не только на царя, на самого Бога ропщет! Ох, гореть ему в адском пламени после Страшного суда! Как же ты за такого еретика дочь замуж-то выдал? Куда глаза твои глядели?

Квятковский стыдливо потупил глаза и удручённо ответил:

— Не хотел я этого брака. Как мог, противился ему. На что мне ссыльный, лишённый всех прав зять? Но коли в дом сам генерал-губернатор Восточной Сибири граф Муравьёв-Амурский приезжает и сватает Антосю за своего племянника, как тут отказать? Да-да, этот безбожник, этот каторжник приходится родственником его сиятельству. Граф нарисовал мне картину скорого возвращения Бакунину всех прав и его блестящей будущности. Господин Муравьёв даже согласился быть посажёным отцом жениха и лично присутствовал на свадьбе. Чтоб ты сам сделал?