Две томские тайны
(Исторические повести) - Барчук Дмитрий Викторович - Страница 30

— Хороши у тебя оладьи, пан. Даже царь от таких бы не отказался! — нахваливал старец. — Кто готовил — дочь или сноха?

— Дочка, — с улыбкой ответил Синецкий. — Младшая, Иоанна. Я же её в честь супруги великого князя Иоанны Грудзинской назвал. Красивая была женщина, и как любила своего мужа! И он её тоже очень любил. Даже от царского трона ради неё отказался.

— Как интересно! — оживился гость. — А не могли бы вы рассказать мне об этом подробнее. А то все говорят, что я внешне похож на великого князя, а иные, что даже на царя. А я к своему стыду о них мало что знаю. Право же, расскажите.

— И точно! — хлопнул себя по колену хозяин. — Вот на кого вы походите, как две капли воды: на императора Александра Павловича! Как же я сразу, старый пень, не догадался.

— Не переживайте вы так, пан Синецкий. Это только внешнее сходство, не более. Александр Первый давно уже умер, и Константин Павлович — тоже. А вот узнать, какими были эти венценосные особы, мне ужасно интересно. Ведь так мало осталось в живых людей, знавших их лично!

— Отец мой, мелкопоместный краковский дворянин, был ярым сторонником независимой Польши. Когда Наполеон создал Великое герцогство Варшавское и начал готовить поход против России, моя дальнейшая судьба решилась без моей на то воли. Батюшка, снабдив рекомендательным письмом к графу Понятовскому, отправил меня понюхать пороху и послужить Отечеству. Я был зачислен корнетом в конный егерский полк. Мне в ту пору не было ещё и восемнадцати.

Я был одним из немногих в Великой армии, кому посчастливилось уцелеть во время русского похода. В нашем полку из десяти переправившихся через Неман только один вернулся обратно.

Но война для меня ещё не кончилась. Армия царя Александра вступила в Европу. На себе сполна испытал всю силу и мощь русского оружия. Хоть генерал Понятовский и приблизил меня к себе, но в штабе я не отсиживался. Битву народов под Лейпцигом встретил уже в чине капитана. Раненный картечью граф Понятовский погиб на моих глазах, сжимая в кулаке маршальский жезл, накануне врученный ему Наполеоном.

Когда пал Париж, его преемник — генерал Домбровский — отправил делегатов к русскому царю. Мне посчастливилось сопровождать парламентёров. Вот тогда-то я и увидел впервые двух братьев — императора Александра и великого князя Константина.

Честно скажу, мы были готовы к суровой каре. Наши солдаты особенно бесчинствовали в покорённой Москве. И русский царь об этом знал. Но Александр Павлович простил нас и разрешил вернуться на родину. И даже не разрозненной толпой, а в строевом порядке и — чего уж мы никак от него ожидали — с оружием. Даже барабаны и знамёна оставил. Правда, сопровождали нас русские полки. А дома победители поставили нас перед выбором — оставаться на службе или уходить в отставку.

Император восстановил Царство Польское под опекой российской короны. А главнокомандующим войсками в Варшаве — и русскими, и польскими — Александр назначил брата Константина.

Константин Павлович стал искать штабистов, ему порекомендовали меня.

— Водочки, Фёдор Кузьмич, не желаете? Мне почему-то ужасно хочется назвать вас «Ваше Величество», — обратился хозяин к гостю.

— Нет, благодарствую. Я спиртного не употребляю, — отказался старец, но добавил. — А вы, пан, если хотите — выпейте. Я к этому нормально отношусь. Коли человек меру знает.

— И то правда! — обрадовался Синецкий. — У меня от воспоминаний, знаете ли, во рту всё пересохло. Говорить тяжело.

Он достал из шкафа графин и налил себе полную стопку водки.

— Может, чаю ещё хотите?

— С удовольствием. Разве можно отказаться от хорошего чая и доброй беседы?

Хозяин потрогал самовар: не остыл ли? И облегчённо вздохнул. Он нарезал сала и хлеба себе на закуску. Налил гостю чаю.

— За ваше здоровье, уважаемый, — произнёс он короткий тост и опрокинул в себя стопку.

Потом крякнул, зажевал куском сала с хлебом и спросил:

— На чём я остановился?

— Константин пригласил вас к себе в штаб, — торопливо подсказал ему гость, желая быстрее услышать продолжение.

— Так вот, значит, начались повседневные дни моей новой службы. Не суждено было мне тогда оказаться на сибирской каторге, а поселился я в милой моему сердцу Варшаве, правда, служил теперь новому государю.

Константин Павлович был человек мужественный и прямой, но отличался непредсказуемостью поведения. Мог прийти в неописуемую ярость от малозначительной провинности, что пена у него брызгала изо рта. Но долго зла таить в себе тоже не мог, ибо сердце у него было отходчивое.

Великий князь впервые получил под своё командование большое войско и самостоятельность в принятии решений. Санкт-Петербург далеко, а в Варшаве он был императорским наместником, первым лицом в Царстве Польском. И Константин задался целью сделать из польских легионов самую лучшую и боеспособную армию в Европе. Он мечтал когда-нибудь превзойти в воинской славе Наполеона и брата Александра.

Только любимое детище великого князя, окрепнув и уверившись в собственной непобедимости, обратило мощь против своего создателя.

Пятнадцать лет жизни отдал Константин Павлович Польше. Разные это были годы. При нём моя страна получила хоть урезанную, но конституцию. Чего до сих пор нет в России. Стал заседать сейм. В честь его открытия даже приезжал в Варшаву Александр I и выступал перед депутатами. С Константином мы пережили и скоропостижную кончину благословенного императора, и восстание декабристов, и первые николаевские судилища.

Своё личное счастье цесаревич тоже обрёл в Польше и не променял его даже на корону великой империи. Кто из нынешних правителей способен на такое?

— А вы были знакомы с его женой? — неожиданно поинтересовался старец.

— Мне ль не знать! Я, уважаемый Фёдор Кузьмич, одно время даже служил личным адъютантом великого князя и жил со всей его семьёй под одной крышей в Бельведерском дворце. И с блистательной Иоанной Грудзинской — княгиней Лович, и с сыном великого князя, бастардом Павлом доводилось даже обедать за одним столом.

— И что, от её красоты можно было потерять голову?

— Просто очаровательна! Особенно её тёмно-синие глаза. Омут! К тому же очень похожа на первую любовь Константина Павловича. С вашего позволения, я выпью ещё стопочку?

Фёдор Кузьмич согласно кивнул. В мыслях он уже был далеко отсюда. Собеседник, крякнув, выпил и продолжил рассказ. Он и впрямь был хорошо осведомлён. Старец внимательно слушал его и только утвердительно покачивал своей длинной седой бородой.

— Хватит с меня немецких принцесс! Увольте! Я сыт ими по горло. Больше я никогда не поступлю вопреки зову моего сердца. Так матушке и передайте, дорогой брат! Хотите вы того или нет, но я всё равно женюсь на Иоанне Грудзинской!

В таком тоне Константин ещё никогда не разговаривал с царём. Да, он был вспыльчив, но грубил подчинённым, зависимым от него людям. Открыто и дерзко против воли императора и матери ещё никогда не выступал.

Александр даже опешил слегка от такого напора. Они стояли друг напротив друга — два брата: царь и цесаревич — в кабинете главнокомандующего Литовским корпусом в Брюлёвском дворце в Варшаве.

Император только что выступил на заседании сейма, затем осмотрел полки и остался доволен. И вдруг брат вылил на него ушат ледяной воды. Константин и прежде заговаривал о свадьбе, но Александр не придавал его словам значения: ведь у него было столько влюбленностей!

— Государь! Брат мой! — сменил интонацию великий князь, он уже не ставил ультиматум, а просил, умолял: — Бог поразил моё сердце любовью. Чистая и светлая девичья душа полюбила меня. Я не могу просто совратить её, обмануть её доверие. Разреши, государь!

Константин упал на колени.

— Полно, брат! Хватит! Пожалуйста, встань, — смущённый Александр поднял его.

Глаза цесаревича были полны слёз. Всхлипывая, он продолжал убеждать императора: