Шерлок Холмс в России
(Антология русской шерлокианы первой половины XX века. Том 1) - Шерман Александр - Страница 2

— Какой же это якорь? — спросил Александр Львович.

— Честное сердце, — отрезал старик и, надев фуражку, пошел в сад, навстречу бежавшему к нему внуку (стлб. 214).

Как тут не вспомнить пресловутые чекистские «чистые руки, холодную голову и горячее сердце»!

Мы не без причины так подробно остановились на этом рассказе с «направлением» и «тенденцией», ибо Сыщик Тихонова был произведением крайне показательным и программным. Именно благодаря своей схематичности и топорности, рассказ ярко отразил суть складывавшегося вокруг Шерлока Холмса идеологического конфликта. С 1902 г. Холмс начал превращаться в заметный социокультурный феномен, и рецепция его в условиях российской действительности стала спешно и неизбежно окрашиваться в идеологические тона. Исследователи, в частности Б. Дралюк, уже подмечали известные политические составляющие в восприятии образа Холмса и других сыщиков, связывая их с периодом реакции, наступившим вслед за подавлением «первой русской революции» 1905-6 гг. Однако, как можно видеть на примере В. А. Тихонова, Холмс в России был политизирован почти изначально.

В последующие годы вокруг Холмса ожидаемо начали концентрироваться некоторые национал-шовинисты и консерваторы правого толка. Не вдаваясь в подробности и объяснения (наиболее очевидным и приблизительным из которых будет жанровый mass appeal), можно отметить, что и до, и во время, и после всплеска сыщицкой литературы в России — в том числе и в XXI в. — детективный и фантастико-приключенческий жанры в целом привлекали и продолжают привлекать огромное количество подобных литераторов, в Европе же среди соответствующих авторов было немало фашиствующих. Предреволюционным российским консерваторам Холмс, интуитивно или осознанно, виделся защитником государственно-социальных «устоев» и институций. Сыщик с Бейкер-стрит как бы реабилитировал презираемую либералами охранку и всевозможных «сыскных», «шпиков» и провокаторов[9]. В этом смысле консервативно-охранительный лагерь выступал своеобразным предшественником советского и постсоветского соцзаказа сперва на «красного Пинкертона», а затем и на образы «доблестных чекистов» и прочих рыцарей охраны порядка. Так, активнейшим переводчиком шерлокианского «канона» и других сочинений Конан Дойля был черносотенный журналист и публицист, один из руководителей Союза Михаила Архангела Н. Д. Облеухов (в общей сложности им было переведено около 60 произведений). Фактический редактор Нового времени, консерватор и антисемит М. А. Суворин (1860–1936), написал в соавторстве пьесу о Холмсе. Ярым пропагандистом лондонского детектива был блестящий и одиозный В. В. Розанов, для которого Холмс — даже не сыщик Конан Дойля, а Холмс грошовых «выпусков» — воплощал «пафос к добродетели и истинное отвращение к преступлению. Книжки его везде нравственны, не циничны, и решительно добропорядочнее множества якобы „литературно-политических“ газет и беллетристики»[10]. Восходящие к Шерлоку Холмсу фигуры русских сыщиков использовали для антиреволюционной и юдофобской агитации автор серии выпусков Гений русского сыска И. Д. Путилин: Рассказы о его похождениях (1908–1909) Роман Добрый (Р. Л. Антропов), издатель и вероятный автор чудовищного Сыщика-черносотенца (Харьков, 1908) И. А. Креминский и пр.

Как справедливо отмечает А. И. Рейтблат, во второй половине XIX в. «уголовный роман был не в чести у критиков и вообще литературной элиты. Русская литература издавна ориентировалась на „учительность“ и „духовность“, поэтому стремление просто изобразить преступление, вовлечь читателя в действие и обеспечить ему интересное времяпрепровождение квалифицировалось как пустое развлекательство, а то и духовное развращение публики»[11]. Опыт Ф. М. Достоевского и появление целой когорты русских авторов уголовных романов мало что изменили, и в либеральном лагере царило в целом настороженное отношение к Шерлоку Холмсу, причем распространение шерлокианских произведений часто воспринималось как подспудная или явственная пропаганда сыска.

Тем не менее, и в оппозиционной среде Холмс эксплуатировался в политических целях. В стихотворном фельетоне «Бой-кота» (О. Н. Чюминой) Взаимное обучение или Шерлок Хольмс в Малом театре (1905–1906)[12] Холмс бичевал реакционных политиков и публицистов, в серии карикатур, опубликованных в журнале Сверчок, с помощью Холмса высмеивались черносотенные газеты и организации[13], а разоблачитель Е. Азефа В. Л. Бурцев (1862–1942) именовался в газетах «Шерлок Холмсом революции». Некоторые осторожные либеральные замечания позволил себе В. Рудин в новелле Шерлок Холмс: Моя встреча и знакомство со знаменитым английским сыщиком (1907), переизданной позднее под заглавием Загадочное объявление: (Моя встреча с Шерлоком Холмсом)[14]. В России «идет борьба за свободу», заявлял рудинский Холмс русскому гостю; настанет время, когда «свободная Англия подаст руку свободной России»[15]. Вместе с тем, политическая нагруженность образа Холмса оставалась достоянием относительно элитарных культурных слоев и даже в годы расцвета сыщицких «выпусков» едва ли рефлектировалась широкой читательской и издательской массой.

Идеологические копья ломались вокруг Шерлока Холмса и впоследствии: английский сыщик, к примеру, фигурировал в советских пропагандистских фельетонах К. Радека и Д. И. Заславского, в Пропавшей кухарке Р. Волженина[16] издевался над Невиллом Чемберленом, а в фельетоне Дипломат Митька А. А. Дикгофа-Деренталя (1885–1939), участника убийства Г. А. Гапона и соратника Б. В. Савинкова, разоблачал красного дипломата-уголовника[17]. Исключительно интересна невинная на первый взгляд пародия литературоведа и писателя В. В. Сиповского (1872–1930) Двадцатипятилетний юбилей Шерлока Холмса, где воровское чествование великого детектива мало-помалу обретало черты официозного советского собрания с должной «проработкой» и покаянием[18]. Председательствующий, пишет в рассказе доктор Уотсон, называл коллег по ремеслу «товарищами убийцами и грабителями», а один из докладчиков-воров указал, что основная точка зрения моя неправильна, что я стою на устаревшей «идеалистической точке зрения» и совсем не учитываю новых идей «исторического материализма». Это было справедливо. Не умаляя достоинств Холмса, оратор ловко провел идею о значении масс, говорил, по-моему, слишком много о «классовом самосознании». Закончил он свой доклад перечнем фактических ошибок, которые я допустил в своих очерках, слишком субъективно представив деятельность Холмса.

Занятно, что и в 1985 году, на заре «перестройки», Холмс и Уотсон продолжали обсуждать в советской прессе бедственное положение британских безработных[19].

Предпринимались и попытки, так сказать, объективной апологетики Холмса. В 1904 г. психиатр М. М. Маевский (1871–1954) опубликовал брошюру Конан-Дойль: «Приключения сыщика Шерлока Холмса», в которой превозносил методы наблюдения и дедукции британского сыщика[20]. Немного позднее дедуктивным способностям и личным качествам Холмса пели дифирамбы педагог В. Н. Сорока-Россинский (1882–1960) и философ Н. О. Лосский (1870–1965)[21].

В 1905 г. Шерлок Холмс впервые ступил на русскую землю. Первый выявленный исследователями и собирателями русский пастиш, подписанный криптонимом «К. Н. В.» непритязательный рассказ Шерлок Холмс в России, зародился в стане охранителей и был напечатан в иллюстрированном приложении к суворинскому Новому времени 8 (21) января 1905 г. — за день до Кровавого воскресенья и начала революции.