Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Дочь лесника (СИ) - Казьмин Михаил Иванович - Страница 52


52
Изменить размер шрифта:

Ну что ж, генерал в своем праве - особу императора представляет тут именно он как главнокомандующий. Но видя, что Штудигетт не закончил, я не стал убирать с лица выражение приличествующего моменту внимания. И не ошибся.

- От вас же мне требуется вот что, - генерал хищно усмехнулся, - даяны попросили, чтобы мерасков на их берег перешло поменьше. Просьбу я удовлетворю. На нашем, - Штудигетт первый раз назвал правый берег Филлирана нашим, - берегу никого не оставим, но артиллеристам придется потратить побольше шрапнелей, а воздухоплавателям - бомб. А вы, - на этот раз генерал усмехнулся уже откровенно весело, - потратите побольше слов, призывая войска не расслабляться и не проявлять излишней жалости. Если что, супруга вам поможет. Передайте госпоже Миллер это как мою личную просьбу.

А что, и передам. Лорке, пожалуй, такое внимание со стороны аж самого командующего приятно будет...

Глава 29

Да уж, много чего успел я на этой войне повидать. В бою сам поучаствовал, постреляв из глубины пехотного каре, конный бой видел вблизи, на походный быт вообще так насмотрелся, что надоело уже до не знаю какой степени... Недавно вот довелось видеть, как работает артиллерия. Генерал Штудигетт взялся исполнять договоренности с даянами, и две батареи получили приказ обстрелять один из бродов в момент прохождения большой толпы мерасков со скотом, повозками и навьюченными лошадьми. Разумеется, наблюдал я это в бинокль с более-менее безопасного расстояния. Звуковое сопровождение было мне по этой причине недоступно, но я так и представлял, как орут и вопят мераски, ржут лошади, блеют овцы, как глухо хлопают над ними шрапнели, раскрываясь смертоносными цветами, как свищут стальные шарики, как они с мерзким чавканьем и хрустом впиваются в живую плоть, как трещат ломающиеся повозки... В общем, то что я видел, очень способствовало развитию творческой фантазии на тему звуковых эффектов. И хорошо, что живьем я их не слышал, на фиг такое счастье. А без этих звуков в бинокль все выглядело не так уж и страшно - ну, падают люди и лошади, ну, пытается кто-то сойти с линии смерти, в которую превращается брод, и беспомощно барахтается в воде. Недолго, впрочем, барахтается - вода-то холодная...

Разок видел в действии ракетную батарею. Ну прям как 'катюши' в военной кинохронике! Помню, в одной книге попалась на глаза картинка с изображением ракетного станка наполеоновской эпохи. Убожество, блин, какое-то - здоровенная тренога с одной-единственной ракетной трубой. У нас тут все по-взрослому - на станке типа пушечного лафета шестнадцать труб в пакете четыре на четыре. Полный залп идет за четыре секунды, про эффекты я уже говорил, но повторюсь - огненные хвосты и душераздирающий вой не отличить от Второй мировой в нашем мире. На мерасков, как я понимаю, ракетное оружие воздействовало самым деморализующим образом, да еще для усиления этого воздействия Штудигетт приказал использовать ракеты по возможности в темное время суток. Приказ этот лишал меня возможности рассмотреть даже в бинокль, что происходит с мерасками под таким обстрелом, так что тут приходилось надеяться только на фантазию.

Насмотревшись на все это, я подал на имя генерала Штудигетта рапорт с предложением ограничить, вплоть до полного прекращения, артобстрелы и бомбардировки при прохождении бродов стадами скота и повозками, в которых мераски везли свои семьи и пожитки, и, наоборот, стрелять и бомбить на пределе возможностей, когда броды заполняются всадниками, то есть мужчинами. Руководствовался я не только и не столько элементами (или уже остатками?) принятых в мое время понятий о гуманизме на войне, сколько сугубо прагматическими соображениями, которые и изложил в рапорте. Чем меньше среди выживших мерасков останется мужчин, тем быстрее даяны разберут себе их женщин, а с учетом патриархальности кочевников дети от смешанных браков вырастут именно даянами, а никак не мерасками. И тогда потерявший свою землю народ исчезнет, и некому в следующих поколениях будет стремиться к мести или, не к ночи будь сказано, восстановлению исторической справедливости в их понимании. Считайте меня хоть людоедом, но уж согласитесь, по сравнению с известным приказом генерала фон Трота мой рапорт - просто эталон гуманизма. (1)

Генерал Штудигетт моими соображениями проникся и уже позавчера войскам поступил соответствующий приказ. В нем, правда, отдавался на усмотрение командиров вопрос о том, как поступать со смешанными колоннами из всадников, повозок и скота, зато Штудигетт распорядился отпустить из плена всех женщин и детей мерасков, и велел им передать своим вождям обещание не стрелять, когда реку будут переходить только стада и повозки.

Я, понятно, тут же накатал и оперативно отправил на телеграф пафосную статью о том, что Империя с женщинами и детьми не воюет, всячески расписывая неизмеримое человеколюбие генерала и скромно умалчивая о том, какую роль в таком торжестве гуманизма сыграл я сам, как и о том, для чего на самом деле все это было затеяно.

Впрочем, численность мужчин у мерасков стремительно сокращалась и без обстрелов бродов. Несколько раз мераски пытались атаковать нас, уж не знаю зачем - то ли вырваться обратно в степь хотели, то ли старались выиграть время для переправы... Как я уже говорил, против превосходства в огневой мощи не пляшут ни личная храбрость, ни упорство обреченных, да вообще ничто не пляшет. Канониры ставили шрапнели на картечь - и пехотинцам оставалось только давать дружные винтовочные залпы, пока перезаряжали орудия, до штыков так ни разу и не дошло.

(1) Адриан Дитрих Лотар фот Трота (1848-1920) - германский генерал, в 1904-1905 гг. главнокомандующий и губернатор в Германской Юго-Западной Африке (совр. Намибия). Руководил подавлением восстания племени гереро в 1904 г. В ходе восстания был момент, когда гереро укрылись от немцев в пустыне. Быстро осознав свою ошибку, они пытались выходить из пустыни, но немецкие войска встречали их огнем. И тогда фон Трота издал приказ, с одной стороны, прямо запрещавший стрелять в женщин и детей гереро, поскольку это несовместимо с солдатской честью, а с другой стороны, предписывавший вести огонь поверх голов и разъяснявший эффективность таких действий для того, чтобы загонять гереро обратно в пустыню. То есть гуманизм фон Трота проявил исключительно по отношению к своим солдатам, избавив их от мук совести за убийства женщин и детей, все равно обреченных на смерть в пустыне.

В общем, и насмотрелся я всякого, и поучаствовал во многом, осталось попробовать только одно - полет на дирижабле с видом на войну сверху. Нет, разумеется, про дирижабли на войне я писал, но со слов либо самих воздухоплавателей, либо армейцев, видевших их работу с земли, а вот самому полетать так пока и не пришлось, хотя, конечно, очень-очень хотелось. Но мечты иной раз имеют свойство сбываться, и сейчас я как раз направлялся к месту, откуда вылететь к долине Филлирана должен был малый дирижабль, по документам числившийся под номером тридцать седьмым, но своей командой именовавшийся 'Селли'. Почему-то официально имперские дирижабли имели только номера, а неофициально командиры давали им почти исключительно женские имена.

Впрочем, а почему это 'я направлялся'? Направлялись мы втроем - я, Лорка и мой денщик Бенте. Отговорить Лорку от полета на дирижабле я решительно никаких способов не видел, а Бенте должен был забрать наших лошадей, а потом привести их обратно.

Предстоящий полет вызывал во мне двойственные чувства. С одной стороны, на колбасе, наполненной водородом (с его-то легковоспламеняемостью!) попасть на небеса можно было в том самом смысле, в каковом делать этого совершенно не хотелось бы, что, честно говоря, пугало. С другой - у нас же цеппелины летали на водороде аж до конца тридцатых годов и ничего, катастрофы с пожарами не так уж часто и случались. Про 'Гинденбург' не надо, точно известно, что это была диверсия. Зато Лорка, не отягощенная такими познаниями, перспективе подняться в небо искренне радовалась. Да уж, точно говорят: 'Меньше знаешь - крепче спишь'. Впрочем, чем дальше, тем больше лоркина радость передавалась и мне. А что? Война скоро закончится, мерасков за Филлиран выгоним, мы с Лоркой вернемся ко мне в Вельгунден... Ну вот как тут не полетать на дирижабле? Потом же всю жизнь жалеть буду!