Дочь лесника (СИ) - Казьмин Михаил Иванович - Страница 38

Короче, в поезд я садился в несколько расстроенных чувствах. Но вокзальная обстановка, как я заметил еще на Земле, довольно неплохо утихомиривает всяческие отрицательные эмоции, так что и сейчас грусть и печаль быстро сменились предвкушением всего нового, что предстояло мне в этом моем путешествии. Как-никак, я поднялся на новый уровень - теперь моя работа предполагала куда больше самостоятельности, впрочем, и ответственности тоже. Ну да ничего, расти, так уж расти. На ум пришло, что я сейчас напоминаю персонажа какой-то компьютерной игры. Прошел один уровень, поднялся на следующий и так далее. А что делать, если вся наша жизнь такая - сначала ходишь в детский сад, потом в школу, в институт, на работу, и на каждом уровне свои цели, условия, да еще и своя внутриуровневая градация? По крайней мере, сейчас я буду работать сам по себе, без пригляда и подсказок того же Петрова-Кройхта.

В поезде ничего запоминающегося не произошло. Положение, мною сочиненное, утвердили даже в неполном виде, спасибо связям 'золотых орлов', так что приходилось дописывать и шлифовать его, что называется, на ходу, чем я и занимался всю дорогу. И вот, наконец, поезд прибыл по назначению. Что же, здравствуй, Коммихафк! Второй раз здравствуй...

От того Коммихафка, который я помнил, город в нынешнем своем виде заметно отличался. Его улицы стали куда более многолюдными, хотя предстоящая осенняя ярмарка тут явно была ни при чем - основу непривычного многолюдья составляли военные. Впрочем, я и сам еще в поезде переоделся в мундир, так что если чем и выделялся на городских улицах, то тем лишь, что мундир у меня был парадным, в отличие от почти всех встречавшихся мне офицеров - мне же надлежало представляться начальству по новому месту службы. Носить мундир оказалось делом не таким уж и обременительным, все-таки к одежде из сукна я тут успел привыкнуть, зато сабля раздражала изрядно. Приходилось все время придерживать ее рукой, да и ходить надо было аккуратнее. Да уж, запутается эта железка в ногах - и конфуз будет тот еще! Хорошо хоть, что путь от станции до центра здешнего милитаризма я проделал на извозчике, так что и с саблей проблем не было, и постоянно козырять встречным офицерам не пришлось.

Генерал от кавалерии Штудигетт занимал со своим штабом типичный для Коммихафка трехэтажный дом с первым этажом из кирпича и двумя верхними из бревен в центре города, прямо напротив уездной управы. Сразу же выяснилось, что на представление генералу имеется немалая очередь, среди которой я неожиданно для себя оказался старшим по званию. Однако же команду 'вольно!' после того, как господа офицеры, дружно встав по стойке 'смирно', меня попривествовали, а я им ответил, отдал не я, а капитан-артиллерист, поскольку я как военный чиновник отдавать приказы строевым офицерам не имел права, а среди них старшим был именно он. Ожидание своей очереди отняло у меня час с лишним времени, которое я использовал для рассматривания господ офицеров, стараясь при этом не выходить за рамки приличий. Толстенный альбом с описанием имперской военной формы я успел внимательно просмотреть еще до отъезда из Вельгундена, так что ориентировался в мундирах и знаках различия вполне уверенно. Приема у генерала ожидали представители почти всех родов войск - пехотинцы, кавалеристы, артиллеристы, саперы. Не было лишь офицеров воздушного флота - у них, скорее всего, имелось собственное начальство, которому они и представлялись где-то в другом месте.

Генерал Штудигетт оказался невысоким худощавым мужчиной моего примерно возраста, кареглазым брюнетом, обладателем усов а-ля кайзер Вильгельм и бородки-эспаньолки, придававших ему вид лихой и задиристый, что, в общем, для кавалериста нормально. Но вот внимательный, я бы даже сказал, цепкий, и умный взгляд говорил о том, что этот, в прошлом, несомненно, лихой рубака сейчас вполне заслуженно находился на должности командующего крупной войсковой группировки, призванной решить задачу исторического значения.

Поскольку при нашей беседе присутствовал генеральский адъютант, я испытывал некоторые опасения, что вскользь брошенное генералом определение полевого осведомительного отряда, каковой я в данный момент представлял пока что в единственном числе, как 'взвода борзописцев' уйдет за пределы этого кабинета и прилипнет к отряду в виде прозвища. Уже самое ближайшее будущее показало, что мои опасения были не напрасны. Помимо получения нового имени еще не сформированным подразделением, моя явка по начальству имела следствием направление меня на квартиру и выделение мне первого непосредственного подчиненного - нестроевого рядового Бенте, на какового возлагалась обязанность служить моим денщиком. Что ж, вот и первое преимущество моего нового положения...

Квартировать меня определили в доме госпожи Броальт, молодой еще купеческой вдовы. Нам с денщиком досталась на двоих довольно просторная комната, еще три комнаты были зарезервированы для размещения других офицеров. Договорившись с хозяйкой о размере оплаты за жилье и стол, я заплатил ей за две недели вперед, после чего, поручив Бенте озаботиться решением иных бытовых вопросов, отправился почти туда же, откуда только что пришел - в уездную управу, стоявшую, как я уже говорил, напротив штаба генерала Штудигетта.

Уездный советник Манте моему визиту искренне обрадовался, хотя и узнал меня не сразу. Мой рассказ о том, как устроились я и мои товарищи вместе с переданными от них приветами (ну да, придумал на ходу, но вряд ли Николай и Серега с Алинкой, узнав об этом, были бы на меня в обиде) вызвал у чиновника явственную гордость за то, что когда-то он стоял у истоков карьеры таких уважаемых людей. Я, естественно, тут же его за то самое рекомендательное письмо в министерство внутренних дел от души поблагодарил, так что к моей небольшой просьбе господин уездный советник отнесся с полным пониманием и обещал выполнить ее в лучшем виде. Просьба заключалась в том, чтобы как только в городе появится имперский лесничий Корнат Триам (а Манте узнает об этом одним из первых, потому что именно в уездную управу Корнат придет за жалованьем перед началом ярмарки), немедля известить меня об этом, отправив посыльного.

Да, решил я все-таки, что год, проведенный здесь без Лорки, хорошо бы так и остался единственным. И не в том даже дело, что не с кем было делить постель - мне не двадцать лет, чтобы это было для меня на первом месте, хотя, конечно же, без этого тоже никак. Просто без Лорика я чувствовал себя не то что просто одиноким, а... не знаю даже, как сказать... каким-то недоделанным, недоукомплектованным, если выражаться на армейском языке. Не хватало, ох как не хватало мне лоркиной смеси из полудетской непосредственности и чисто женской основательности, яркой чувственности и непробиваемой простонародной рассудительности, обильно приправленной тем поражающим нас, мужчин, образом мышления, который мы называем женской логикой! Да, что ни говори, брак без детей полноценным считать нельзя, но... Можно же ребенка усыновить или удочерить, а то и не одного - тоже ведь решение. В любом случае надо встретиться с Лориком и поговорить, а там... Вот почему-то мне казалось, что Лорка такое примет. Ну или просто хотелось в это верить.

Вернувшись на квартиру, я обнаружил, что день встреч продолжается. В мое отсутствие к госпоже Броальт подселили еще двух офицеров, одним из которых оказался... лейтенант, нет, теперь уже ротмистр Киннес! Вот уж кого видеть я был по-настоящему рад!

Впрочем, несказанно обрадовались мы оба, хотя тут же и поспорили, чей именно денщик будет послан за вином, чтобы отметить историческую встречу. Решили вопрос жребием - кинули монетку и ротмистр выиграл. Хозяйка наша, почувствовав запах дополнительных доходов, тут же начала суетиться насчет закуски, а мы предались воспоминаниям да всем положенным после столь длительного перерыва в общении вопросам и ответам. Разумеется, и здесь пришлось выдумать и тут же передать приветы от моих товарищей по попаданству, а заодно и обещать Киннесу в первом же письме переслать друзьям ответные любезности. Киннес, в настоящее время прикомандированный к штабу генерала Штудигетта, рассказал, что погоны ротмистра и эскадрон под командование получил совсем недавно, из-за того, что на повышение в другой полк ушел бывший эскадронный командир ротмистр (то есть, конечно, уже майор) Фоахт, а до того ничего нового и интересного в его службе не было. На этом фоне мои похождения, о которых я вкратце поведал ротмистру, смотрелись даже поинтереснее, а знак Императорского общества Золотого орла произвел на Киннеса просто неизгладимое впечатление. Не то чтобы офицер был в курсе того, чем общество занимается, но статус императорского говорил сам за себя. В ответ на прямой вопрос я сказал, что общество обеспечивает работу тех, к кому его величество непосредственно обращается за советами в случае таковой необходимости.