Возвращение - Мишин Виктор Сергеевич - Страница 13

– Идем, конечно, заодно и поговорим… – произнес я так загадочно, что Петруха вперился в меня своим ментовским взглядом с еще большей силой.

– Ты мне что-то хочешь рассказать? Я имею в виду то, что ты мне не стал говорить там, на фронте, а ведь хотел, я по глазам видел!

– Да, не буду скрывать, очень хотел. Петь, ты помнишь мою историю о появлении в составе группы окруженцев?

– Ну… – Петя как-то напрягся.

– Расслабься, не засланным я был, успокойся, – похлопал я друга по плечу. – Тут другая история…

– Пойдем на лавочку, – мы уже вышли из дома и Петя указал мне в сторону набережной.

– Идем, – кивнул я.

Усевшись на лавочку, надо же, а ведь они здесь простоят как минимум лет сорок, только доски менять будут, сами-то лавочки литые, из чугуна, мы продолжили наш разговор. Я не знал, как начать, с чего, поэтому ляпнул то, что показалось на тот момент подходящим.

– Хорошие лавочки.

– Да, красивые. Их еще при царе установили, так и стоят. – Вот, друг сам мне помог.

– Ага, еще лет сорок точно простоят, – улыбнулся я.

– Ну, а почему бы и нет, наверняка простоят, – Петя не «въехал» в мою «игру» и просто поддакивал.

– Вот именно, Петь, что не наверняка, а точно простоят, – меня смешил этот разговор. Два человека, крепко подружившиеся на фронте и не видевшиеся очень давно, сидят и разговаривают о лавочках.

– Да нехай себе стоят, о чем ты вообще? – и тут что-то блеснуло в глазах у друга. – О лавочках это для начала, да?

– Помнишь, как тебя интересовало то, когда кончится война?

– Да я бы по-другому сказал, – скривился друг, – помню, как ты, довольно равнодушно так, сказал мне как-то, ранили тебя тогда в очередной раз, что воевать еще больше двух лет. Я тебя тогда подловил, ты разгорячен был после боя, наверное, не заметил, как сказал…

– Что именно?

– Что война кончится в мае, причем и год угадал.

– Ага, и это тоже.

– Сань, говори, я ж сейчас весь изведусь. Как, откуда ты столько знаешь? Или знал? – А я вдруг решил шутить дальше, испытывая терпение друга.

– Мологжане бывшие не достают? – В Рыбинске перед самой войной город Мологу затопили, устроив Рыбинское водохранилище. Так вот те бывшие жители города даже через пятьдесят лет все ноют и ноют.

– Чего? – явно сбился с мысли Петя.

– Чего, ты глухим, что ли, стал? – смеясь уже не скрывая, спросил в свою очередь я.

– Это ты сейчас о чем? – членораздельно, чуть ли не по слогам произнес Петр.

– Не бери в голову, просто ляпнул. Скажи мне, дружище, как тебе рассказать то, что я хочу?

– Ни фига ты вопросики подкидываешь! А я почем знаю? Говори уж как-нибудь, надоело твои загадки решать! – едва не матерясь, выпалил Петр.

– Просто, если я рубану тебе все вот так, в лоб, ты просто охренеешь и убежишь, да еще и «скорую» мне вызовешь. А я в дурдом не собираюсь.

– Сань, ну не томи, обещаю, дослушаю до конца!

– Петь, ты здесь родился? – заглянул я в глаза друга.

– Да, я ж рассказывал, – машинально кивнул он.

– Я тоже…

– Ты же не помнил ничего о себе, контузия. Что, и голову вылечил… – тут Петя и споткнулся.

– Ага, понял, наконец, куда клоню?

– Ты ничего не рассказывал, постоянно отмахивался от всех…

– А историю с наградами напомнить?

– Ты не хотел, чтобы тебя награждали! – он четко вспомнил то, что я и хотел от него услышать.

– Ты не думал, почему?

– Ну, ты же объяснял, что удача отвернется, сглаза боялся, хоть мне и смешно было такое слышать.

– Петь, я тоже родился в твоем городе… в восьмидесятом году.

– Чего? Тебе же не шестьдесят восемь лет!

– Ага, в тысяча девятьсот восьмидесятом… – и я взял паузу, чтобы вдоволь насмотреться на смешное выражение лица моего сослуживца-однополчанина.

Мы молчали минут двадцать, я уже начал переживать, что Петя ищет предлог, чтобы сбегать за «скорой помощью», когда он наконец оттаял.

– Так, б…, теперь-то все и сходится! – воскликнул наконец Петя. – Ты как ясновидящий, да?

– Ой блин! – выдохнул я. – Я был о тебе лучшего мнения как о следователе.

– Сань, ты чего, всерьез? – Видя, что я и не думаю улыбаться, он вдруг вскочил. – И ты молчал??? Ты столько времени молчал, гад!

– Поэтому и не говорил, что боялся именно такой реакции. Если бы мной заинтересовались «органы», как ты думаешь, я был бы еще жив? Вот только правду говори!

– Ты знал о войне, о победе, о жизни вообще!!! Ты же мог помочь…

– Кому? Петь, ты себя слышишь? – спокойно ответил я.

– Да как это кому? Рассказал бы политруку, Нечаеву, мне, наконец! Уж довели бы куда следует!

– Ты и правда побежал бы сдавать меня, зная, что больше не увидишь?

– Почему не увижу? – не понял тот.

– А ты подумай! Кто выпустил бы обладателя таких знаний на волю? – Теперь Петя молчал полчаса, я по часам заметил. Когда он очухался, глаза его стали другими.

– Саш, – ого, теперь и тон сменился, – сколько ни думаю, все равно склоняюсь к одной мысли… Ты неправ был, да и сейчас неправ. Твои рассказы о будущем, о сражениях, голоде, могли спасти кучу людей!

– А может, погубили бы еще больше?

– Почему?

– Да потому, Петь, что природа, она не терпит нашего вмешательства, все равно поставит все на свои места. Ты вот вроде думал, а начни сначала. Вспомни хотя бы переправу.

– Я-то помню, еще бы забыть! – Тогда я спас его, вытащив во время бомбежки из воды. Этот горе-следак даже плавать не умел. Вот, сидит сейчас, вижу, что в шоке, значит, сообразил.

– Не стало бы меня, а значит, и дочери, и всего того, что вокруг меня…

– А теперь представь, сколько таких, как ты, умерло бы, сколько осталось бы в живых? Ты уверен, что потеряв управление страной в самый разгар войны, наша власть выиграла бы эту самую войну?

– Победил народ! А вообще, Сань, чего-то это совсем для меня много. Мне надо все осмыслить…

– Да нет, теперь уж слушай, братушка! – я был серьезен как никогда, разговор выходил очень тяжелым. – Меня берут в разработку особисты, переправляют дальше по инстанциям, это в лучшем для меня случае, могли бы и просто шлепнуть, сочтя за бред весь мой рассказ. Дальше что? Вытряхивая из меня показания, дошли бы и до смерти вождя, и до сведений о нашей партийной верхушке. Сталин сразу захотел бы убрать тех, кто повинен как в его смерти, так и в будущем развале страны.

– Это еще о чем? – вид у моего друга был еще тем.

– А ведь те люди сейчас активно размножаются и делают свой, неважно какой, но это тоже вклад в развитие и историю страны, – продолжил я, не обращая внимания на Петины вопросы. – Вот тебе самый простой пример, ты так быстрее сообразишь. Даже не буду брать дивизию, не то что страну. Смотри сюда… – Петя внимательно глядел на меня, глаза выражали смешанные чувства.

– Ну, говори!

– Рассказал бы я, например, ротному, или нет, даже взводному…

– Да вот хотя бы Нечаеву мог рассказать!

– Слушай дальше. Я рассказываю ему, что таких взводов, как наш, в Сталинграде за осень и зиму погибнет не одна тысяча, а те дома, которые мы отбивали с такими усилиями и потерями, будут переходить из рук в руки несколько раз.

– И?

– Стал бы он так упорствовать, захватывая их, зная, что погибнет и все это бессмысленно? Стал бы стоять там, где все равно отступили через день?

– Не знаю…

– Да не стал бы, Петь. Обреченность – это такая зараза, что хуже нет. Я ведь вначале, вспомни, вообще был равнодушным ко всему, потому как знал, что будет.

– Теперь мне многое стало ясно. А как же твои геройские вылазки?

– Петь, ну какие геройские? Вот Павлов да, смог сколотить тогда свой взвод и сражаться. А я что?

– Ну как же, и разведка, и захваты домов…

– Так я же ходил туда, где действительно можно было как-то уколоть фрицев. Посильнее уколоть. Плюс я развил тогда такую активность еще по одной причине…

– Сань, ну говори же, я же сейчас лопну от нетерпения! – Петруха аж подскакивал на месте.