РПЛ 3 (СИ) - Заболотская Мария - Страница 21

-Так будет не всегда, Йель, - демон смотрел холодно, и от тоски по его прежнему сочувствию мне стало едва ли не страшнее, чем в проклятом лесу. – Придет время и ты сама скажешь ведьме, что мальчик ей больше не принадлежит. Но до того ты должна бороться за него изо всех сил, иначе слово твое потеряет вес.

От слов этих что-то внутри надорвалось – словно Хорвек только что бросил меня, оставил одну в том лесу. Я не могла понять, отчего сегодня он так безжалостен со мной, и впервые осознала, что до сих пор не чувствовала себя одинокой в своем удивительном и страшном путешествии, какие бы бедствия и опасности не встречались на моем пути.

С того дня я спала в покоях Хорвека. Слуги немедленно разнесли по столице весть, что заезжий чародей по ночам следит за тем, чтобы из его противоестественного творения не сбежала душа – не иначе, как украденная у самоубийцы или другого нечестивца.

Сны мои становились все мучительнее: от холода, приходящего вместе с ними, не спасали ни одеяла, ни грелки, ни огонь, пылавший в каминах день и ночь. Каждое утро стены оказывались покрыты изморозью, а слуги ворчали, торопясь убрать тающий на полу снег. Едва только солнце начинало клониться к закату, мне хотелось плакать от страха: близилось время очередного путешествия по ледяной душе ведьмы. Иногда мне казалось, что теперь и моя душа похожа на этот безмолвный заснеженный лес. Я разучилась улыбаться и не помнила, когда в последний раз смеялась.

Иногда мне удавалось увидеть Мике, но ни разу он не ответил, не подал знак, что слышит меня. Меня пугали его глаза, ставшие бледно-голубыми, почти прозрачными.

-Что с ним, Хорвек? – спросила я как-то, не в силах забыть этот бездумный взгляд.

-Рыжая чародейка играет с ним, - сказал он равнодушно. – Ей кажется, что мальчик в полной ее власти, а маги никогда не могут устоять перед соблазном поразвлечься с теми, кто отдан в их руки. Им нравится изменять людскую природу, и видеть в рабах не просто обреченных людей, но свои собственные творения. Возможно, она ради забавы напоила его кровью оборотней или каким-то иным ядом.

-Она отравила его!.. – в ужасе промолвила я.

-Он не умрет, но прежним ему не быть. Да и кто из нас останется таким, как прежде… - Хорвек посмотрел на меня с безмерной усталостью, признаки которой я замечала в нем все чаще. – Однако, главное останется неизменным – мальчик принадлежит тебе.

Малодушное сожаление охватило меня – бороться за Мике оказалось нелегким делом. Я никак не могла уразуметь, что же получу в итоге, и отчего Хорвек считает это столь важным.

Дневная жизнь, столь непохожая на мир моих снов, тем временем шла своим чередом. От усталости и недомогания мне порой не хватало сил для того, чтобы отличить один день от другого, да они и в самом деле были теперь одинаковы.

Престарелая госпожа Аркюло стала частой гостьей в нашем доме, отвоевав право считаться приближенной к Хорвеку. Наверняка хитрая старуха полагала, будто ее помощь, время от времени казавшаяся мне чрезмерно покровительственной и настырной, когда-нибудь будет оценена по достоинству. Именно она стала зачинательницей новой традиции – теперь в нашем доме по вечерам собирались все те же гнусные людишки, ищущие выгоды от знакомства с колдуном. Разумеется, речь шла отнюдь не о высшем свете столицы, которому не с руки было открыто якшаться с иностранцем невесть какого роду-племени. Однако к нам время от времени решались заглянуть горожане из числа зажиточных и уважаемых. То ли от скуки, то ли сохраняя толику здравомыслия, многие из них приходили в масках, словно от зорких глаз всезнающей госпожи Аркюло можно было скрыться при помощи эдакой безделицы. Таинственность приумножалась сама собой, маня все новых и новых гостей, желающих приобщиться к самой модной забаве этой зимы.

Иногда я думала, что демон, не всматриваясь в имена, небрежно подписывает без разбору все пригласительные письма, составленные все той же госпожой Аркюло. Ему не было дела до того, как назовется очередной визитер, трясущийся от страха и восторга перед дверью нашего дома, а старуха упивалась призрачной властью, данной ей в этом доме. Я боялась ее точно чумы и старалась ничего не есть, пока она находилась поблизости: со старой отравительницы сталось бы подсыпать что-нибудь дрянное в еду. Хорвека она в меру сил своих боготворила и не причинила бы ему вреда, но меня откровенно недолюбливала. Быть может, это происходило из ревности, ведь мы с нею были единственными женщинами в этом доме, не считая челяди – пока что наш порог решались переступать одни только мужчины, пользовавшиеся на Юге гораздо большей свободой передвижений. Я, как существо колдовское, могла себе позволить не знать о правилах приличия, ну а госпожа Аркюло была слишком стара для того, чтобы бояться себя скомпрометировать. Но даже в этом иссохшем злом сердце нашлось плодородное место для ростков свежего сильного чувства: разумеется, то была ненависть, и направлена она была на меня.

Сборища в нашей гостиной, где она самовольно брала на себя роль распорядительницы, избавляли меня на время от ее пугающего общества, но утомляли едва ли не сильнее. Я тяготилась вниманием, которое мне оказывали все эти господа, только и ждущие того, что я обращусь в прах на их глазах, и старалась спрятаться от взглядов. Разговоры по вечерам велись прескучнейшие – вспоминали недавнюю комету, вполголоса обсуждали старые пророчества да пересказывали сплетни о событиях, которые выглядели достаточно мерзкими для того, чтобы счесть их колдовскими. Хорвек с деланной благосклонностью выслушивал рассуждения своих гостей, изредка роняя пару-тройку слов, в которых собравшиеся неизменно находили бездну смысла и пару десятков намеков на нечто значительное и тайное.

Случалось, однако, и так, что я задерживалась у большого камина в гостиной, закутавшись с головы до ног в теплые одеяла – из-за постоянной слабости меня одолевала болезненная дремота. Борясь с нею изо всех сил, краем уха я слушала привычную чушь и отчаянно мечтала о том, чтобы ночь, несущая с собой страшные ледяные сны, никогда не наступала.

-…Белая ведьма! – вдруг сказал ясно кто-то, и разговор, сливавшийся доселе в неразборчивое бормотание, стих, словно всех до смерти испугали эти слова.

-Да, Белая ведьма Юга, господа, - упрямо повторил невидимый для меня господин. – Разве не о ней мы должны прежде всего говорить, когда речь заходит о грозных пророчествах?

Отчего-то мне показалось, что эти слова важны, и я незаметно повернула голову в сторону стола, за которым велась эта беседа.

В тот вечер гостей было не так уж много – не более десяти человек. О ведьме вспомнил пожилой толстяк, часто бывавший в нашем доме. У Хорвека он пытался разузнать, с помощью какой хитрости возможно всегда оставаться в выигрыше. Страсть к картам почти сгубила беднягу, и я не раз отмечала, с каким неподдельным аппетитом он ужинает: должно быть, у него не хватало денег даже на сносную еду, да и щегольская одежда его давно требовала починки.

Всех всполошили его слова о Белой ведьме. Эта история до сих пор считалась в Астолано слишком темной для того, чтобы говорить о ней вслух в приличном обществе – пусть даже его представители в преглупейших черных масках сидели сейчас вокруг стола, с надеждой и страхом взирая на того, кого они хотели считать чародеем. Раздались восклицания: «Ну это вы хватили, Боргело!», «Чушь для простонародья» и «Не к ночи поминать!».

-Но ведь ей почти удалось! – не отступал Боргело. – В пророчестве сказано, что Югом однажды будет править маг. И тогда многие считали, что Белая ведьма – именно та, о ком говорилось в старых преданиях.

-Все же это лишнее, - сказал кто-то другой с явной досадой. – Мы здесь собрались для того, чтобы говорить о тонком мире, о чудесных явлениях… А Белая ведьма… Ну, Боргело, вы же сами понимаете! Это дело более политическое, чем колдовское. Мы все здесь превеликие грешники, - тут раздалось дружное хихиканье, - но политика… к черту политику, вот что я скажу!