Оберон - 24. Трилогия (СИ) - Машков Александр Иванович "Baboon" - Страница 7

Здесь можно только вручную. Нас вообще посылают туда, где надо копать с осторожностью. Считают, что наших сил не хватит, чтобы что-то сломать необратимо.

— Долго практика будет длиться? Потом что, в школу? — Катя кивнула:

— Да, уже через месяц в школу. На Луну — 46. — Катя опять сморщилась, — В школе все считают дни, когда отправят на практику, на практике считают дни, когда она кончится. Все надеются на каникулы, на отдых на нормальной планете, где можно ходить без скафандра. Говорят, есть такие планеты, где можно в море купаться голышом. Но это, наверно, сказки, или на таких планетах живут только настоящие люди…

— Катя… — я протянул руку и хотел утешить девочку, погладив её по плечу, как внезапно уткнулся лицом в стол. Катя заломила мне руку.

— Ну что ты делаешь?! — взмолился я, пытаясь вырваться из захвата. Стало ещё больнее.

— Никогда не дотрагивайся ко мне! — шипела Катя, — Руку сломаю, доходяга!

— Пусти, нужна ты мне, дикая кошка! — девочка отпихнула меня, я не удержался, и упал на пол.

— Ещё бы чуть, сломала бы! — жаловался я, потирая пострадавшую руку.

— Подожди, сейчас придут на обед ребята, я им скажу, что ты меня обижал.

— Я тебя обижал?!

— Конечно ты. Здесь же больше никого не было! Ты опасен для общества.

— Ты так шутишь, Катя?

— Какие шутки, Тоня, я тебя ненавижу, — тусклым голосом сказала Катя. Мне стало неуютно.

— Скажи, Катя, у вас за убийство не наказывают?

— За убийство наказывают, за несчастный случай — нет.

— У вас несчастные случаи были?

— Был, с тобой. Жаль, неудачный.

— Может, удачный? Я ведь теперь совсем другой человек, — попытался оправдаться я.

— Какая разница, внешне-то ты не изменился!

— Тебе не нравится, как я выгляжу? Но это с возрастом пройдёт!

— Дурак ты, Тоник! — Катя поднялась и ушла, где-то открылась и закрылась дверь каюты.

Я сидел на полу, и ничего не понимал.

С трудом поднявшись, я сел за стол, и, от нечего делать, осмотрел кают-компанию. Как и всё на станции, мебель здесь трансформировалась по желанию посетителей. Сейчас она выглядела, как стол в кают-компании парусного судна: один большой стол, во главе которого сидит капитан, за его спиной на стене висит штурвал, рында, старинные приборы, вроде подзорной трубы, компаса, сектанта, большие корабельные часы, разделённые на 24 деления. Тикают. На отдельной тумбочке стоит хронометр, на стенах развешаны карты доколумбовской эпохи, картина парусного судна. Наверное, фрегат, похож на «Палладу». Иллюминаторы здесь закрыты, вместо них ряд небольших, корабельных, в которых видно голубое небо с белыми облаками. Поглядев на облака, почувствовал небольшую тошноту, и понял, что пол покачивается.

Перевёл взгляд на экран, где ребята и девчата, в облегающих скафандрах, приобретших светло-салатный цвет, роются в развалинах. Причём заметил, что на девочках — розовый поясок, а на мальчиках — голубой. Иначе я перепутал бы их. Только, зачем их различать? Чтобы правильно распределить на работы?

Вполне возможно, гермошлемы зеркальные, защищают лица от слепящего солнца.

Интересно, почему Антон снял шлем? Не верю, что его до того достали, что он решил покончить жизнь самоубийством. Какая-то другая причина этому есть.

Давно хочу в туалет. Пробовал расстегнуть комбинезон, не получается. Звать Катю не хочу, снова получу на орехи, может и руку сломать. Какие здесь девочки агрессивные! Вот что я им сделал?! То Васька лупила мня, почём зря, теперь Катя. Катя мне понравилась… сначала. Оказалось — дикая кошка!

Стал непроизвольно злиться, ещё раз осмотрел кают-компанию, и переделал её в советскую столовую!

Сам не понял, как получилось, смотрю: обшарпанные колченогие столы, в количестве шести штук, возле каждого, стулья из той же эпохи.

Посмотрев на это великолепие, решил накинуть скатёрки и поставить на них приборы со специями.

Получилось. Вместо иллюминаторов появилось широкое окно с городским пейзажем за ним, дальше колыхалось море. Так, сделаем персональное место для наставницы. Хороший дубовый стол кресло, как трон. Вот так гораздо веселее!

Глянув на экран, увидел, что ребята уже собираются на обед. И тут услышал сзади себя какой-то звук.

Оглянувшись, увидел Катю с глазами в пол-лица, замершую посреди кают-компании.

— Ты что наделал! — завопила она, — Немедленно переделывай обратно!

— Я не помню, как было! — признался я.

— Нам сейчас попадёт от Василисы! — захныкала Катя, — Я тебя придушу!

— Ты-то тут при чём? — спросил я, — Я наделал, мне и отвечать.

— Тебя она не тронет, зато на мне отыграется по полной! — заломила руки Катя. — Я же отвечаю за тебя сегодня! Ты у нас без памяти, сам не ведаешь, что творишь!

— Тебе не нравится? — спросил я девочку.

— Мне? Мне нравится! Василиса меня порвёт! Она тот антураж неделю придумывала!

— Восстановит! — пожал я плечами, — Наверняка записала где-нибудь в память.

— Ладно, — немного успокоилась Катя, — но, если мне попадёт, получишь у меня!

— Хорошо, Катя, только не очень больно!

— Это, как получится! Уже заходят! Поздно переделывать. Давай на столы накрывать!

Мы кинулись к кухне-автомату, Катя стала вынимать оттуда блюда, я — расставлять их по столам, следуя инструкции и распоряжениям, отдаваемой по ходу дела Катей. Неплохо мы сервировали столы, особенно стол Василисы. Я напрягся, и поставил ей на стол букет цветов. Не знаю названия, какие получились. Катя, при виде цветов, тоже напряглась и отвесила мне леща, когда я наклонился над ними.

— Уй! — зачесал я затылок, и тут вошли ребята. Сначала они замерли, открыв рты, затем бросились к окну, забыв про обед, жадно всматриваясь в пейзаж. За окном ветер качал деревья, чирикали воробьи, противно кричали чайки. Облака двигались по голубому небу.

— Катя! — воскликнула Василиса, — Кто позволил?!

— Это я… — хотел сказать я своё веское слово, но не был услышан.

— Катя, я спрашиваю? Кто позволил ломать мою композицию, кто позволил дразнить ребят земными пейзажами?!

Катя стояла, опустив глаза в пол.

— Будешь наказана, — спокойно сказала Василиса, — времени нет на смену образа, надо обедать. Ребята, отошли от окна, или я его заменю на каменную стену раскопок!

Мальчики и девочки с понурым видом отошли от окна, стали занимать места за столами.

Вдруг один мальчик спросил меня: — Тоник, а в твоей столовой обедать можно только в форме?

— Ну почему? — сказал я, — В моей столовой можно кушать, одевшись, как кому удобно.

— Ура! — зашевелился народ, подрываясь со своих мест и бросаясь в каюты. Только один мальчик, глянув на Василису, остался сидеть в комбинезоне.

Скоро прибежали мальчики, все в шортах, в майках, кое-кто в рубашках — ковбойках, девочки вышли в юбках и блузках, степенно двигаясь. Расселись, поднялся весёлый гомон.

Василиса постучала вилкой по пустому высокому стакану: — Тишина! Кушайте, времени мало, план раскопок ещё никто не отменял!

Все принялись за еду. Как ели наши далёкие потомки? Так же, как и мы: вилками и ложками, иногда пользовались ножами, пили сок из стаканов. Посуда была сделана под фарфор, вилки-ложки — под серебро, или мельхиор.

Мы с Катей прислуживали за столами, наполняя хлебницы, наливая сок, по просьбе ребят подавали чай или компот. Мы будем обедать после того, как всё уберём.

Пообедав, ребята разбрелись по каютам, у них послеобеденный сон, а мы с Катей принялись убирать посуду. Потом сели за разные столы, потому что, Катя так на меня взглянула, что кусок мог застрять у меня в горле. И болит уже всё внизу живота! Сколько можно терпеть!

— Катя, Кать! — позвал я, — покажи, где моя каюта, а?

Катя огляделась вокруг. Возле окна стояли двое мальчишек. Один был в комбинезоне.

— Миша! — позвала Катя, — Отведи этого придурка в каюту, он забыл, где живёт!

Миша, молча, подошёл ко мне, взял за руку, и повёл по коридору. Пройдя мимо всех кают, он открыл неприметную дверцу и впихнул меня внутрь со словами: «вот твоя каюта».