Оберон - 24. Трилогия (СИ) - Машков Александр Иванович "Baboon" - Страница 53

Услышав пыхтение, крикнул:

— Катя!

— Ну что? — недовольно спросила Катя.

— Я полотенце забыл…

— Сходи, — уже язвительно ответила сестра.

— Я мокрый и голый.

— Подумаешь! Ладно, сейчас принесу, — Катя убежала, скоро вернулась:

— Давай скорей, я тоже хочу, а то засыпаю на ходу.

Я быстро вытерся, и уступил душ сестрёнке.

— Как водичка? — спросила она меня.

— Как парное молоко! — не кривя душой, ответил я. Катя открыла воду, и до меня донёсся её визг.

— Ну, Котище, попадись ты мне! Всю воду вылил, тёплую!

Улыбаясь, я пришёл на кухню, где папа уже ставил на стол большую сковородку с жареной картошкой.

— Что там за вопли? — спросил меня папа.

— Катя купается, — засмеялся я.

Скоро прибежала девочка, села рядом со мной, пихнула меня плечом, я её.

— Не балуйтесь за столом! — прикрикнул папа.

— А чё Кот всю тёплую воду вылил?!

— Нечего было спать. Катя, мама предложила тебе остаться дома… — Катя тут же надула губки.

— Тяжело на покосе будет.

— А Костя? Ему не тяжело?

— Ты девочка.

— Не останусь, на покос хочу.

— Ну и хорошо, там работы много. Но смотри, пешком пойдём, а то автобус, то ли будет, то ли нет, пока дождей нет, надо успеть собрать сено, а то намокнет, перепреет, коровка будет плохо есть. Я взял отгулы специально.

Мы согласились с папой, пойдём пешком.

— После обеда Витя обещал приехать, если отпустят.

— Витя?! — воскликнули мы, с восторгом. По старшему брату мы сильно соскучились, он жил в Ливадии, работал на заводе, приходил в гости очень редко, зато всегда приносил с подарки для нас, долго носил, обоих, на руках, счастливо смеясь. Он был очень сильный, наш самый старший брат. Мы всегда радовались его приходу. А ходить к нему в гости одним нам ещё не разрешалось.

Покушав, мы оделись по-походному: надели видавшие виды шорты, футболки, на ноги разбитые кеды. Папа взял большой рюкзак с консервами, хлебом, и всем остальным, чтобы сварить суп. Мы шли налегке.

Вилы и грабли уже были отнесены на покос. Итак, мы вышли.

Мы уже идём по бесконечной дороге, идущей вдоль Лебяжьего озера. Слева от нас тянется пустынный песчаный пляж, за ним синеет море. Впереди дорога встаёт стеной: там подъём.

Интересно, думаю я, как мы там пройдём? Однако, подойдя к «стене», с удивлением вижу, что подъёма почти не видно, очень полого дорога уходит вверх.

Иногда мимо нас проезжают машины, обдавая клубами пыли. Никто не останавливается, автобуса тоже нет. Идти довольно утомительно, но мы с Катей не унываем, потому что вдвоём, нам весело.

Первое время даже бегали, потом присмирели. Шли мы, шли, пока снова слева не показался пляж.

— Первое Камышовое, — сказал отец. Дорога была грунтовой, казалось, проложена она была недавно, свежий светлый камень, разбитый в щебёнку, дорога довольно широкая.

Ноги начали гудеть, но мы с Катей упрямы, делаем вид, что нам всё нипочём, и мы завзятые туристы.

Сзади послышался мощный гул автомобиля. Мы остановились, отойдя на обочину.

Нас догонял чёрный «МАЗ», который мы называли «Буйвол», потому что слева и справа от радиатора были приделаны сверкающие никелем фигурки какого-то быка. Вова говорил, что это зубр, но «Буйвол» больше подходил этой мощной машине.

«Буйвол» поравнялся с нами, обдав мощным запахом солярки, облаком пыли и оглушив нас громким воем дизеля. «Буйвол» остановился, водитель приоткрыл дверцу с нашей стороны, и пригласил внутрь. Мы не стали чиниться, быстро залезли в пропахшую соляркой кабину, сразу уселись, последним залез папа.

— На покос, отец? — спросил водитель.

— Да, пока сухо, солнце.

— Малышей в помощь взял? Какие похожие! Близнецы?

— Да, — с гордой улыбкой ответил папа, ему всегда было приятно, когда нам радовались, — старшие сыновья все заняты, один в больнице, другой в колхозе, третий на практике, четвёртый работает…

— Да, столько сыновей, а на покос, с папкой, только малыши идут!

— Что поделаешь, им тоже надо привыкать.

— Это да! — согласился дядя шофёр, воткнул скорость, двигатель взвыл, и стало не до разговоров.

Ох, и голос у этого дизеля! Как только водитель не оглохнет?! Но лучше плохо ехать, чем хорошо идти! Мы с Катей с восторгом смотрели проносящиеся мимо нас деревья и кусты, повороты, до которых нам было бы топать да топать, быстро оставались позади. Вот и мост через Вторую Камышовую речку. Лысая Сопка приблизилась, чуть ли не вплотную. Её видно было из нашего посёлка, такая она большая. Здесь же было видно, какая она громадная. Почему лысая? На склоне была каменная проплешина, похожая на цифру «5». Сама макушка была свободна от деревьев. По слухам, там находилась артиллерийская батарея.

За мостом нас высадили. «МАЗ» поехал дальше, дымя чёрным выхлопом, а мы пошли по лесной дороге, к лесу. Дальше нам дорогу преградила речка, в топких берегах. Папа снял штаны, положил их в рюкзак, и, по одному, перенёс нас на другой берег. Дальше дорога, постепенно перешедшая в тропу, вела уже по лесу. Пели птицы, сквозь листву светило солнце. Шли мы довольно долго, но всему приходит конец, папа сказал:

— Вот он, наш покос!

Мы увидели обширное поле, устланное рядами высохшего сена. Всё это нам предстояло собрать и скопнить. Собирать будем мы, а копнить, конечно, папа.

Скосил всё это папа, ему помогал Юра, когда ещё был дома. Жаль, что его нет дома, он тоже любит нас, особенно Катю, в которой буквально души не чает. Всегда говорит мне, чтобы не обижал Катю. Мне кажется, он завидует мне, что я её близнец, что мы постоянно вместе.

Сначала мы решили сварить суп. Папа дал мне котелок и отправил на ручей, за водой.

— Иди по этой тропинке, там, внизу, течёт ручей.

— Я с тобой! — побежала за мной Катя.

— Картошку, кто будет чистить? — пытался её остановить папа.

— Вернёмся, почистим! — ответила Катя.

Воздух здесь был пьянящий, лёгкий, пели какие-то птицы, я не знаю, как они называются.

Перейдя ручей, мы скрылись в кустах.

— Костя, не уходи далеко, я боюсь! — донеслось до меня из кустов, — Ай!

— Что там? — встревожился я.

— Комары кусают! — сердито сказала Катя, выходя и почёсывая зад.

Я хмыкнул, и стал набирать воду в котелок. Когда вернулись, папа уже соорудил костёр, воткнул рогульки, положил на них перекладину, принялся чистить картошку.

Дым от костра отгонял комаров, Катя заняла место поудобнее, и стала помогать папе.

Скоро вода в котелке закипела, папа показал нам, как варится суп. Картошка, рис, банка говяжьей тушёнки, лук, перец, лавровый лист, соль.

Пока готовился обед, мы уже отдохнули, хотели побегать, но папа сказал, что мы набегаемся ещё, за день. Предложил покушать.

Мы, вооружившись ложками, хлебали суп из большой миски, все втроём.

Обалденно вкусный суп! Никогда не пробовал такого.

— Пап! А что ты дома так вкусно не готовишь? — спросил я. Папа засмеялся:

— Дома ты даже не посмотришь на такой суп!

— Почему? — удивился я.

— Потому что сейчас мы в лесу, на свежем воздухе, вот вам и кажется всё вкусным!

Надо сказать, папа и дома иногда варил очень вкусные борщи, любил каши из перловки, ячки. Ещё любил он кашу-сливуху, которую я ненавидел. Готовилась эта каша, вот так: варится картошка с пшёнкой! Потом вода сливается, оставшееся варево папа толчёт толкушкой, с постным маслом. Жуть! Я даже плечами передёргивал, когда видел эту кашу. Однако отец с матерью в своё время пережили жестокий голод тридцатых годов, войну, так что их вкусы для всех нас были загадкой.

Мама рассказывала, какой вкусный кисель из гнилой картошки получался, мы слушали, не понимая, а мама делала нам кисель из брикетов. Вот это была вкуснятина! Не сам, варёный, кисель, а сухой, который мы с Катей понемногу отгрызали от брикета, пока мама не отбирала.

Ещё вкуснее были брикетики сухого, прессованного какао! Но оно стоило дорого: 15 копеек за брикетик.