Оберон - 24. Трилогия (СИ) - Машков Александр Иванович "Baboon" - Страница 19

Впрочем, не знаю, вполне могли быть секретные лаборатории. В этом мире ничего невозможного нет, пресловутый доктор Менгеле удавился бы от зависти, узнав возможности нынешних естествоиспытателей.

Вот такие странные мысли посетили меня, пока мы обходили недетские сооружения детской станции.

Подойдя к ангару с вездеходом, Катя набрала код на «виртуале», и большие створки входа-выхода из эллинга раздвинулись. Вместо брони мерцала радугой силовая плёнка, не дававшая воздуху внутри и снаружи перемешаться. Мы прошли свободно.

Вход в «Мальчика» в скафандрах был оборудован с кормы, не там, где мы входили в первый раз.

В кормовой части был сделан крохотный шлюз, не больше лифтовой кабинки на четверых, а то и меньше. Здесь мы были продезинфицированы, и пропущены дальше.

Войдя в кабину, мы распустили шлемы, лёгшие нам на плечи в виде больших прозрачных воротников, так же откинули назад подшлемники, ставшие подобием капюшонов.

Я опять сел на место водителя, Катя — рядом.

— Выезжаем! — отдала команду штурман. Да, теперь я подчиняюсь штурману, водитель — просто водитель. Я завёл двигатели, и осторожно вывел «Мальчика» из ангара, сквозь силовую плёнку.

Остановился, подождал, когда Катя закроет броневые створки и «наложит заклятие» на вход.

Затем мой штурман запустил двух дронов в полёт.

— Поедем потихоньку, товарищ штурман? — спросил я, заглядывая девочке в глаза.

Катя не могла противиться такому умоляющему взгляду, и разрешила движение.

— Только медленно, и осторожно. В дюнах могут быть самые невероятные опасности, — предупредила она, — Мы осматривали местность в первые дни, дюны с одной стороны пологие, с другой могут круто обрываться. При том, они постоянно перемещаются, так что карты не может быть по определению.

— Это понятно, — промолвил я, осторожно объезжая холм по боковому склону.

Дюны представляли собой самые невероятные нагромождения песка, камешков и камней.

Ветер постоянно дул разной силы и направлений, и дюны курились, как будто лёгким дымом, потихоньку меняя форму. Эти дюны можно было назвать барханами, если бы не кустики саксаула, которые существенно замедляли их продвижение. Ящерки прыскали из-под гусениц вездехода.

Сначала Катя молчала, потом вскрикнула, показывая рукой вперёд.

— Что там? — испугался я.

— Дюны… они не серые!

— Понятно, не серые, я всегда об этом говорил, а вы не верили!

— Тоник, а что там было? Почему ты видел эту красоту, а мы — нет?!

— Потому что я появился на станции самый последний. Для вас успели поставить заслон, а для меня было некому это было сделать.

— Какой ты счастливый, Тоник! — прошептала Катя, — Видел такую красоту!

— На закате, Катя, вообще волшебно! — Катя завистливо вздохнула, провожая взглядом разноцветных ящериц.

Вернулись дроны, Катя обработала данные и занесла в бортовой компьютер. «Мальчик» тут же резво двинулся вперёд. Кабина была подвешена таким образом, что всегда находилась в горизонтальном положении, не трясло, не болтало из стороны в сторону. Дюны быстро проплывали мимо нас. Город впереди блистал чистыми алмазными гранями. Солнце преломлялось на рёбрах фигур, сияя чистыми красками неизвестных цветов. Конечно, закат был намного чудесней, но и это зрелище захватывало, особенно Катю, которая впервые это увидела.

Примерно через час езды мы приблизились к Городу. Здесь я перехватил управление, и повёл «Мальчика» к огромному многогранному шару.

Остановившись под нависающей громадиной, я остановил вездеход.

— Катя, выйдем, посмотрим? — Катя завороженно смотрела на бриллиантовое разноцветие сооружения. Ответила мне, когда я легонько потряс её за руку.

— А? Что? Ах, да, пошли, конечно, посмотрим! — засуетилась она.

Мы вышли через тамбур, спустились по лесенке на разноцветный песок, играющий дивными, сочными цветами, пошли к сияющему шару.

— Это невозможно! — прошептала Катя, глядя на чистейшие, прозрачные грани. Казалось, многогранный шар просвечивал насквозь, и в то же время, в каждой грани было что-то своё.

Мы подошли вплотную, увидели свои отражения, множество отражений двуногих головастиков в зеркальных шлемах.

— Тоник! — восхитилась Катя, — О, Тоник! Как это прекрасно!

Это было действительно прекрасно: на первый взгляд прозрачные грани отдавали нежной голубизной, переходящую в синеву, радугу, переливались завораживающими цветными метелями.

У меня начала кружиться голова.

— Давай, обойдём его вокруг? — предложил я. Катя только кивнула. Мы совершили круг, и вернулись к вездеходу. По мере перемещения окраска менялась, цвета взрывались такой чистотой и невероятностью, что мы обо всём забыли, следуя друг за другом. Чтобы не потеряться, взялись за руки. Потеряться можно было, потому что ложные Тоник с Катей следовали за нами, и перед нами.

Наших двойников, неотличимых от нас, было так много, что, если бы мы не держались за руки, приняли бы за друга фантом. Причём, мне показалось, наши отражения начали жить своей жизнью, я перестал понимать, кто здесь реален, кто только отражение. Иногда ловил себя на мысли, что я и есть отражение, а настоящий Саша-Тоник смотрит на меня и веселится.

Добравшись до вездехода, мы почувствовали, что сильно устали. Оказывается, красота тоже сильно выматывает.

— Что это, Тоник? — спросила меня Катя, показывая на потемневшую грань перед нами.

Грань загустела, стала чёрной, захватила ещё несколько граней и превратилась в нишу, углубляясь внутрь многогранника. Я молчал, начиная догадываться.

— Катя, они приглашают нас! — наконец сумел я сказать.

— Я боюсь! — призналась Катя.

— Я бы тоже не рисковал, — ответил я, — Может, стоит обдумать происходящее, а то мы слишком возбуждены? — Катя кивнула, не отрываясь от прохода.

— Тоник, я хочу туда идти… меня будто зовут!

Я тоже почувствовал зов, несильный, такое ласковое приглашение: «идите, впереди нет опасности».

— Катя! Надо решать, сегодня, или в другой раз?

— А почему именно сюда? — вдруг спросила Катя, — Смотри, сколько здесь ещё зданий!

— Не знаю, Катя, по-моему, в этом многограннике миры, похожие на наш.

— Всё равно хочу посмотреть на другие здания! — ответила мне Катя решительно. Я согласился.

— Знаешь, Катя, давай осмотрим ещё пару кристаллов, и вернёмся, обсудим, что делать, в спокойной домашней обстановке. Ты же говоришь, у нас есть ещё день?

Мои слова отрезвили Катю. Она подумала, помолчала.

— Знаешь, Тоник, я, наверно, заразилась от тебя паранойей. Вдруг экспедиция прибудет раньше? И нас не выпустят? Я умру, если нас лишат этих чудес.

— Перестань, Катёнок! — засмеялся я, мы же вместе!

— А если нас разлучат? — резонно спросила Катя. Я задумался., снова посмотрел на вход, уже ставший приличных размеров порталом.

— Кать, мне кажется, мы сможем проехать туда на «Мальчике»! — воскликнул я. — Давай проверим, и если там ничего не найдём, вернёмся! Катя, мы ничего не теряем, кроме Станции, а там наша Хранительница. Она будет нас ждать.

— Нас?

— Ну, или других детей, которых пустит. Я уверен, там теперь поселилась доброта. — Я, конечно, сочинял, но Катя почему-то поверила мне.

— Ну что? Вперёд?

— Да, Катя, вперёд! — я побежал к вездеходу, не забыв взять девочку за руку. Мы вошли внутрь, завели двигатель и двинулись вперёд.

Беспрепятственно проехали в портал, проехали ещё немного, и встали.

— Кажется, приехали, Катюш, — несмело казал я, оглядывая полутёмное огромное помещение, куда мы попали.

— Дальше, наверно, надо ножками, — сказал я, вставая, — Катя, ты идёшь?

— С тобой — да!

Мы вышли из «Мальчика», я постучал перчаткой по броне, как будто прощаясь. Рюкзачки мы захватили с собой.

Взяв Катю за руку, я повёл её вперёд, к смутно виднеющейся стене, которая почему-то вытянулась в длинный коридор с дверями. Обыкновенными дверями, которые, правда, Катя ни разу не видела.