Звезда в тумане
(Улугбек. Историческая повесть) - Парнов Еремей Иудович - Страница 18

— Далеко не уйдут! — взвился Камиль-бек. — Прикажи — мы их быстро догоним.

— Пустое! — устало махнул рукой Улугбек. — Теперь уже это не нужно. Мы не знаем, где враг, и это сейчас хуже всего.

— Я заново вышлю разведку и цепью расставлю сигнальщиков. Кто первый увидит врага, сразу же оповестит нас костром, — предложил Камиль.

— Нет, не годится, — подумав, сказал Улугбек. — Пока разведка будет искать неприятеля, он может застать нас врасплох. Не успеем даже развернуться. Придется отходить назад, к городу. Думал я встретить Лятифа в степи, да, видно, придется выдерживать осаду. Ты прикроешь нас, мой Камиль.

— Живи вечно, мирза! — ответил темник, где-то слыхавший, что так отвечали Искандеру Двурогому его македонские амиры, а может, было то вовсе у румийского царя и его военачальников… Но говорить так нравилось Камилю, а Улугбеку было все равно.

Когда остыла заря, тайно снялись и выступили в обратный путь. Впереди опять пошел Абд-ал-Азиз, и уж за ним Улугбек со своими туменами. Приказано было не греметь железом и разговоров не вести. Лошадям для предосторожности завязали морды. Но все равно гулко цокали копыта о звонкую глину, натертую сбитыми железом ободами. Казалось, что даже звезды отблескивают в этих наезженных колеях.

Ехали степью, где слабо белели в ночи осыпающиеся семенами мохнатые ветви саксаула. Кое-где в утрамбованной глине, как слюда в граните, посверкивали глазурованные черепки. Видно, были здесь когда-то караванные пути, которыми возили в пустыню воду. Сколько кувшинов побили на тех путях, сколько пролили воды, сколько живой человеческой плоти легло в эту вечную глину!..

Опять прав был незабвенный Хайям. До каких высот он поднялся, в какие бездны сумел заглянуть? Тут бы бросить все и отправиться на поиски той сокровенной тетради, о которой все, что знал, поведал ему кабульский купец как-то утром в Звездной башне. Как давно это было?.. Всего лишь минувшей весной, и как давно, кажется, это было…

Но как ведет человека судьба, как закручивает жизнь! Не до нее сейчас, совсем не до нее, хоть нет в мире ничего драгоценнее заветной этой тетради. Что наш мир без Платона, без Аристотеля — никем не превзойденного наставника Искандера, без Плутарха и Птолемея, Фергани, Бируни, Абу Али ибн-Сины, Мухаммеда ибн-Мусы Хорезми? И что он без сокровенных тайн Омара Хайяма, о которых не знает пока никто?

Но надо садиться в седло, в поход на родного сына идти надо, который — ты слышишь, аллах? — во имя твое возненавидел собственного родителя! И годы совсем не те, чтобы воевать. Это дед в походы ходил до последнего дня, но на то и был он Железным, и, кроме походов, мало что занимало его в жизни. И отец умер в походе, как дед… Значит и вправду такая судьба всему роду. Никогда не знать покоя. Но сын еще не восставал на отца…

И вдруг далеко впереди затрубили карнаи.

Это Азиз! Это тревога! Это внезапно атаковали Азиза!

Верный сын, любимый сын… Воистину плоть от плоти, дух от духа. Что с ним сейчас? Жив ли еще или пал уже от предательской стрелы братоубийцы?

— Омар Халиб, ко мне! — наклонившись к луке седла, крикнул мирза.

Возникла впереди минутная суматоха. Но сразу стихла. Раздвинулись невидимые всадники, пропуская кого-то, и вновь сошлись, как воды Чермного[73] моря. И вот уже скачет навстречу мирзе испытанный сотник его, над иными тысячниками и темниками вознесенный начальник Дворцовой сотни, каждый нукер которой лично знаком Улугбеку.

— Лети, Омар Халиб, к темнику Камилю! Скажи, что атаковали Азиза. Пусть идет к нему левой дорогой, а я зайду справа, со стороны Бухары, там меня и нагонишь. Как ветер лети!

И только пыль защекотала в ноздрях. Поднял коня на дыбы Омар Халиб, повернул и крикнул на скаку свою сотню. И унеслись они в непроглядную ночь, навстречу грозовому теплому ветру.

А Улугбек остановил свои тумены, перестроил их наспех и повернул на правую дорогу.

Теперь все зависело от быстроты и поворотливости Камиля. Успеет подойти вовремя — не быть Абд-ал-Азизу в клещах, не успеет — плохо дело. И Абд-ал-Азизу бы подольше суметь продержаться, чтоб враг не приготовился к новому бою, чтобы застать его еще в пылу сражения.

Как на крыльях летел Омар Халиб во главе своей сотни. С гиканьем и свистом летел, а полы его чекменя и впрямь раздувались на встречном ветру и неслись над степью, как крылья.

Но что там? Что там, впереди? Стадо овец? А ну их плетью, плетью да саблей! Порубать пастухов, а отару разогнать по степи! Не видать пастухов? Все равно, чтоб расчистить дорогу в минуту!

Но не видно ничего во тьме да в пыли. Только бестолковый топот и блеянье, крики нукеров, и не разобрать, где тут овцы, где лошади, где объезд, где дорога… Ага, вот какая-то арба посреди сумасшедшего стада. Поперек дороги одна, без лошади, без осла, без быков. Значит, это нарочно! Значит, это засада.

— Ко мне, нукеры! В сабли! — И, наклоняясь к этой крытой проклятой арбе: — Кто здесь есть? Выходи!

— Это ты, Омар Халиб? — тихий голос из мрака. — Отправь свою сотню в объезд. Да скорей, сын греха, и скажи им, что тут никого нет.

— Арба пуста! А ну, давайте в объезд!

Этот голос… нет, Омар Халиб его не забыл и до гроба его не забудет.

— Постой, сотник. Куда же ты? Что приказал передать Улугбек Камиль-беку?

— О том я не знаю, брат великий мюрид. Приказано идти нам на помощь мирзе Абд-ал-Азизу.

— Какой дорогой?

— О том не сказал.

— А ты что, брат мой Омар Халиб, забыл все? Так я тебе живо напомню! А ну, говори все, что наказал передать тебе этот кафир, и догоняй свою сотню… Что ты мнешься, ишак! С Улугбеком покончено. О себе и о брате подумай, и о сыновьях. Дай твою руку. Да здесь я! Куда ты суешь? Вот так… Вот кольцо. Отныне ты темник властителя Мавераннахра, мирзы Абд-ал-Лятифа. Что приказал Улугбек?

— Чтоб шел Камиль-бек по левой дороге, а сам мирза зайдет со стороны Бухары.

— Так… Скачи же скорее к Камилю и передай, что приказ Улугбека идти правой дорогой! Скачи же, во имя аллаха!

— А как же?.. Куда я потом?.. Ведь меня…

— Чего же ты медлишь, иблис? Скачи, передай, а там делай что хочешь… Затаись, пережди, а потом приходи во дворец.

Задыхаясь, догнал свою сотню Омар Халиб.

— Никого не нашел… Это, верно, засада. Не думали шайтаны, что нас целая сотня, и разбежались. Ну, быстрее, быстрее… Мирза Улугбек ждет!

Две неполных тысячи остались у мирзы Улугбека, когда он, пробившись к Абд-ал-Азизу, оторвался наконец от наседавшего неприятеля. Дорога на Самарканд была открыта. Темник Камиль не поспел, а может быть, перехваченный на полпути, рубился где-нибудь в степи, обагряя кровью своей и чужой сухую колючку. Но была ли чужой любая капля крови в той братоубийственной сече, где сын восстал на отца, брат на брата, джагатай на джагатая, фарс на фарса?[74]

Не возвратился и Омар Халиб. Может, лежит он сейчас со своею сотней, лицом в глину, со стрелой в затылке, как лежали сраженные из засады разведчики? И не ведает Камиль-бек, что его повелитель разбит и бежит сейчас с горсткой нукеров к Самарканду.

Порубаны и рассеяны по степи тумены мирзы. И одна у него только мысль, одна надежда: укрыться за зубчатой стеной арка[75].

Хорошо, что Абд-ал-Азиз устоял. Окруженный плотной стеной верных людей, отбивался он от брата Лятифа, пока не поспел на выручку Улугбек. Вместе и пробились они, вместе, лука к луке вырвались из западни.

Разослав к своим рассеянным темникам гонцов и наказав им ехать тайно, избегая дорог, где могли повстречаться враги, отрядил Улугбек две десятки к Камилю, хоть и жаль ему было их отпускать. Каждого обещал сделать сотником, если хоть один прорвется к Камилю и передаст ему приказ собрать какие можно войска и спешить к Самарканду, избегая сражений. Начальнику же отряда была обещана дворцовая тысяча.