Дорога в рай - - Страница 163

Такой гребешок был у Саманты, хозяйки.

Кстати, а где Саманта?

Да вот же она – берет пустой бокал из рук гостя и направляется в мою сторону, чтобы его наполнить.

– Хэлло, Вик, – сказала она. – Ты не скучаешь?

Самая настоящая нимфоманка, отметил я про себя. Однако весьма редкая представительница этой породы, ибо исключительно и категорически моногамна. Замужняя моногамная нимфоманка, никогда не покидающая своего гнездышка.

А еще это самая соблазнительная бабенка, какую мне только приходилось встречать в жизни.

– Давай я помогу тебе, – сказал я, вставая со стула и беря у нее из рук бокал. – Что сюда налить?

– Водки со льдом, – ответила она. – Спасибо, Вик.

Она положила свою красивую длинную белую руку на стойку бара, подалась вперед, и груди ее легли на прилавок.

– А, черт, – сказал я, перелив водку через край.

Саманта посмотрела на меня своими огромными карими глазами, но промолчала.

– Я вытру, – произнес я.

Она взяла у меня наполненный бокал и пошла прочь. Я смотрел ей вслед. На ней были черные трусики. Они так тесно обтягивали ягодицы, что любая родинка или прыщик были бы видны сквозь материю. Однако зад Саманты Рейнбоу не имел недостатков. Я поймал себя на том, что и сам облизываю нижнюю губу. Все ясно, подумал я. Меня к ней тянет. Я испытываю влечение к этой женщине. А ведь это довольно рискованно. Попытка вступить в связь с такой женщиной равносильна самоубийству. Во-первых, она живет в соседнем доме, а это чересчур близко. Во-вторых, как я уже сказал, она моногамна. В-третьих, с Мэри, моей женой, их водой не разольешь. Они делятся друг с другом большими женскими секретами. В-четвертых, ее муж Джерри – мой очень старый и хороший друг, и даже я, Виктор Хэммонд, пусть и сгораю от желания, и не подумаю попытаться соблазнить жену человека, являющегося моим старым и преданным другом.

Хотя...

Именно в эту минуту, когда я сидел на высоком стуле и страстно желал Саманту Рейнбоу, в моем мозгу начала зарождаться интересная мысль. Я подождал, пока она оформится со всей определенностью. Следя за тем, как Саманта идет по комнате, я принялся втискивать ее в рамки своей затеи. Ох и доберусь же я до тебя, Саманта, мое роскошное сокровище.

Разве можно всерьез надеяться на это?

Да ни за что на свете!

И думать нечего, если только Джерри не согласится. Лучше вообще выбросить все это из головы.

Саманта стояла неподалеку от меня, беседуя с Гилбертом Мэкизи. Пальцами правой руки она сжимала высокий бокал. Пальцы у нее были длинные и почти наверняка проворные.

Предположим, смеха ради, что Джерри согласится, но даже тогда на пути возникнут огромные трудности. К примеру, существуют такие мелкие подробности, как физические особенности. Я много раз мылся с Джерри в душе после тенниса, но сейчас, хоть убей, не вспомню то, что надо бы знать. Обычно на это и внимания не обращают. Стараются и не смотреть.

В любом случае, было бы безумием сделать Джерри откровенное предложение. Настолько хорошо я его знал. Скорее всего он придет в ужас. А то и станет угрожать. Может выйти безобразная сцена. Нужно поэтому как-нибудь незаметно его испытать.

– Послушай, – сказал я Джерри примерно через час, когда мы сидели на диване и допивали последний бокал.

Гости расходились, и Саманта стояла возле дверей и прощалась с ними. Моя жена Мэри разговаривала на веранде с Бобом Суэйном. Я видел их через открытую дверь.

– Хочешь, расскажу кое-что забавное?

– Ну? – произнес он.

– Один парень, с которым я сегодня обедал, рассказал мне фантастическую историю. Просто трудно поверить, что такое вообще может случиться.

– Что еще за история? – спросил Джерри.

От выпитого виски его клонило ко сну.

– Этот человек, тот, с которым я обедал, положил глаз на жену своего приятеля, живущего по соседству. А его приятель положил глаз на жену человека, с которым я обедал. Понимаешь, в чем дело?

– Ты хочешь сказать, что два парня, которые живут рядом, втюрились в жен друг друга?

– Именно, – ответил я.

– Так в чем проблема? – спросил Джерри.

– Проблема в том, – сказал я, – что обе жены – женщины верные и порядочные.

– Вот и Саманта такая же, – заметил Джерри. – Ни за что не посмотрит на другого мужчину.

– Мэри тоже, – сказал я. – Я в ней уверен.

Джерри допил виски и аккуратно поставил стакан на столик рядом с диваном.

– Ну и что же было дальше? – спросил он. – Довольно, по-моему, грязная история.

– А дальше случилось то, – сказал я, – что эти типы замыслили план и у каждого появилась возможность соблазнить жену соседа, притом жены так ничего об этом и не узнали. Если ты только можешь поверить в такое.

– Хлороформ пошел в ход? – спросил Джерри.

– Ничего подобного. Жены находились в полном сознании.

– Быть не может, – сказал Джерри. – Тебя просто надули.

– Не думаю, – возразил я. – Он мне такие подробности порассказал. Да я и без того уверен, что это правда. Они и потом не раз все это проделывали хотя бы раз в две-три недели, и так продолжалось несколько месяцев.

– И жены ничего не знали?

– Даже не догадывались.

– Должен выслушать твою историю, – сказал Джерри. – Но сначала выпьем.

Мы прошли к бару и снова наполнили бокалы, после чего вернулись к дивану.

– Ты должен иметь в виду, – сказал я, – что это дело требует долгой предварительной подготовки. И чтобы иметь хоть какой-то шанс, что план сработает, им пришлось обменяться друг с другом множеством интимных подробностей. Однако в основе своей план прост.

Они выбирали какую-то ночь, скажем с пятницы на субботу. В эту ночь мужья и жены отправлялись спать как обычно, допустим в одиннадцать или в половине двенадцатого.

Начиная с этого времени все идет как обычно. Супруги немного почитают, потом, быть может, немного поговорят, а потом выключают свет.

Как только свет выключен, мужья немедленно отворачиваются и делают вид, что собираются заснуть. Это делается затем, чтобы жены не рассчитывали, что можно и дальше бодрствовать, а на этой стадии подобное никак недопустимо. Тогда жены засыпают. А мужья нет. Пока все идет по плану.

Затем, ровно в час ночи, когда жены глубоко заснут, мужья тихо выскальзывают из кровати, суют ноги в тапки и в пижаме осторожно спускаются вниз. Открыв дверь, они исчезают в ночи, при этом дверь за собой не закрывают.

Они живут, – продолжал я, – почти напротив друг друга, через улицу. Это тихий пригородный поселок, и в такой час там редко кого встретишь, так что на улице можно увидеть только эти две фигуры в пижамах, направляющиеся в чужой дом, в чужую постель, к чужой жене.

Джерри внимательно слушал меня. Глаза его немного потускнели от алкоголя, но он старался не пропустить ни одного слова.

– Следующая часть плана, – продолжал я, – была тщательно продумана обоими. Каждый из них ориентируется в доме приятеля, как в своем собственном. Каждый знает, как пройти наверх или спуститься вниз, не опрокинув при этом мебель. Каждый знает, как добраться до лестницы, и сколько точно ступенек ведет наверх, и какая из них скрипнет, а какая нет. Каждый знает, с какой стороны кровати женщина спит.

Каждый снимал тапки и оставлял их в холле, затем поднимался в пижаме наверх, ступая босыми ногами. Эта часть, если верить моему другу, всякий раз вызывает особое волнение. Человек находится в темном, погруженном в тишину доме, к тому же чужом, и на пути к спальне должен пройти мимо по меньшей мере трех детских комнат, двери которых всегда немного приоткрыты.

– Дети! – вскричал Джерри. – А что, если бы кто-нибудь из них проснулся и спросил: "Папа, это ты?"

– И это было предусмотрено, – ответил я. – В таком случае предполагалось немедленно прибегнуть к экстренным мерам. Экстренные меры пошли бы в ход и в том случае, если бы женщина проснулась, когда чужой муж прокрадывался в ее комнату, и спросила: "Что случилось, дорогой? Что ты бродишь?"