Виктория значит Победа (СИ) - Крутских Константин Валентинович - Страница 9

Вика никогда не делала лошадям больно, вот и теперь не ударила Луча пятками в бока, а негромко произнесла:

— Н-но! Пошел!

Крепко держась за гриву, она направила своего скакуна прямо в центр окружавшей костер толпы. Воины обернулись было на стук копыт, но было уже поздно. Белокурая молния ворвалась в их круг и начала наносить удары один за другим.

Воин, оказавшийся прямо на пути у скакуна, переломился пополам под его копытами, даже не успев вскрикнуть. Еще одного Вика с размаху огрела своей дубинкой, так, что острые сучки вонзились ему в лицо, и тот покатился по земле, вопя от боли.

Тем временем, всадница ринулась к тому мерзавцу, что ударил мальчишку. Сейчас бородач сжимал в руках бурдюк, и продолжал хлебать, видимо, не заметив всеобщей суматохи. И Вика, словно копьем, с ходу пропорола острым концом ветки и бурдюк, и, то, к чему он был прижат. Прозрачная жидкость хлынула наружу, стекая прямо в костер по одежде воина, и она тут же занялась ярким пламенем. Садист заорал и закружился на месте, разбрасывая снопы искр. А Вика, тем временем, заметила, что у него на поясе висит длинный меч, и легко выхватила его.

"Ну вот, — подумалось, ей, — теперь пригодятся уроки Петра Леонидовича. Не зря я прицепилась к нему с фехтованием". Конечно, шашка — это не меч, а скорее, очень длинный нож, без гарды. И, тем не менее, Вике показалось, что у нее получится обращаться и с мечом.

Живой факел продолжал метаться по поляне, и только теперь девочка сообразила, что он больше не держит веревку, к которой были привязаны дети. Поэтому она тут же обернулась к ним и крикнула:

— Лапсед! Куржашке!

Это означало "Ребята! Бегите!" Вика и сама не поняла, каким образом эти слова возникли у нее в голове, как сорвались с языка. Однако, дети расслышали и поняли их. Они начали подниматься с земли и неуклюже, сталкиваясь друг с другом, засеменили туда, где образовалась брешь.

Как вдруг, оборванная девочка, двигавшаяся в этой веренице последней, повернулась к всаднице и крикнула:

— Хатрафордулке! (Оглянись!)

Вика поспешно последовала совету, развернулась в седле, и тут же рванула Луча за гриву, чтобы отскочить в сторону. Оказалось, что за это время воины успели опомниться от неожиданной атаки и теперь оседлали своих коней. Двое, которых Вика и Луч повергли сразу же, так и оставались лежать кучей грязных шкур. Живой факел догорал у остатков костра. А вот остальные враги уже скакали во весь опор.

Поскольку Вика успела вовремя увернуться, они пронеслись мимо. А когда первый из всадников развернулся к ней, девочка уже успела парировать его атаку своим клинком. Оказалось, что меч сидит в руке даже еще лучше, чем шашка, а гарда, изогнутая в сторону острия, сильно помогает отбивать удары. Ну что ж, тем лучше.

Вика ударила еще пару раз, отбивая атаку противника. И тут она заметила, что он всего лишь на секунду отставил незащищенным горло. Здесь было нечего раздумывать и жевать сопли по поводу гуманности — от того, кто ударит первым, зависела собственная жизнь. И Вика тут же воспользовалась оплошностью врага — изо всей силы рубанула по открытой полоске шеи. Клинок прошел сквозь плоть противника, словно сквозь масло, и тут случилось совершенно неожиданное. Отрубленная голова подпрыгнула в воздух, как будто подброшенная мощной струей, а из-под кожаных доспехов вырвался столб каких-то мелких мушек, тут же растворившихся в ночном небе. Опустевшая одежда безвольно сползла на землю.

Так значит, ее враги это даже не люди, не гуманоиды, а вообще непонятно что, какая-то нежить. Ну, тогда тем более церемониться с ними нечего.

Вика отразила еще один удар, и пнула следующего противника ногой в колено. Тот скорчился и повис в седле, и девочка тут же рубанула его по шее. Эффект оказался тот же самый.

Тогда, приободренная этим открытием, Вика начала рубить направо и налево. Удары противников сыпались на нее градом, но она ловко отбивала их и уворачивалась, уворачивалась, не давая врагам опомниться.

Вот Луч выскочил из свалки, и двое пьяных всадников вонзили мечи друг в друга. Снова сплошной рой непонятных мушек взметнулся над поляной. А Вика врубилась в кучу и пронзила еще одного, затем еще.

Какой-то воин попытался достать ее издалека, одним лишь острием клинка. Но Вика так ударила по металлу, что всадник не удержал его в руках и сам завалился вперед. Девочка тут же срубила ему голову, и едва успела увернуться от роя.

Вот сразу двое окружили ее с боков и попытались пронзить. Один клинок она отбила, от другого увернулась. Снова ударила ногой, снова рубанула одного и проткнула другого.

Луч тоже не оставался простым ездовым животным, а вовсю участвовал в битве. То схватит кого-то зубами и рванет с седла, затем добьет копытами. То ударит лбом в бок, так что враг подставится под Викин меч. То изо всех сил толкнет вражеского коня, и тот сбросит всадника. Словом, вдвоем они оказались довольно сильной командой.

Девочка почувствовала какое-то необычайное окрыление, которое снисходило на нее совсем редко. Например, тогда, когда она отстояла свое право заниматься трудом с мальчишками. Или когда впервые в жизни взяла высокий барьер. На тренировках по фехтованию такого еще не бывало. Вообще тут было стразу столько всего нового — Вика впервые в жизни скакала во весь опор на коне без сбруи, впервые взяла в руки меч вместо шашки, впервые фехтовала верхом и впервые насмерть сражалась за собственную жизнь и, что важнее всего, за жизни многих других.

"Эх, — невольно подумалось ей, — как жалко, что меня сейчас не видит приемная комиссия. Наверняка взяли бы учиться на каскадера без всяких экзаменов! Это же прямо настоящее кино!"

Удаль, с которой она делала в жизни буквально все, сейчас, как будто, достигла своего апогея. Девочка только теперь почувствовала в себе талант настоящего воина. Одно дело — начистить морду обычным хулиганам в подворотне, и совсем другое — в течение нескольких минут придумать множество различных комбинаций, умело орудуя клинком и любой частью тела, высмотреть ту единственную точку, удар по которой станет смертью для врага и жизнью для тебя. Как там писал Пушкин — "Есть упоение в бою"? И Вика, много раз повторявшая эти строки и на уроке, и просто так, для себя, лишь теперь осознала все их значение.

Нет, это все не было веселой игрой, где тебе никогда ничего не будет. Несколько клинков все-таки успели достать ее по касательной. Кто-то смог дотянуться и уколоть в бок, и теперь на рубашке проступило широкое алое пятно. По левой руке от локтя вниз тянулся глубокий порез, на правой ладони тоже виднелась пара отметин. Да и Лучу досталось — несколько красных полос покрывало его бока и шею. И все-таки, воспетое поэтом упоение не покидало Вику.

Она сыпала удар за ударом, не чувствуя никакой усталости и боли. От клинка уже будто бы сыпались искры. Ей вспомнился сегодняшний совет есаула — не злиться, быть хладнокровной. И это действительно помогало ей теперь каждый раз делать правильный расчет. Вот еще раз скрестились клинки, и еще, и, наконец, слабое место найдено, голова нежити летит с плеч, в воздух вздымается следующий рой.

Наконец, Вика взмахнула мечом в очередной раз и поняла, что уже рубит пустоту. Оглядевшись, она увидела, что ее окружают одни лишь кони, в седлах у которых болтаются пустые кожаные доспехи. Неужели победа? Сколько же их было? Человек… нет, штук двадцать?

Как вдруг тишину прорезал истеричный крик:

— Эй тарванашке! Ма каль мурхата тема! (Не двигайся! Я сейчас убью его!)

Девочка стремительно обернулась.

Дети, которым она велела бежать, так и не смогли уйти далеко, видимо, запутались в веревке. А последний из оставшихся в живых воинов держал за волосы того самого несчастного мальчишку, которому уже досталось костью по лицу. Малец дрожал то ли от страха, то ли от боли, а чернобородый прижимал к его тонкой шее свой меч.

Вика мысленно оценила расстояние. Далековато. Прежде, чем Луч развернется и успеет сделать хоть один скачок, этот урод и впрямь прикончит мальчишку.