Об интеграции и адаптации ведьм в иномирном обществе (СИ) - Остольская Дарья - Страница 35

Ноздри демона раздувались, то ли от быстрой ходьбы, то ли от крайней степени бешенства. В рекордные сроки преодолев расстояние до своей демоницы, он рывком развернул её к себе лицом, и приблизившись вплотную рявкнул:

- Объяснись!

- Иди на хрен! - зло ответила Селиния и знак ему рукой показала.

Гибо потом у мага спросил, причём тут хрен (овощ же просто), и что это за знак такой. Маг не совсем понял, пришлось изобразить: сжав руку в кулак, и выставив вверх средний палец, он предъявил фигуру магу. Маг удивлённо вскинул брови, потом протянул «Ах, это хрен...» и разъяснил Гибо, что к чему. Магу пришлось подробно просветить интересующихся бранигонцев о значении слова и символа. Дескать, эта парочка, видимо, некоторое время на Земле обитала. А что такое Земля? Ну так это Грань параллельная. Что такое Грань? А это... не важно. И лучше обо всём забыть. И хрен, и фа.. фигуру выкинуть из головы, как страшный сон.

Посланный к овощу демон на этот посыл (да и на сам знак) обиделся. Оскалился, и сжав предплечье демоницы, зашипел:

- Не смей со мной так разговаривать...

- Не смей меня трогать. - прошипела Сел в ответ, даже не поморщившись.

А потом размахнулась, изящно так, и полоснула демона по морде. Глубокие кровоточащие борозды были заметны издалека.

Демон взревел, и попытался сжать свою женщину обеими руками, но та с шипением зашлась огнём. И было уже не понятно, ей ли принадлежит это шипение, или бушующему вокруг неё пламени, в любом случае, демоница ушла сквозь пальцы суженого, как настоящее пламя. Бестелесная, бесплотная.

Волосы на голове у Гибо встали дыбом.

Демон уже не говорил, он молча метался из стороны в сторону, пытаясь поймать свою супругу. А демоница будто танцевала, столь плавны были её движения. Она перетекала язычками с места на место. Извивалась и выгибалась. Завораживающее зрелище. Такая гибкая, невесомая… и против неё он, гора мускулов, настоящее воплощение физической силы. Люди не могли оторвать от них глаз.

Для этих двоих не было ни верха, ни низа. Ни стен, ни потолков. Они появлялись то тут, то там, и точно загипнотизированные, люди не сразу заметили, что дома горят. Там, где постройку лизнуло живое пламя демоницы, заходился пожар.

Гибо закричал, призывая всех к колодцам. Какие к хадуру демоны! Пожар!!!

Для старого деревянного города нет ничего страшнее пожара. Дом за домом вспыхнут в мгновение ока. Всё прогорит и ничего не останется. Тушить! Срочно!!!

И люди забыв обо всём, кинулись к колодцам. Выстроившись цепью, они тушили занявшиеся дома, и молились, чтобы пламя не пошло дальше.

А демоны скакали по крышам, поджигая всё новые и новые постройки.

Полгорода.

Тогда сгорело полгорода.

На последней подожженной крыше демоны помирились. Помирились во всех смыслах этого слова... и не один раз.

Крыша по иронии судьбы оказалась храмовая.

Такого ужаса и такого разврата город не видел никогда.

Маг потом объяснил, что демоны очень темпераментные натуры, особенно демоницы. И есть у них в жизни «брачный период», когда темпераментность выходит за все мыслимые и немыслимые границы. Это страшное время для демонических пар. Время постоянных ссор и «примирений». И этот тяжелый для окружающих существ период, демоны переживают вдали ото всех, на специальной территории, где их никто не потревожит (не говоря уже о том, что никого не потревожат они).

Гибо мага выслушал, но так и не понял, за что именно на их город пала эта кара. А собеседник не смог более внятно объяснить.

Просто так получилось.

Чтобы защититься, маг продал им поглотители. Сто три штуки. Всё, что было с собой. Объяснил, как пользоваться: лишаете магии, и доводите до сведения, что «рушить город не хорошо» - и уехал.

А бранигонцы остались жить с последствиями демонической страсти в разрушенном городе.

И восстановились же. Столько сил и времени убили, но восстановились. И вот на тебе. Опять.

За что?!

- Может и правда надо было на ворота вешать? - спросил сам у себя Гибо, допивая под невеселые мысли седьмую кружку.

Откуда теперь деньги-то брать? Сейчас только торговый ряд пострадал, но и на его починку нужны средства. Боги, даже считать убытки не хочется...

- Дядь Гибо, дядь Гибо, там тебя зовут.

Семилетний Кават активно дёргал за рукав, так что аж медовуха со дна кружки выплёскиваться начала. Стряхнув назойливого мальчишку, и осушив остатки, мясник буркнул:

- Ты меня не нашёл. Нет меня.

- Но морикат сказал привести главного из торговых. Да быстро.

- Какой морикат?

- Морикат Дакраир. Он сейчас с градоправителем беседует. Давай же, дядь Гибо, там важное что-то!

Ага, конечно, важное. Еще скажи, что благородный морикат нам приехал монетную поддержку оказать. Нашли дурака...

Но нехотя поднявшись, уже хмельной Гибо всё же поплёлся вслед за не умолкающим Каватом, а то ведь так и не отцепится, клещ приставучий.

***

За весь день пути нам встретилась лишь одна телега. Крепкая, груженая до верху какими-то тюками, и поскрипывающая задним колесом. А так, та же пустая дорога.

Разве что запах изменился.

- Здесь бобыльник зацветает. Много. Он и пахнет.

Лерка до обеда молчал, на вопросы мои отвечая коротко, но потом, кажется, выкинул из головы утренний инцидент, и настроение его начало улучшаться. Хотя нет-нет, да проскальзывала в его взгляде, в позе, в тоне та напряженность. Мой ведьмак еще долго будет прокручивать в голове это бранигонское побоище, искать его причины и винить себя за итоги.

Мы действительно не покидали седла до самого заката. Стоило солнцу коснуться горизонта, как Лера свернул с дороги, почти незаметной тропкой углубляясь в чащу. Привал организовали на поляне. Чуть дальше за деревьями протекал ручей, чья тихая мелодия едва была слышна за птичьим щебетом.

Расседлали жеребцов, набрали хвороста для костра... Ну как «хвороста»: я бы такие брёвна «хворостом» не назвала. Толщиной в мою ногу, «веточки» стаскивали на поляну, и я никак не могла представить размер нашего костерка для двоих. Подозреваю, инквизиторы усохли бы от зависти: на таком костре можно за раз наставить на путь истинный ведьмы три - четыре...

Только вот не будем же мы такие брёвна полностью жечь, а об колено эту «веточку» не сломаешь:

- Лер, а...

Только я собралась задать вопрос, как ведьмак жестом фокусника вытащил из-за спины топорик.

- Что?

- Уже ничего. Чем еще помочь?

- Сходишь за водой?

Угукнув, уточнила направление и, подхватив котелок, пошла к ручью. Светлые летние сумерки под покровом зеленой лесной шапки сгущались, и пробираться приходилось осторожно. Я спускалась по каменистым уступам, чтобы не упасть, хватаясь за ветки и поросшие мхом стволы.

Ручей оказался широким, от берега до берега метра два, и чистым-чистым. Спрыгивая с трёх порожков, он приветливо журчал прохладной водой, и сквозь толщу её можно было разглядеть каждый камешек. Приметив в шаге от берега крупный валун, я посомневалась, примерилась, и всё же ступила на его блестящую от влаги поверхность. Камень был достаточно плоским, и лежал удачно, прямо возле второго порожка: протянешь руку, и котелок сам набирается.

Набрав воды всклень, я поставила посудину возле ноги, и, не удержавшись, вновь протянула руки к ручью.

Пальцы обнял холод. Мягкий. Летний.

Я смежила веки, и прислушалась к окружающему пространству... а оно отозвалось.

Этот мир тянулся навстречу. Такой открытый, по-детски доверчивый. Яркий.

Его видимые и не видимые части составляли необычайную по красоте своей витражную мозаику, где сквозь вполне материальные стёкла, которые можно было потрогать, пробивался нематериальный свет. Его коснуться нельзя, и пальцы вновь проходят сквозь силовые потоки, но как же они красивы. Можно целую вечность наблюдать за их движением, за тем, как переплетаются они в кружево...

«Кружево... как в имении. Только рисунок другой» наконец осознала я.