Чистый углерод. Алмазный спецназ-2 - Бушков Александр Александрович - Страница 36

— Ну вот, — сказал е улыбкой Патрис, оставив в покое шнур с рукоятью в виде зеленого треугольника и доставая сигареты. — Поймал течение. Теперь нужно в нем удержаться, но это для человека знающего несложно. Высота — пол километр. Я не стал забираться выше, с самого начала набрал газа именно для такой высоты. Выше — сплошной облачный слой. Во-первых, Николь любит смотреть на землю, а во-вторых, там, за облаками, довольно прохладно.

Глаза у него горели здоровым фанатизмом. Действительно, Мазуру, как моряку, полагалось разбираться и в облаках. Примерно километр: кучевые облака, пребывающие ближе всех прочих к земле, движутся параллельным курсом или чуть повыше… да нет, не движутся, такое впечатление, плывут с той же скоростью, что и шар — ага, их ведь тоже несет ветром, тем самым течением…

— Ну вот, — повторил Патрис. — Теперь летим по прямой до Инкомати, лишь порой проделывая несложные манипуляции, чтобы удержать шар на курсе. Можно было бы поймать другой ветер, и он бы нас нес гораздо быстрее, но все эти ветра — непостоянны. Несут быстрее, но в два счета могут унести с курса, и потеряем время… А я хочу и в третий раз подряд получить кубок, за первое место. Еще два человека тоже получали его дважды, но вот трижды подряд никому не удавалось….

— Интересно, а как выглядит этот кубок? — усмехнулся Мазур. — Есть сильные подозрения, что — не золотой…

— И даже не серебряный, — так же усмехнутся Патрис. — Ассоциация у нас не особенно и богата. Кубок из полированной стали, без всяких затей в виде узоров, этакая рюмка примерно такой высоты, — он отмерил ладонями сантиметров тридцать. — Изображение воздушного шара и надпись «Марафон Мотарайо-Маджили», год, имя победителя и указание занятого места — первое, второе, третье. Однако котируется высоко, ну кончено, только в узком кругу фанатов, но какая разница, если ты оказался первым?

Он прямо-таки лучился тем самым здоровым фанатизмом — ну что же, бывают и не столь безобидные хобби, так что не стоит про себя над увлеченным человеком смеяться…

— Ага, — сказал Патрис, глянув через борт. — Очередная местная достопримечательность, взгляните, рекомендую. Вон там, слева по курсу, впереди…

Мазур шагнул к борту, посмотрел в указанном направлении. Однако систему РМП не отключал. И потому вовремя заметил краем глаза метнувшееся прямехонько к его шее блеснувшее на солнце лезвие…

А дальше тело само знало все наперед — мимолетно отметив краешком глаза ставшее совершенно другим лицо Патриса, холодную маску опытного убийцы — поймал запястье на классический «катет, катет», крутанул, в стоявшей вокруг оглушительной тишине явственно расслышал, как перышко стукнуло об пол корзины, как болезненно вскрикнул Патрис.

Мысль в таких случаях работает со скоростью света. Против него двое, при любом раскладе пленный предпочтительнее только один, в тесном пространстве три на три метра держать двоих пленных чересчур рискованно…

Когда Патрис по инерции отлетел к борту, оперся на него спиной, взмахнув руками, чтобы восстановить равновесие, Мазур молниеносно присел на корточки и столь быстро распрямился, рванув вверх ногу противника, держа ее обеими руками…

Нелепо взмахнув ногами, Патрис кувыркнулся за борт, дикий нечеловеческий вопль унесся вниз, как падающий камень, и скоро перестал быть слышен. Только теперь отчаянно завизжала Николь — а вот раньше, хотя не могла не видеть, что ее дружок прыгнул на Мазура с ножом, отчего-то не визжала, тонкая натура…

Мазур живенько развернулся к ней в боевой стойке — из тех двойного назначения, что позволяют с равным успехом в секунду и поставить блок, и самому припечатать…

Не походило что-то на готовность полезть в драку — Николь забилась в угол корзины, выставив руки, побледневшая, как смерть, подбородок явственно трясся; она больше не визжала, но временами издавала звуки, похожие на щенячий скулеж.

Вот теперь не было ни малейшей необходимости спешить — времени в избытке, хоть поварешкой хлебай. Еще один плюс воздушного шара — совершенно точно известно, что никаких свидетелей быть не может, разве что кто-то лупится с земли на воздушный шар в мощный бинокль, но что-то плохо в эту вероятность верится, чересчур сложное стечение обстоятельств потребовалось бы… Вниз он и не посмотрел — какой смысл высматривать на земле тело? Итак ясно, что станется с человеком, свалившимся с такой высоты, если он не беляевский Ариэль и не Ночной Орел из крутого боевика времен Мазурова детства, печатавшегося не где-нибудь, а в «Пионерской правде» — кто-то и не поверит, судари мои, но в самые что ни на есть советские времена, лет сорок назад, «Пионерская правда» не только коммунистической идеологией деток кормила в доступной им форме, но и печатала с продолжениями большие приключенческие повести, фантастику, в том числе крутые даже по нынешним временам фантастические боевики вроде «Ночного Орла»…

А посему он поднял нож, солидную, явно заводской работы выкидушку с узким длинным лезвием — в сонную метил, тварь! — закурил, присел на ящик, неторопливо выпустил дым и подсмотрел на вжавщуюся в угол Николь:

— Гостеприимные вы ребята, что тут скажешь… Ты как предпочитаешь, сучонка, сразу улететь вслед за дружком или сначала помучиться?

— Не надо… — почти прошептала она. По щекам поползли слезы. — Не надо, пожалуйста… Ничего не надо…

— Ага, — сказал Мазур. — И за борт не хочешь, и даже помучиться не хочешь? (Она отчаянно закивала.) Ухмыльнулся: — Детка, ты слишком много хочешь от жизни, в твоем положении и в такой ситуации остаться целой и невредимой, даже по очаровательной морде не получить — чересчур уж завышенные требования к жизни…

— Только не убивайте, пожалуйста! — отчаянно выкрикнула она. — Не делайте со мной ничего! Я ни при чем! Я тут совершенно ни при чем! Не трогайте, я что угодно сделаю, что хотите…

— Что и дашь прямо здесь? — ухмыльнулся Мазур.

— Что угодно… Только ничего мне не делайте…

Проверки ради Мазур сказал, буравя ее недоброжелательным взглядом, вполне искренним:

— Ну, тогда снимай джинсы.

Она обеими руками схватилась за пряжку пояса, завозилась с ней, никак не могла расстегнуть, хотя пряжка была простейшего устройства — шпенек да дырка. Мазур холодно наблюдал, как она возится.

Конечно же, трахать ее он не собирался — нашлось сокровище! — а вот сломать ее психологически следовало качественно и в темпе, опустить ниже плинтуса. Легче будет допрашивать.

— Ладно, — бросил он. — Хватит возиться. Меня ничуть не интересует твоя взмокшая от страха…

И добавил похабное словечко на французском, соответствовавшее русскому из пяти букв. Французского он не знал — ну, сотню слов, десяток фраз — но, как многие люди его профессии — или скажем, моряки — затейливо материться умел на доброй дюжине языков, в том числе и на тех, на которых, зайди речь о чем-то культурном, не смог бы связать и двух слов. Иногда это добавляло убедительности его очередной личине, а иногда изучалось просто для души: разве не гламурно послать очень далеко на испанском или смачно охарактеризовать оппонента на фламандском? Сплошной гламур, как бы эстеты ни морщились…

Она убрала руки от пряжки, стояла в углу, понемногу похныкивая, таращась на него, как птичка на гипнотизирующую ее змею. Мазур смотрел на нее без всякой жалости. Все это могло оказаться не более чем искусной игрой. Судьба его трижды сводила с законченными стервами, долго и успешно притворявшимися безобидными зайками.

В конце концов одна зайка заманила его в ловушку (хорошо еще, не самую опасную на свете, так, на троечку); — вторая успешно добилась своего, обведя его вокруг пальца (не только его, но и пару-тройку даже гораздо более битых волков, что делало поражение менее унизительным), третья и вовсе добросовестно пыталась прикончить (и приложила все силы, чтобы это у нее получилось). Была еще стерва, десять лет назад на теплоходе «Достоевский», в родном Отечестве прикинувшаяся безобидной горничной, а потом шарахнувшая в него из пистолета так, что едва не угробила. Была и Анка, совсем недавно. Правда, та, с теплохода, играла недолго, секунды, а Анка не играла вообще, но все равно: трижды его всерьез пытались убить очаровательные создания женского пола. На их фоне вовсе уж милой куколкой выглядела та паршивка через океан отсюда — она всего-навсего лепила из себя пленницу пиратов, случайную жертву, а оказалась сообщницей контрабандиста наркотиков. Одним словом, нужно было признать, что глубоко прав Вильям наш Шекспир, назвавший женщин порожденьем крокодилов — и смотреть на это жалкое хнычущее существо без всякой жалости, пока с ним не стало окончательно все ясно…