О них не упоминалось в сводках - Морозов Дмитрий Витальевич - Страница 44

8-я армия готовилась целый месяц. По железной дороге прибывали новые войска. Выгружались эшелоны с боеприпасами и горючим. Ставка разрешила по заявке фронта израсходовать 850 тысяч снарядов и мин — более тысячи вагонов. Единственная железная дорога была перегружена.

Штаб артиллерии фронта в эти дни был завален работой. На сон оставалось два-три часа. К нам приезжали командиры артиллерийских частей. Каждому из них нужно было дать необходимые указания. То генерал Дегтярев, то генерал Семенов, то полковник Черток вызывали меня со схемами, картами, ведомостями. По телеграфу велись переговоры с армейскими артиллеристами, аппараты отстукивали донесения, заявки, просьбы. И самое главное, конечно, — планирование артиллерийского обеспечения операции. Буквально некогда было сходить в столовую.

В наш штаб прибыл из Ставки командующий гвардейскими минометными войсками генерал-лейтенант артиллерии П. А. Дегтярев. За ним шли эшелоны с реактивными частями и запасом снарядов. Он скрупулезно, придирчиво проверил планирование залпов реактивной артиллерии и остался недоволен тем, что планированием занимались в основном не сами минометчики, а наши операторы, под непосредственным наблюдением Георгия Ермолаевича Дегтярева и полковника Чертока.

Георгий Ермолаевич уже тогда настаивал на передаче гвардейских минометных частей в непосредственное подчинение фронту. Наш штаб постепенно брал в свои руки планирование боевых действий реактивной артиллерии. П. А. Дегтярев не возражал против этого. Он дал нам много практических советов, а в довершение всего увеличил ранее намеченное количество залпов.

Между тем фронтовые разведчики начали докладывать, что по всем данным ударная группировка гитлеровских войск готовится перейти в наступление не позже 24–26 июля. Надо было спешить.

19 июля командующий 8-й армией генерал-лейтенант Ф. Н. Стариков доложил генералу армии Мерецкову о готовности войск к штурму.

В ночь на 20 июля в полосе прорыва было сделано 120 проходов в минных заграждениях и снято 14 000 противотанковых и противопехотных мин. Следующей ночью пять стрелковых дивизий, выйдя из районов сосредоточения, сменили оборонявшиеся части и заняли исходное положение для наступления. Артиллерия к этому времени уже находилась на огневых позициях и ожидала сигнала.

22 июля в 6 часов 35 минут началась артиллерийская и авиационная подготовка. Два часа, то затихая, то усиливаясь, бушевал огонь. Стреляли тысяча восемьсот орудий. В глубине гитлеровской обороны наносила удары авиация, прочно завоевавшая господство в воздухе. Пятьсот шестьдесят самолето-вылетов было сделано за одни сутки.

Утро выдалось солнечное, теплое, ветра почти не чувствовалось, но через час после начала артподготовки густая пелена дыма и пыли заволокла окрестность. Когда огонь артиллерии был снят с первой траншеи противника и перенесен на триста — четыреста метров в глубину, то даже опытным офицерам казалось, что огневой вал остался на прежнем месте. Что же касается молодых пехотинцев, еще не участвовавших в боях, то они совсем растерялись и боялись голову поднять из окопа. Мы, артиллеристы, на этот раз, как говорится, перестарались. Прошло двадцать минут, а пехота не поднималась. Я находился на наблюдательном пункте командира 256-й дивизии, в километре от переднего края. Нервничал командир дивизии генерал-майор Фетисов, нервничал и командующий артиллерией подполковник Керемецкий. Да и как сохранишь спокойствие в такой обстановке! А пехота, оглушенная громом канонады, никак не могла понять, что огонь артиллерии давно уже снят с объектов атаки. Ведь впереди, в дыму, продолжали грохотать разрывы.

Пришлось нам перенести огонь артиллерии еще глубже и резко ослабить его плотность. Подошли танки.

Вместе с ними пехота двинулась наконец вперед. Первая вражеская позиция была прорвана во многих местах. Когда рассеялся дым, местность было трудно узнать. Земля вспахана воронками, от леса остались обгорелые пни. Вместо ровного зеленого фона — огромные темно-коричневые и черные пятна. Там, где разрывались реактивные снаряды, долго клубился дым: огонь пожирал все, что могло гореть.

Вторую позицию, удаленную от первой на два — два с половиной километра, захватить с ходу не удалось. Слишком долго задержалась пехота с началом атаки, момент был упущен. Противник, опомнившись от удара, стал оказывать упорное сопротивление, переходя на отдельных участках в контратаки.

За два года немцы создали здесь мощную оборону со множеством траншей, пулеметных и орудийных дзотов и дотов, с убежищами, минными полями и другими заграждениями. Чтобы уничтожить все живое, способное оказать сопротивление нашей наступающей пехоте, нужно было долбить оборону противника тяжелой и реактивной артиллерией в течение многих часов. Но такие длительные артподготовки в итоге себя не всегда оправдывали: исчезала внезапность нападения, слишком велик был перерасход материальных средств.

В первую мировую войну французы проводили артиллерийские подготовки продолжительностью до нескольких суток, в результате чего первая немецкая позиция сравнивалась с землей. Французская пехота захватывала эти позиции, но дальше не продвигалась. Больше того, выяснялось, что немцы отводили свои войска в глубину, на вторую позицию, а французская артиллерия била по пустому месту.

Мы были сторонниками внезапных коротких, но мощных артподготовок. Главная надежда возлагалась на четкость взаимодействия родов войск, на стремительную атаку пехоты и танков, делавших бросок вперед, как только артподготовка заканчивалась и огневой вал переносился вперед. Неотступно следуя за огневой завесой, пехота должна была атаковать одну траншею противника за другой.

Но на этот раз наша пехота запоздала с атакой. Воспользовавшись этим, гитлеровцы выдвинули на вторую позицию первые эшелоны своей ударной наступательной группировки. Они не только усилили оборону, но стали наносить сильные контратаки.

Командующий фронтом, недовольный развитием операции на направлении главного удара, выезжал в дивизии, наблюдал за ходом боя и разбирался в причинах медленного продвижения наших войск.

Генерал Фетисов, оправдываясь перед Мерецковым, пытался, например, объяснить неудачи дивизии плохими действиями артиллерии. Я как раз присутствовал при этом разговоре. Командующий, обращаясь ко мне, спросил:

— Это, товарищ Морозов, камешек в ваш огород. Что вы скажете?

Я доложил свои соображения. Мерецков выслушал, не перебивая. Когда я закончил, генерал Фетисов хотел что-то сказать, но Мерецков остановил его:

— Все ясно! Артиллерия здесь ни при чем. Не смогли воспользоваться результатами ее огня. Надо выправлять положение.

Начальник штаба артиллерии дивизии майор А. В. Западов, которого командир дивизии обвинял в неправильном планировании огня, был реабилитирован. Мне нравился этот человек, его высокая эрудиция. До войны ему была присвоена ученая степень кандидата наук. При первой же встрече с ним я подумал: «Вот настоящая находка для нашего отдела». Через некоторое время майор Западов был переведен к нам, в штаб артиллерии фронта.

Перед соединениями 8-й армии встала задача: отразить сильные контратаки врага, не дать его главным силам перейти в наступление и осуществить задуманный план восстановления блокады. Среди болот и лесов столкнулись две мощные группировки. Завязалось кровопролитное сражение, длившееся почти целый месяц.

В августе напряжение боев не ослабло. Наши войска продолжали штурмовать опорные пункты и узлы сопротивления противника на господствующих высотах, захватывали их. Немцы упрямо лезли в контратаки, одни роты, скошенные огнем нашей пехоты и артиллерии, заменялись другими. Отдельные высотки и участки траншей неоднократно переходили из рук в руки.

11 августа, после тяжелых оборонительных боев, 8-я армия возобновила наступление, чтобы овладеть главными узлами сопротивления. Самый мощный из них находился на высотах между Мишкино и Поречьем. Он состоял из нескольких опорных пунктов, оборудованных для круговой обороны.