К повороту стоять! (СИ) - Батыршин Борис - Страница 17

Замысел, что и говорить, хорош; только вот британцы осведомлены о нем не хуже нас. И теперь, когда война из умозрительной гипотезы превратилась в каждодневное ожидание, они поступили так, как подсказывал здравый смысл. Имея до чертовой матери паровых фрегатов и корветов, способных, как и «Крейсер», к длительному плаванию под парусами, они решили заранее прицепить к каждому из нас по провожатому. За нами, к примеру, от самой Филадельфии волокся винтовой корвет «Ясон». Он не доставлял особой головной боли - случись что, мы расправились бы с этим деревянным старьем в считанные минуты. Но в Гаване эстафету у «Ясона» принял новенький, всего месяц, как вошедший в строй броненосный «Шеннон». Это уже серьезно; такому противнику «Крейсер» на один зуб. И тут, дружище, похвастаюсь с полным на то правом: план авантюры, в результате которой мы избавились от навязчивой опеки, возник в воспаленном воображении твоего покорного слуги мичмана Карла Греве.

Затея основывалась на том факте, что городишко Санта-Крус-де Тенерифе, в числе прочих достопримечательностей, может похвастать и оперным театром. Не буду обсуждать достоинства и недостатки тамошней труппы; скажу лишь, что на третий день стоянки, после утомительной угольной погрузки и не менее утомительной большой приборки, наш командир, капитан-лейтенант Михайлов, дай Бог ему здоровья, отпустил команду на берег. А для господ офицеров приобрел на средства из экономических сумм билеты в оперу, на самые лучшие места. Узнав об этом, командир «Шеннона» решил не ударить в грязь лицом и последовать его примеру. Высидев в театре половину первого акта (убей бог, не припомню, что за спектакль давали в тот вечер!), наши офицеры стали, как бы невзначай, по одному покидать зрительный зал. Когда последний из них прибыл на клипер, команда уже собралась и были даже разведены пары. Выходя из бухты, «Крейсер» прошел в полукабельтове от «Шеннона», стоявшего на якоре без паров, капитана и большей части команды. Представь, какими заковыристыми проклятиями провожали нас в путь вахтенные британцы!

Однако, это было лишь полдела. Океаны беспредельно широки, а вот торные морские дороги весьма и весьма узкие. К тому же телеграф уже много где понатыкал свои столбы и протянул подводные кабели; можно было не сомневаться, что известие о нашем бегстве из-под надзора вскорости получат командиры всех британских стационеров в портах по пути возможного следования. И тут следует поблагодарить строителей «Крейсера» за его отменные качества парусного ходока - не имея угля даже до французского Мадагаскара, мы сумели, влекомые лишь океанскими зефирами, обогнуть мыс Доброй Надежды, подняться до экватора и пополнить угольные ямы в порту Занзибар, куда телеграф пока, слава Богу, не провели. Клипер вошел в порт лишь после того, как высланный вперед паровой катер выяснил, что стационером там стоит древняя колесная канонерка «Свифт», которая ни под парами, ни на парусах не имеет шанса угнаться за «Крейсером».

Мы отшвартовались в Занзибаре 27-го января и из свежих, всего недельной давности, газет узнали о рейде Скобелева через Балканы. Вот-вот следовало ожидать развития событий, а потому, приняв уголь, мы вышли в море и повернули на норд, к Баб-эль-Мандебскому проливу. А еще через десять дней, 5-го февраля, со встреченного французского пакетбота получили долгожданное известие: Британия и Российская Империя находятся в состоянии войны! Подробностей французы не знали, но не доверять их словам не было решительно никаких оснований: британский Аден, из которого пакетбот вышел меньше суток назад, соединен подводным кабелем с Порт-Саидом, и новости приходят туда не позже, чем в Париж или Вену.

Сыграли большой сбор. Команда выстроилась на шканцах, и капитан-лейтенант Михайлов объявил:

«Братцы! Начинается то, ради чего мы с вами столько лет бороздили океаны; то, ради чего Отечество наше кормило нас, содержало, обмундировывало и обучало морскому делу. Нам неслыханно повезло: наш «Крейсер», как говорят североамериканцы, сорвал банк. На третий или четвертый день войны мы находимся в каких-то полутора сотнях миль от Адена, на главной морской артерии Великобритании - от Суэцкого канала в Индию. Мы - лиса, забравшаяся в курятник, и хозяйские псы еще не опомнились. За дело, братцы, и пусть Британия надолго запомнит наш «Крейсер» и наше крейсерство!»

А в море, и правда, было тесно, как на Невском в календарный день. За первые же сутки мы изловили три судна под британскими флагами. Первое, пакетбот «Клайд», следующий с пассажирами в Бомбей, мы отпустили, изъяв лишь казенную почту - не дело начинать войну с пленения женщин и детей! Зато два других оказались жирной добычей - большой барк «Ормуз», следующий из Австралии с грузом овечьей шерсти, и пароход «Беладонна», направляющийся в балласте в турецкую Басру. Барк утопили подрывными зарядами; «Беладонна» же идет теперь за нами. На нее командир намерен пересаживать команды захваченных судов, а когда станет невмоготу от тесноты - передавать матросов на нейтральные суда. Офицеры же останутся нашими пленниками; Британия в случае войны черпает в своем торговом флоте резервы для пополнения экипажей Королевского флота, так что есть прямой смысл лишить неприятеля обученных моряков, не прибегая при этом к человекоубийству.

Двое пленников - штурман с «Беладонны» и второй помощник шкипера с «Ормуза» пребывают сейчас на «Крейсере». Командир пожелал лично расспросить их о текущих международных делах, да никак не выкроит минутки. Пока же эти два джентльмена столуются в кают-компании и подолгу беседуют с офицерами, свободными от вахт. Поговорил с ними и я, и вот что, между прочим, сообщил мне британский штурман. Лондонские газеты, видишь ли, пишут, что начавшаяся война есть попытка наказать Россию за вероломство в европейской политике! Оказывается, Государь нарушил сложившуюся со времен венского конгресса 1815-го года традицию заканчивать все крупные конфликты созывом международного конгресса. Обычай этот якобы ввела в употребление Британия, и она же стоит на его страже - иначе любой конфликт, не успев закончиться, будет порождать новые войны, вследствие чего европейские страны погрязнут в кровавом хаосе. Я понял это так, что господам просвещенным мореплавателям понравилось снимать сливки с чужих побед за столом переговоров, как ни проделывали уже не раз. Когда же Государь отказался идти у них на поводу, отдавая за лондонские и венские чернила то, за что плачено русским потом, русской кровью и русским золотом, и занял, в нарушение каких-то там «международных интересов» Константинополь - правительство королевы Виктории усмотрело в этом потрясение основ.

Кроме британских судов, мы останавливаем и нейтралов, имея целью узнать последние новости. На первый же из них, что будет следовать в Европу, и передам это письмо; надеюсь, ты получишь его не позже, чем через месяц.

Остаюсь до скончания дней твоим преданным другом, мичман Карл-Густав Греве, барон.

Борт клипера «Крейсер»,

8-го февраля года 1878-го

от Рождества Христова.»

IV.«И вальсы Шуберта, и хруст французской булки...» [16]

Зима выдалась морозной, без выматывающей душу слякоти и прочих удовольствий, вроде оттепелей под Рождество и ледяных дождей. Финский залив покрылся льдом в начале декабря; по этому случаю два мичмана с монитора «Единорог» соорудили на голландский манер буер (вид санок с мачтой и косым парусом), и катали на нем желающих по просторам Кронбергс-рейда, где неутихающие ветра дочиста сдували со льда снег. Идея была подхвачена; на последнюю неделю февраля назначили гонки, и теперь умельцы-энтузиасты вовсю ладили «парусные санки» собственных оригинальных конструкций.

К Рождеству ледовая гладь Южной гавани украсилась катками. По давней традиции, экипажи кораблей устраивали собственные площадки для конькобежных упражнений, а слесаря из механических мастерских портоуправления рады были возможности заработать к жалованию лишний рублевик, выточив из подходящей железки пару коньков. Первыми заказчиками стали офицеры с эскадры, их дети, жены и пассии; доставались коньки и матросам, и горожанам, охотно принимавшим участие в этих развлечениях.