Корм вампира (СИ) - Макара Дэйв - Страница 23

Только и смог, что кивнуть в ответ — мои "счастливчики" уже полыхали раскаленным металлом, угрожая прожечь меня насквозь.

— Не стоило устраиваться в ночь на могильнике. — В голосе охотника прозвучала и усмешка и печаль и угроза. — Ну, раз залез… Дам тебе шанс.

Гуим выпрямился, сладко потянулся, хлопнул в ладоши и исчез в серебристом вихре, сорвавшем палатки.

Кто познал кошмар, тот знает первое средство борьбы с ним.

Давно я так со вкусом не матерился.

Громко, отчетливо и с душой, без грамма стыда или стеснения. Поминая всех богов, пристегивая их к длинной веренице слов, выдергивающей нас всех из кошмара острова-могильника.

Я матерился так, как меня учил мой дед, вытаскивая из тайников памяти все обороты и сравнения.

Может быть, не так уж и не правы те, кто считает мат боевой молитвой, вводящей воина в то состояние боевого куража, при котором все проклятия, насылаемые на него врагами, возвращаются к тем, кто их наслал.

Может быть, действительно были времена, когда магия шагала по нашей планете?

И, оттого и нельзя материться для связки слов, ибо сказанное слово теряет силу, убивая воина, превращая его в диванную собачку, украшение купленного в кредит автомобиля, новенького айфона или распавшейся семьи, для которой не хватило нужных слов.

Судя по ровному дыханию моих коллег, не зря я не матерился с момента поступления в институт, дав самому себе зарок.

"Молитва" для боя, отныне, останется только для боя.

Закинув руки за голову, растянулся на остывающем песке, покрывающим тонким слоем камень холма.

В черном небе, без единого признака нашей соседки по галактическому путешествию, мерцали звезды, изредка скрываясь за просвечивающими облаками, подобными фате невесты.

Что мы знаем о мире до христианства?

Лишь то, что нам привычно врут.

Сегодняшняя ночь, для меня, все расставила по своим местам — ни хрена не значат кресты, без веры надетые на шею толстым попом, подсчитывающим в голове барыши.

Любуясь Медведицей и подмигивающей мне Полярной звездой, раз за разом, шаг за шагом, снова и снова вертел и крутил мысленный кубик-рубика, складывая стороны по цветам.

Великая сила, скажу я вам, таится в каждом человеке…

Только мельчает человек и тем больше мельчает, чем больше плывет по теченью.

Не важно, молишься ты или просто ждешь чуда — пока ты сам не станешь творить, ни молитва, ни чудо тебе не помогут.

Уже почти засыпая, услышал дикий крик, пролетевший над водной гладью нашего рукотворного моря.

Дав себе зарок проверить, кто же так орал, вырубился с чистой совестью человека, хорошо выполнившего свою работу.

Жаль, что рассказать не кому будет — не поверят!

Рассветы на Бухтарме разные — теплые, прохладные, промозглые и сияюще-солнечные — все как на настоящем море, живущем своей жизнью, то ревущем штормом, то играющем серебристыми зайчиками.

Вода она и есть — вода. И щелку любую найдет, и объем — заполнит. И напоит, и утопит. Выбирай, только не думай, что Ты покорил море — оно вошло в тебя каждой своей частичкой, крупинкой соли, криком чайки и взмахом крыла альбатроса.

Сорванные палатки пришлось устанавливать по новой, натягивать до звона, и выслушивать от Федорова всё, что он о нас думал.

Фарата, в ответ, сорвался и предложил "старшаку" не умничать, а спуститься и показать мастер-класс.

"Слово за слово, членом по столу"! — Прокомментировал вслух Павлик, схлопотал от обеих сторон и пошел искать утешение у психолога.

Вместо утешения, отправил его купаться — что-то показалось мне слегка странным, что-то изменилось, словно мир стал чуточку больше, солнце — чуточку жарче…

А, нет, простите…

Это не мир стал больше, это воду спустили и наш островок приобрел дополнительную площадь, каменистую и влажную.

— Там маячок светится! — Вынырнул Павлик, довольный, как слон. — Наш, думаю…

Пока он думал, Семен скинул майку и брюки, поплескал себе на бицепсы, остужая тело и готовясь к "быстрому нырку".

Минута вентиляции и вот розовые пятки мелькнули над ровной гладью воды.

Привычно разделся и встал на подхвате — работа наша не для одиночек и не для особо выделывающихся. В ней все расписано даже не по минутам — по секундам, отделяющим два мира не только тонкой пленкой поверхностного натяжения, но и переходом с этого мира, в мир иной. И самый простой знак того, что все пошло не так — отсутствие "пузырьков".

Сема держит семь минут — проверено не однократно и быстрый спуск, в его исполнении это классический маневр, ни на йоту не отступающий от расписанных схем и инструкций.

При первом совместном погружении, он долго и нудно опекал меня, контролируя каждые две минуты. Потом два часа "размазывал" меня за нарушение ТБ, по пунктам объясняя, где я облажался.

Пересдавать на журнал, не отправил, конечно, но еще десяток погружений следил, как нянька, за плаксивым дитем, что головы не имеет, только плакая.

Потом был "Шален-Гра" и с тех пор работали "сбитой" парой, не подпуская, даже близко, чужаков. Мы настолько "притерлись" к друг-другу, что жестикулировать почти не приходилось, словно в мозгах стоял приемо-передатчик, настроенный на напарника.

Федоров, на нашей паре устроил съемку обучающего фильма, для "молодняка".

Две минуты и сорок одна секунда…

Я принялся вентилировать легкие, готовясь взмахнуть ногами над головой и помчаться навстречу напарнику.

Семен, с его опытом работы, сейчас, самая главная птица. Пока Павлуша таскает с катера наше оборудование, а Федоров сидит на берегу, наблюдая уже за мной, он, наверняка, и до контейнера добрался, и фронт работ наметил.

"Фр-р-р-рух-х-х"! — Вода выпустила Фарату, привычно изображающего из себя кита. Или дельфина, кому как нравится.

В четыре взмаха руки капитан Семен Фарата добрался до берега, чуть заметно кивнув мне, отмечая мою готовность и тройной удар указательным пальцем правой по запястью левой руки — три минуты.

Без груза, метров на 15 ухнул, к бабке не ходи.

Впрочем, это Семен и делать далеко идущие выводы на таких поверхностных наблюдениях…

Растянувшись на теплом камне, рядом с Федоровым, мой инструктор морщил нос.

Значит, дела совершенно хреновы.

— Контейнер лежит на склоне, дверями вниз. Верхняя часть метрах в 25–28. Дна не видно, вода чистая и легкое течение.

— Не сползет?

— За ночь воды ушло на пару метров, так что… Никуда не денется.

— На "стрелу" возьмем? — Федором принялся что-то рисовать обломком камушка, на песке рядом с собой.

— Нет, Аркадьич. Понтон нужен. Между катеров растянем и через блоки, вверх и к берегу. Потом "колбасу" подсунем, продуем, поднимем… Длинный зараза и тяжелый.

— Контейнер специальный, так что, не такой уж и тяжелый… — Федоров отбросил камушек. — Олег, чего кобылу тянешь? Помоги Павлику, а то так до вечера возиться будем!

Горка нашего оборудования, взятого с собой, была удручающе мала и, увы, большей своей частью была отнюдь не "Сделано в России". Отметились и итальянцы, и французы, американцы тоже сделали свой вклад в наше нелегкое дело.

Но вот самый тяжелый тюк, весом более 70 кг, это уже наша разработка, проверенная, откатанная и "забугрянью" совершенно не известная.

Через час, я впервые погрузился в воды своей родной Бухтармы.

Подумать только, а ведь я в ней дважды тонул… В попытке научиться плавать…

Три минуты и нашим глазам открылась дополнительная неприятность — от удара не только двери открылись, но и часть груза болталась, угрожая вывалиться в "открытый космос".

Переглянувшись, закрепили стропы и отпустили вверх оранжевые шары буйков, попытались закрыть двери и трижды хлопнули в ладоши, когда удалось свести створки и прихватить их на тоненький тросик, на всякий случай, в трех местах.