Семь Замков Морского Царя
(Романы, рассказы) - Рэй Жан - Страница 32

— На этот раз я подчинюсь вам, милорд, — произнес он бесцветным голосом.

Будет не совсем правильно сказать, что Харлисон обнаружил странное существо, сыгравшее решающую роль в его судьбе, в момент своего печального возвращения на Найтрайдер-стрит.

Он рухнул в кресло, чувствуя невероятную вялость, и почти сразу же заснул. Потом он проснулся, и его взгляд, по-видимому, совершенно случайно упал на муху. Но он опять заснул тем же болезненным сном с горячечными видениями, столь часто посещавшими его после возвращения в Европу.

Он проснулся в очередной раз, когда за окнами ночь сменилась предрассветной серостью; вероятно, именно эти первые признаки начинающегося рассвета заставили его обратить внимание на висевшую на стене напротив картину.

Прекрасная репродукция полотна Гильдебрандта «Воин и его сын», напоминающая по манере Ван Дейка. Картина в глубоких тонах была широко известна в Германии в прошлом веке.

Взгляд Харлисона нередко задерживался на суровом лице воина, смягчившемся благодаря присутствию рядом с ним улыбающегося толстощекого ребенка.

В композиции присутствовало немного предметов: рукоятка меча на фоне спинки дубового кресла, большой глиняный кувшин, книга, шлем…

«Шлем!»

Слова, исторгаемые трубой воздухозаборника, вспыхнули в памяти австралийского инженера.

«Муха слетела со шлема. Она села на крест».

«Крест!»

Харлисон полностью проснулся, и его взгляд жадно скользил по картине. Да, на ней был изображен и крест — это было перекрестие в окне с витражом.

И на кресте… Да, на кресте сидела муха, обычная комнатная муха, готовая к полету после ночного отдыха.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы подойти к картине.

Картина была воспроизведена на доске из твердой древесины, слегка вибрирующей при нажиме, словно кнопка электрического звонка из слоновой кости.

Харлисон попытался улыбнуться, но вместо улыбки его лицо исказила гримаса.

Он плохо разбирался в детективной литературе. Хотя вполне достаточно для того, чтобы узнать те более или менее гротескные предметы, которые передают тайные сигналы действующим лицам или играют роль загадочных сезамов.

С сильно бьющимся сердцем он сильно нажал на муху; насекомое выскользнуло из-под его пальца и исчезло.

«Неужели она живая?» — подумал он, но тут же догадался, что это было невероятно искусное механическое изделие.

Его ожидало разочарование — ничего не изменилось.

В романах часть стены тут же начинает медленно поворачиваться, открывая темный проход, ведущий в мрачные подземелья.

Какое-то время Харлисон ожидал, что перед ним появится загадочная красная комната, но столовая осталась такой же, какой была всегда в своей буржуазной примитивности.

Достаточно подозрительная картина по-прежнему висела на стене, не собираясь сдвигаться и упорно сопротивлялась попытке снять ее.

Если же муха не включала никакое устройство, она могла отдавать какую-нибудь электрическую или механическую команду. Но почему тогда она исчезла?

Роуланд машинально потрогал нарисованный крест и внезапно почувствовал под рукой какую-то шероховатость. Оказалось, муха перебралась на крест!

В это же время комната осветилась необычным светом. Харлисон обернулся; несмотря на темноту снаружи, одно из окон светилось желтым светом. Окно в неизвестно откуда появившуюся вплотную к его окну комнату.

Через несколько секунд свет погас.

У Харлисона пробудился инстинкт инженера.

Он снова нажал на металлическое насекомое, внимательно наблюдая за ним. Муха быстро скользнула в сторону, но ему все же удалось заметить, что она спряталась в небольшую щель.

Очевидно, только небольшая часть картины была подвижной, и она поворачивалась так быстро и незаметно, что самый внимательный взгляд не мог уловить перемещения.

Он посчитал время реакции: через двенадцать секунд свет за окном появился снова.

«Значит, часовой механизм, — подумал инженер. — Очевидно, это сигнал… Возможно, что-то вроде светофора, указывающего, что путь свободен».

Путь свободен! Как привлекательно это звучит!

Через пять минут он вскарабкался на промежуточную стену и спрыгнул с нее в неуютный дворик, заросший сорняками, открыл дверь, запертую на простую задвижку и очутился в пустом здании.

«Что стал бы делать здесь полицейский Эдгара Уоллеса?»

Он подумал об этом, блуждая по грязным комнатам с толстым слоем пыли на полу.

«Он, разумеется, стал бы искать следы и отпечатки пальцев».

Ничего похожего здесь не было, если не считать его собственных следов, отпечатавшихся в толстом слое пыли.

В комнате, в которой загорелся свет с интервалом в двенадцать секунд, когда он нажал на муху, с потолка свисала пыльная лампочка. Харлисон попробовал нажать на выключатель сбоку от двери; свет не загорелся. Он потрогал лампочку — она все еще была теплой.

Этот выключатель не связан с лампочкой; попытавшись включить с его помощью свет можно подумать, что лампочка перегорела, или что провода не в порядке.

«Слишком много сложностей непонятно для чего. Тщательная проверка сети неизбежно привела бы меня к правильному выводу. Детектив Уоллеса стал бы действовать примерно так же, но у него на выяснение истины ушло бы несколько часов».

Поскольку ступени, ведущие наверх, тоже были покрыты нетронутой пылью, Харлисон решил продолжить разведку в подвале. Там он оказался в гуще событий, связанных с сюжетами черных романов, с тайными проходами и коварными ловушками.

Интересно, неужели его опасное лондонское приключение не могло обойтись без устройств, более достойных королевского театра Друри-Лейн, чем реально существующих лондонских районов Уайтчепел и Лаймхаус?

Конечно, эти выдумки были бы необязательны, если бы Лондон не обладал подземной системой канализационных труб, заброшенных туннелей, забытых коридоров, сохранившихся с того времени, когда Иниго Джонс[53] создал Уайтхолл.

Великий город видел разрушение дворца Генриха VIII и Елизаветы, но никто и никогда не пытался избавить его от невероятно протяженных подземных туннелей. Совсем недавно один из горожан сообщил, что он мог пройти от своего особняка в Холбоме до дома друзей в Кингсвей не боясь тумана и дождя. Просторный туннель длиной восемьсот ярдов, проходящий под Линкольнс Инн, соединял подвалы двух зданий.

Скотленд Ярд обладает весьма подробным планом этих мрачных лабиринтов, и этот план широко используется силами правопорядка, но существуют и другие, более сложные лабиринты, неизвестные Ярду, но доступные для воровского мира.

Харлисон вскоре оказался перед металлической дверью, перемещающейся по вертикали, подобно ножу гильотины. Дальше продолжался коридор, освещенный жалкой лампочкой, вероятно, включенной после того, как он нажал на муху.

«Свободный путь!» — повторил он. Не теряя времени на бессмысленные рассуждения и полагая, что освещение вскоре может отключиться, а туннель может оказаться перекрытым, Харлисон устремился вперед. Ему крупно повезло: лампочка оставалась шагах в десяти впереди, когда дверь за его спиной обрушилась вниз с лязгом металлических челюстей.

«Кости брошены», — подумал он.

Если не считать нескольких поворотов, туннель оказался прямым и совершенно сухим; судя по всему, он хорошо вентилировался и, очевидно, старательно содержался в порядке. Воздух в нем почти не отличался от воздуха в неглубоком погребе для хранения продуктов, разве что в туннеле улавливался слабый запах грибов.

Харлисон двигался осторожно, и даже думал, не закурить ли ему сигарету, чтобы чувствовать себя более уютно, когда услышал крик. Был ли это действительно крик?

Голос, знакомый ему (он не представлял, где и когда мог слышать его), казался неуверенным; так мог крикнуть человек, увидевший страшный сон и проснувшийся в испуге.

Откуда он доносился? Туннель продолжался, совершенно пустой, освещенный очередной лампочкой, появившейся после поворота. Тем не менее, голос, казалось, звучал вокруг него; он сопровождался звуками торопливых шагов. Роуланду, похоже, достаточно было вытянуть руку вперед, чтобы коснуться спины того, кто шел впереди него.