Снежная королева - Виндж Джоан - Страница 72

— Ну а с этим что будем делать, а? — Подросток толкнул локтем одного из мужчин, чтобы тот подвинулся. — Может, мне его отдадите? Ой, ну отдай мне его, ма! — Голос был девчачий. Гундалину увидел прямо перед собой дуло станнера и понял, что девчонка обращается к той отвратительной старухе. — Мне он для коллекции нужен.

Он вдруг представил свою собственную отрезанную голову, надетую на кол. В животе снова шевельнулся тугой клубок; он что было силы прижал язык к верхнему небу. Боги!.. О боги, только не это. Если я должен умереть, пусть моя смерть будет чистой… и быстрой.

— Заткнись, малявка! — рявкнула старая карга. Девчонка показала матери язык.

— А по-моему, надо его сразу прикончить, — сказала вторая женщина. — Да не просто так, а чтобы пострашнее было, чтобы чужеземцы сюда нос побоялись сунуть.

— Если вы меня убьете, вам от них никогда покоя не будет! — Гундалину шагнул было вперед и тут же увидел, как в воздухе мелькнули два ножа. — Нельзя убить инспектора полиции и надеяться, что это сойдет с рук. Наши ребята от вас мокрого места не оставят. — Он понимал, что все это ерунда и неправда, что слова его звучат не слишком убедительно, что бандиты тоже чувствуют это… Его начала бить дрожь.

— А откуда они вообще об этом узнают? — Старая карга ухмыльнулась, ощерив безупречные, белые как снег зубы. Он совершенно не к месту подумал вдруг: не искусственные ли они? — Мы можем, например, твой труп в трещину столкнуть, так лед быстренько его в порошок перемелет. Даже боги твои не сумеют отыскать, где твой прах покоится! — Резким движением старуха перебросила излучатель, висевший у нее за спиной, на грудь и заставила Гундалину снова прижаться спиной к скале. — Значит, ты считаешь, что можно на нас загонную охоту устроить, чужеземец? На нашей же собственной земле? Я Великая Мать! Лед — мой возлюбленный, скалы, птицы и звери — дети мои. Все они разговаривают со мной, ибо мне ведом их язык. — Глаза старухи подернулись туманом безумия. — Это они рассказали мне, как охотиться на охотников. И я должна принести им жертву, вознаградить их за помощь.

Гундалину смотрел на длинную блестящую трубку у нее в руках, которая будто пришпилила его к ледяной скале. Перед глазами у него все плыло, но он старался сохранять достоинство, огромным усилием воли держась на ногах. Старая разбойница медленно отошла на несколько шагов, готовясь выстрелить. Остальные тоже отошли подальше, опасаясь рикошета, и Гундалину остался один в кругу вытоптанного снега. Рот и легкие саднило от обжигающего холода. Каждый вдох сейчас мог стать его последним, однако перед мысленным взором отнюдь не проплывали сцены из прожитой жизни, как пишут в романах, и не открывалась глубинная вселенская истина… ничего не было перед ним в его последние мгновения, вообще ничего.

Старуха подняла излучатель и выстрелила.

Гундалину покачнулся, но не упал и никакого удара не почувствовал; открыв глаза, он не сразу понял, что случилось, пока не увидел, что старуха все жмет и жмет на пусковую кнопку, яростно бранясь и тряся излучателем. Злобные ругательства слышались и со стороны зрителей.

Он, пошатываясь, шагнул вперед.

— Дай-ка… давай, я исправлю… — Изумление вспыхнуло в выцветших светло-голубых глазах; старуха отдернула руку.

Он терпеливо ждал.

— Он неисправен. Все время ломается, но я могу починить, если ты мне позволишь.

Она нахмурилась; но вскоре выражение ее лица переменилось, и она едва заметно кивнула. Он прекрасно видел, что на него нацелены сразу два акустических ружья, так что нечего было и думать о побеге.

Старуха швырнула ему излучатель:

— Ну почини, если тебе уж так умереть не терпится. — Она явно решила, что он спятил; впрочем, он и сам был не слишком уверен в своем здравомыслии.

Он опустился на колени, чувствуя сквозь тонкие штаны обжигающие укусы снега. Устроив излучатель поудобнее, стянул перчатки и раскрыл небольшую сумку с запчастями, которую всегда носил на поясе. Оттуда он вытащил тоненький намагниченный щуп и ввел его в отверстие на конце приклада, принялся что-то уверенно и осторожно искать во внутренностях излучателя. Вспотевшие от напряжения руки липли к ледяному металлу, мешая работать; но он практически не замечал ни боли, ни холода. Нащупывая путь среди невидимых тропинок, он добрался наконец до критического перекрестка и разъединил замкнувшийся контакт. Потом вытащил щуп и осторожно, с благодарностью за помощь, убрал его на место. Потом, удивляясь самому себе, протянул излучатель старухе и спокойно посмотрел ей в глаза.

— Теперь все должно быть в порядке. Не стоит красть чужие игрушки, если не умеешь с ними обращаться.

Она выхватила излучатель у него из рук так проворно, что содрала ему кожу. Он поморщился, однако руки настолько задеревенели, что уже почти ничего не чувствовали. Впрочем, и лицо тоже; и мозги… Он встал; перчатки упали в снег, но он их поднимать не стал. Что ж, по крайней мере он доказал свое превосходство и умрет теперь чистой смертью, умрет с достоинством — будет убит из превосходного оружия.

Однако на сей раз старуха целиться в него не стала, а повернулась и выстрелила в вечнозеленый куст у подножия скалы. Он услышал треск и увидел, как взметнулся маленький зеленый взрыв и остатки куста охватило пламя. Послышались крики одобрения, и жажда убийства вновь отразилась на диких, безжалостных лицах бандитов.

Старая карга, расталкивая остальных, подошла к нему.

— Отлично поработал, чужеземец. — Она улыбалась какой-то нечеловеческой, злой улыбкой.

Краем глаза он видел еще горевший куст. Под скалой дым почти не рассеивался, и запах горящего дерева казался каким-то отвратительно чужим. Зато запах горелого человеческого мяса, витавший в воздухе, был таким же, как и всегда…

— Я ведь с Харему. Могу починить любой механизм даже с завязанными глазами. Именно этим мы, люди, и отличаемся от животных.

— Но ты ведь тоже смертен, чужеземец! Неужели ты действительно так спешишь умереть?

— Я готов. — Он еще больше выпрямился; теперь ему, казалось, что тело его принадлежит кому-то другому.

Она подняла излучатель; руки у нее слегка дрожали — излучатель был довольно-таки тяжелым. Пальцы ее нащупали кнопку, а глаза между тем испытующе впились ему в лицо, желая поймать тот миг, когда он сломается и станет молить о пощаде. Но он умрет молча и не доставит им такого удовольствия… Он понимал, что так или иначе, но его все равно убьют.

— Убей его! Убей! — Нетерпение зрителей нарастало, их голоса стали громче. Гундалину рассеянно посмотрел на них и заметил на лице девчонки-подростка такое выражение, которое однозначно определить бы не смог.

— Нет. — Старуха опустила излучатель, злобно ухмыляясь. — Нет, убивать мы его не станем; мы его сохраним. Он может чинить те вещи, которые мы крадем у инопланетян в Звездном порту.

— Он опасен, Великая Мать! — разочарованно и сердито сказал один из мужчин. — Да и ни к чему он нам.

— А я говорю, он будет жить! — рявкнула карга. — Он ведь хочет умереть — ты только посмотри на него! Человек, которому умирать не страшно, безумен. А тому, кто убьет безумца, удачи не видать. — Она все еще ухмылялась, но уже язвительно.

Гундалину почувствовал, что охватившее его оцепенение отступает, сменяясь ужасом и отвращением. Нет, они не дадут ему умереть чистой смертью. Они намерены сделать его своим рабом…

— Нет, твари вы вонючие! — Он бросился на старуху, пытаясь выхватить у нее излучатель. — Убейте меня, черт бы вас побрал! Я не буду…

Она инстинктивно вскинула излучатель раструбом вверх, потом ударила Гундалину прикладом по лицу, и он рухнул в размешанный снег. Кровь заливала ему лицо, острая боль криком звенела у него в ушах. Он выплюнул в снег кровь и сломанный зуб, приподнялся и стал смотреть, как бандиты собирают свои вещи; было похоже, что они намерены бросить его здесь. Он слышал громкие указания старухи, но не мог разобрать слов; впрочем, это было неважно, все теперь стало ему безразлично…