Обманщик - Форсайт Фредерик - Страница 5

Вербовку Панкратина Маккриди взял на себя, это был его конек. Он приступил к делу в 1981 году, и русский полковник был завербован. Все прошло на удивление гладко: Маккриди не пришлось выслушивать никакой болтовни, никаких излияний чувств, не пришлось сочувственно кивать головой… Речь шла только о деньгах.

Люди предают страну своих отцов по разным причинам: чувство обиды, идеологические несогласия, застопорившаяся карьера, ненависть к начальнику, стыд за свои извращенные сексуальные наклонности, страх быть с позором отозванным домой. Русские обычно разочаровывались в своей стране из-за коррупции, лжи и семейственности, с которыми им приходилось сталкиваться на каждом шагу. Но Панкратин был настоящим наемником, ему были нужны только деньги. Он говорил, что когда-нибудь уедет, но прежде намеревался разбогатеть. И на этой встрече он настоял, чтобы потребовать повышения ставок.

Из внутреннего кармана шинели Панкратин достал объемистый коричневый конверт и протянул его Маккриди. Пока Маккриди прятал конверт в кожаной куртке, Панкратин без всяких эмоций рассказывал, какая информация там содержится: имена, места, время, степень готовности войск, их передислокация, приказы и распоряжения, новые назначения, модернизация вооружения. Самыми важными были, конечно, сведения о кошмарных советских мобильных ракетах средней дальности СС-20, оснащенных тремя боеголовками с независимым наведением на цель. А этими целями были британские и европейские города. По словам Панкратина, эти ракеты передислоцировали в леса Саксонии и Тюрингии, откуда они смогут долететь до Осло, Дублина и Палермо. Тем временем на Западе огромные колонны наивных простаков выходили на улицы под социалистическими знаменами, требуя от своих правительств разоружения как жеста доброй воли.

– Эта информация имеет свою цену, разумеется, – сказал русский.

– Разумеется.

– Двести тысяч фунтов стерлингов.

– Согласен.

Сумма не была согласована, но Маккриди знал, что его правительство найдет деньги.

– И еще одно. Я так понял, что меня повысят в звании. До генерал-майора. И переведут. Снова в Москву.

– Поздравляю. И на какую должность?

Панкратин помедлил, чтобы Маккриди лучше осознал всю важность того, что он собирался сказать.

– Заместителем начальника Генерального штаба Министерства обороны.

Маккриди лишился дара речи. Он и не мечтал о том, чтобы иметь своего агента в самых секретных кабинетах здания на улице Фрунзе.

– Когда я выйду из игры, мне понадобится многоквартирный дом. В Калифорнии. Оформленный на мое имя. Может быть, в Санта-Барбаре. Я слышал, это прекрасное место.

– Неплохое, – согласился Маккриди. – А вы не хотели бы обосноваться у нас, в Великобритании? Мы бы позаботились о вас.

– Нет, мне нужно солнце. Калифорнийское. И миллион американских долларов на моем счету.

– Дом можно устроить, – сказал Маккриди. – И миллион долларов тоже. Если информация будет достоверной.

– Не просто дом, Сэм. Многоквартирный. Чтобы жить на ренту.

– Евгений, вы просите от пяти до восьми миллионов американских долларов. Не думаю, чтобы у нас сейчас нашлось столько денег. Даже за вашу информацию.

Русский скупо улыбнулся, сверкнув зубами из-под стриженных по-военному усов.

– Когда я окажусь в Москве, я буду передавать такие сведения, какие вам и не снились. Вы найдете деньги.

– Давайте подождем, пока вы получите новую должность, Евгений. Тогда и поговорим о многоквартирном доме в Калифорнии.

Через пять минут они расстались. Русский вернулся в свой кабинет в Потсдаме, а англичанин пробрался через стену на стадион в Западном Берлине. На контрольном пункте «Чарли» его ждал обыск, поэтому пакет пересечет стену другим, более надежным, но и не таким быстрым путем. Когда пакет окажется на Западе у него в руках, Маккриди вылетит в Лондон.

Октябрь 1983 года

Бруно Моренц постучал и, услышав приветливое «Войдите!», распахнул дверь. Его начальник был в кабинете один. Он сидел за столом внушительного вида в столь же внушительном вращающемся кресле и неторопливо помешивал свой первый за день настоящий кофе в чашке английского фарфора, который принесла внимательная фрейлейн Кеппель, опрятная старая дева, мгновенно выполнявшая любое желание шефа.

Как и Моренц, герр директор принадлежал к тому поколению, которое помнило конец войны и первые послевоенные годы, когда немцы обходились экстрактом цикория, и только американские – а иногда и английские – оккупанты могли себе позволить настоящий кофе. Теперь все не так. Моренцу герр директор ничего не предложил.

Обоим мужчинам было около пятидесяти, но на этом все сходство заканчивалось. Невысокий, пухлый директор кёльнского отделения герр Ауст всегда был идеально причесан и прекрасно одет. Плотный седой Моренц был выше ростом, сутулился и потому казался, особенно в своем неизменном твидовом костюме, неуклюжим, коренастым и неопрятным. Кроме того, он был рядовым государственным служащим и не имел ни малейшего шанса подняться до уровня директора, иметь собственный респектабельный кабинет с фрейлейн Кеппель, которая приносила бы ему до начала рабочего дня колумбийский кофе в чашке английского фарфора.

Наверное, в то утро по всей Германии многие начальники вызывали в свои кабинеты подчиненных, но едва ли где-нибудь еще встречались два человека, которых интересовали бы такие же проблемы. Едва ли где-нибудь еще разговаривали на подобные темы, потому что Дитер Ауст был директором кёльнского отделения западногерманской секретной разведывательной службы.

Штаб-квартира службы размещается в нескольких обнесенных глухой стеной зданиях рядом с небольшим городком Пуллах, что примерно в десяти километрах от Мюнхена, на реке Изар в южной Баварии. Такой выбор может показаться странным, потому что еще в 1949 году столицей Федеративной республики стал Бонн, расположенный на Рейне, в сотнях километров от Пуллаха. Причины этого нужно искать в истории. Западногерманская разведывательная служба была создана американцами сразу после войны в противовес усилиям своего нового врага – СССР. Главой службы они назначили Райнхарда Гелена, который во время войны был шефом немецких шпионов, и на первых порах службу называли просто Организацией Гелена. Американцы хотели, чтобы Гелен работал на территории их оккупационной зоны, которая включала Баварию и юг Германии.

Бургомистр Кёльна, Конрад Аденауэр, был тогда малоизвестным провинциальным политиком. Когда союзники в 1949 году создали Федеративную Республику Германия, Аденауэр стал ее первым канцлером и неожиданно для многих выбрал ее столицей свой родной городок Бонн, находящийся в двадцати пяти километрах от Кёльна вверх по Рейну. Тогда поощрялся переезд в Бонн почти всех федеральных учреждений, однако Гелен устоял, и его служба была лишь переименована, но осталась в Пуллахе. Там она располагается и по сей день. Федеральная разведывательная служба имеет отделения в каждой земле Федеративной Республики. Одно из наиболее важных таких отделений – кёльнское, потому что Кёльн, хоть и не является столицей земли Северный Рейн-Вестфалия (ее столица – Дюссельдорф) – единственный крупный город, соседствующий с Бонном. Кёльн переполнен правительственными учреждениями. К тому же он кишит иностранцами, а немецкая разведывательная служба в отличие от западногерманской контрразведки заинтересована в связях с зарубежными коллегами.

Моренц принял приглашение Ауста сесть и забеспокоился, не сделал ли он что-то не так. Оказалось – ничего.

– Мой дорогой Моренц, не буду ходить вокруг да около. – Ауст изящно вытер губы свежайшим льняным носовым платком. – На следующей неделе наш коллега Дорн уходит на пенсию. Конечно, вы это знаете. Уже известно, кто займет его место. Но преемник очень молод и долго у нас не задержится, помяните мое слово. Есть, однако, одно дело, выполнение которого требует человека более зрелого возраста. Я бы хотел, чтобы вы взяли это дело на себя.