Обманщик - Форсайт Фредерик - Страница 25

– Чем могу быть полезен, товарищ майор?

Его действительно заинтриговало, что могло послужить причиной этого неожиданного визита в такой день, когда он, без сомнения, будет занят по горло. Но просьба принять майора поступила от начальника местного управления КГБ, а полковник Восс отлично понимал, кто на самом деле командует в Германской Демократической Республике.

– Вы занимаетесь расследованием происшествия возле Йены, – сказала Ваневская. – Я имею в виду западногерманского агента, который сбежал после столкновения и бросил свою машину. Не можете ли вы сообщить мне детали расследования?

Восс рассказал обо всем, что не вошло в оперативную сводку, с которой Ваневская уже ознакомилась.

– Предположим, – сказала Ваневская, когда полковник замолчал, – что этот агент, Граубер, что-то привез или собирался что-то забрать… Не обнаружено ли в машине или в тайнике что-либо подозрительное?

– Ничего. Все бумаги имеют отношение только к его легенде. Тайник был пуст. Если он что-то привез, то уже передал. Если он хотел что-то вывезти, то еще не успел получить…

– Или унес с собой.

– Да, это не исключено. Мы узнаем, когда его допросим. Могу я полюбопытствовать, какова причина вашего повышенного интереса?

Отвечая, Ваневская тщательно подбирала слова.

– Существует вероятность, правда, очень небольшая, того, что дело, над которым работаю я, пересекается с этим происшествием.

Отто Восс ничем не выдал своего удивления. Значит, эта хорошенькая русская ищейка подозревает, что немец приехал с Запада, чтобы установить связь с русским агентом, а не с восточногерманским предателем. Это интересно.

– Полковник, у вас есть какие-либо основания полагать, что Граубер приехал для личной встречи? Или вы считаете, что он должен был просто оставить шпионские материалы в тайнике?

– Мы уверены, что он приехал для личной встречи, – ответил Восс. – Дорожное происшествие случилось вчера в 12.30, а он пересек границу позавчера в одиннадцать часов. Если бы ему нужно было оставить что-то в тайнике или забрать из него, ему не понадобилось бы крутиться в ГДР больше суток. Он все успел бы сделать во вторник, еще до вечера. А, как выяснилось, он провел ночь со вторника на среду в отеле «Черный медведь» в Йене. Мы почти уверены, что он приехал для передачи материалов из рук в руки.

Сердце Ваневской пело от радости. Личная встреча, где-то между Йеной и Веймаром, вероятно, на шоссе, по которому почти в то же самое время проезжал тот, за кем она охотилась. Этот немец приехал для встречи с тобой, сукин ты сын.

– Вы установили личность Граубера? – спросила она. – Надо полагать, это не настоящее его имя?

Стараясь скрыть свое торжество, Восс открыл папку и протянул ей портрет Граубера, составленный по описаниям двух полицейских из Йены, двух патрульных дорожной полиции, которые помогали Грауберу затянуть гайку на площадке к западу от Веймара, и обслуживающего персонала отеля «Черный медведь». Портрет получился очень похожим. Потом Восс молча передал ей увеличенную фотографию. С нее и с портрета на Ваневскую смотрело одно и то же лицо.

– Это некто Моренц, – пояснил Восс. – Бруно Моренц, штатный сотрудник западногерманской разведывательной службы. Работает в кёльнском отделении.

Ваневская была поражена. Итак, эта операция организована Западной Германией. А она всегда была уверена, что «ее» человек работает на ЦРУ или Интеллидженс Сервис.

– Вы его еще не нашли?

– Нет, майор. Признаться, я сам удивлен. Но мы обязательно его схватим. Вчера ночью мы обнаружили брошенный полицейский автомобиль. Согласно оперативной сводке, в машине был пробит бензобак. Граубер мог проехать на ней десять-пятнадцать минут, не больше. Ее нашли вот здесь, недалеко от Апольды, к северу от Йены… Следовательно, сейчас у Граубера-Моренца нет машины. У нас есть полное описание: высокий, плотный, седой, в помятом плаще. У него нет документов, он говорит с рейнландским акцентом, находится в плохой физической форме. Он будет бросаться в глаза.

– Я хочу присутствовать на допросе, – сказала Ваневская.

Она не отличалась излишней щепетильностью, на допросах ей приходилось бывать и раньше.

– Если я получу официальный запрос из КГБ, разумеется, мне придется согласиться.

– Вы его получите, – сказала Ваневская.

– Тогда далеко не уезжайте. Думаю, к полудню он будет в наших руках.

Майор Ваневская вернулась в местное управление КГБ, сообщила, что она не полетит ближайшим рейсом из Потсдама, потом по линии спецсвязи позвонила генералу Шаляпину, и он согласился с ее планом.

В полдень из потсдамского аэропорта вылетел транспортный Ан-32 советских ВВС с генералом Панкратиным и другими старшими офицерами, возвращавшимися в Москву. Их сопровождали младшие офицеры, они везли мешки с почтой. На борту самолета не было «стенографистки» посольства в темном костюме.

– У него может быть раздвоение личности, сумеречное помрачение сознания или реакция бегства, – сказал доктор Карр за салатом из дыни и авокадо.

Он внимательно выслушал рассказ Маккриди о человеке без имени, который, очевидно, страдал сильнейшим нервным расстройством. Маккриди не сказал, а доктор Карр не спрашивал о том, где находится этот человек. Известно было одно; он на вражеской территории. Пустые тарелки убрали и подали филе из морского языка.

– Что такое сумеречное помрачение сознания? – спросил Маккриди.

– Оторванность от реального мира, разумеется, – объяснил доктор Карр. – Это один из классических симптомов такого синдрома. Возможно, признаки самообмана проявлялись у него и до явного срыва.

«Еще как проявлялись, – подумал Маккриди. – Вера в то, что тебя полюбила проститутка, надежда уйти безнаказанным после убийства двух человек».

– В реакции бегства, – продолжал доктор Карр, цепляя вилкой нежное мясо, – подразумевается бегство от реальности, особенно жестокой, неприятной реальности. Думаю, ваш человек теперь окажется в очень затруднительном положении.

– Что он станет делать? – спросил Маккриди. – Куда он пойдет?

– Он будет прятаться там, где почувствует себя в безопасности, где его никто не будет трогать, а все проблемы вроде бы отойдут на второй план. Он может даже впасть в детство. Однажды у меня был пациент, который, будучи не в силах бороться с жизненными проблемами, пошел в спальню, лег на кровать, свернулся в позе эмбриона, сунул палец в рот и в такой позе застыл. Мы не могли его вывести из этого состояния. Детство, понимаете ли. Безопасность, надежность. Никаких проблем, никаких забот. Между прочим, морской язык отличный. Да, еще немного мерсо… Благодарю.

Все это очень хорошо, размышлял Маккриди, только Бруно Моренцу негде прятаться. Он родился и вырос в Гамбурге, жил в Берлине, Мюнхене и Кёльне, у него не может быть никакого пристанища возле Йены или Веймара. Маккриди снова наполнил бокалы и спросил:

– Предположим, ему негде прятаться.

– Боюсь, тогда он окажется совершенно беспомощным и станет, например, бесцельно бродить. Мой опыт подсказывает, что, если бы у него была цель, он мог бы действовать разумно, чтобы достичь этой цели. В противном случае… – доктор Карр пожал плечами, – его быстро схватят. Возможно, уже схватили. В лучшем случае он продержится до сумерек.

Но Моренца не схватили. Полковник Восс все больше выходил из себя. Прошло больше суток, почти тридцать часов. В районе Апольды-Йены-Веймара полиция и люди Штази стоят на каждом углу и на каждом перекрестке, все дороги перекрыты, а этот больной, толстый, сбитый с толку, неуклюжий, еле волочащий ноги немец из ФРГ просто испарился.

Всю ночь Восс шагал по своему кабинету на Норманненштрассе; Ваневская сидела на краешке кровати в своем номере гостиницы КГБ; в замке Лёвенштайн и в Челтнеме операторы сгорбились над радиоприемными устройствами; в южной Тюрингии на всех дорогах останавливали и тщательно осматривали каждую машину; Маккриди безостановочно пил черный кофе в своем кабинете в Сенчери-хаусе. И… ничего.