Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Маленький гончар из Афин
(Историческая повесть) - Усова Александра Петровна - Страница 14


14
Изменить размер шрифта:

— Пора кончать работу, друзья! — сказал громко Алкиной, в этот день снова остававшийся за старшего в мастерской Феофраста.

Пасион тотчас же стал убирать свою работу. Скиф побежал за свежей родниковой водой для похлебки, которую собирался варить для них на ужин старый Анит. Архил продолжал неподвижно сидеть, низко склонившись над своей работой.

Подойдя ближе к нему, Алкиной взглянул на его рисунок и едва сдержал возглас удивления. На старом, надтреснутом сосуде, покрытом черным лаком, было тщательно и правильно нарисовано красноватое изображение фигуры танцующей женщины. Легкими штрихами Архил даже наметил складки ее одежды. Но главным, что поразило художника в его рисунке, было лицо танцовщицы, живо напомнившее ему изображение этого лица на амфоре, проданной племяннику Перикла…

Как мог Архил запомнить выражение лица танцовщицы? Этого не мог понять Алкиной. Для него было ясно теперь одно: Архил обладал несомненно прирожденными способностями художника и прекрасной зрительной памятью. Разумеется, Алкиной сразу же заметил опытным взглядом мастера немало недочетов в рисунке своего ученика, но эти недочеты можно было все устранить впоследствии. Важно было одно: Архил мог и должен был стать со временем хорошим художником. А это было то, чего хотел и в чем боялся ошибиться Алкиной.

— Хорошо! Очень хорошо, мой мальчик! — сказал он растроганно. — Я никак не ожидал, что ты сумеешь сделать такой рисунок на амфоре! Да! Тебя нужно учить мастерству художника, и это не будет напрасная работа!

— О отец! — смущенный его похвалой, прошептал Архил. — Я ведь еще не закончил рисунок, разреши мне доделать его.

— На первый раз, сынок, ты поработал достаточно, — отстранил его немного от себя художник, — отдохни теперь, пока я уберу мою работу, а после мы поговорим с тобой о тех ошибках, которые ты сделал в рисунке.

Однако, прежде чем поставить на столик работу своего ученика, художник еще раз внимательно склонился над ней, вглядываясь в каждую линию рисунка, сделанную Архилом.

— Как же мне понять тебя? — сразу опечалился мальчик. — Ведь ты только что похвалил меня, а теперь выходит, что моя работа сделана совсем плохо.

— Я сказал тебе правду, Архил: работа твоя неплоха для первого раза, и она говорит мне о том, что боги не лишили тебя дара художника, но до настоящего мастера тебе еще далеко. И ты должен это знать! Многому терпеливо и усидчиво придется тебе поучиться еще, мой мальчик, прежде чем твои рисунки не будут нуждаться в исправлении.

* * *

— Нелегка наша работа по росписи керамос, сынок! — немного спустя говорил Алкиной своему ученику. — Очень много терпения и любви к этому делу требует она. Кроме одаренности, художнику необходимо еще развить у себя легкость руки, точность глазомера, наблюдательность ко всему окружающему. Нужно постичь умение проводить палочкой и кистью тончайшие линии на лицах людей, на рисунке их одежды. Немало самых сложных узоров должен заставить хороший учитель нарисовать своего ученика, украшая рисунок орнаментом, прежде чем доверить ему рисовать на сосудах фигуры и лица. Он должен привыкнуть сначала выполнять тщательно детали рисунка. Самую сложную работу по разрисовке ваз и амфор хороший художник долго не доверит даже самому способному ученику. Без терпения и навыка стать хорошим мастером невозможно.

Архил внимательно слушал своего друга и учителя.

Было уже совсем темно, когда художники, отец и его юный сын, покинули мастерскую Феофраста и направились домой.

У ХОЛМА ПНИКСА

Толпа мальчишек с громкими криками бежала по улицам города, поднимая ногами тучи пыли:

— Глашатаи![22] Глашатаи идут!

Их крики разбудили афинян. У калиток домов стали появляться люди.

— Странно, почему это Совет Пятисот с раннего утра послал по улицам Афин глашатаев? Наверное, случилось что-то необычное! — взволнованно спрашивали друг у друга жители города.

— Должно быть, глашатаи посланы сообщить об экклесии![23] Только и всего! — зевая, говорили мужчины.

— Но ведь в Афинах у нас давно уже установлен порядок, что об экклесиях сообщается заранее надписями на больших камнях на перекрестках дорог! — возражали некоторые из афинских граждан. — Если теперь Совет Пятисот послал своих вестников, то, должно быть, экклесия будет особо важной и срочной.

Глашатаи приближались. Зазвучали звуки трубы, призывая к тишине и порядку. Волнение на улицах города нарастало.

Внезапно трубы умолкли. Глашатаи остановились на скрещении дорог.

— Граждане Афин, — громко начали они, — внимайте нашим словам!

Толпа людей, окружившая их, мгновенно утихла.

— С рассветом нового дня спешите все на экклесию, кроме метэков[24], а также кроме женщин и рабов! Вы, почтенные старцы, — обратились глашатаи к старикам, — и вы, юноши Афин, достигнувшие совершеннолетия, спешите на холм Пникса на экклесию!

Толпа расступилась, давая им дорогу.

Возле портиков храмов, где обычно толпилось много народу, чтобы побеседовать с философами, глашатаи еще раз повторили свое сообщение. Затем они поспешили в ту часть площади, где работали ремесленники.

— Внимайте! Внимайте словам нашим, граждане Афин! — громко провозглашали они по пути. — Как только на небе появится розовоперстая Эос[25], спешите все на холм Пникса на экклесию! Но не зовите туда с собой ни рабов, ни метэков, ни женщин, ни детей!

Их тотчас же окружили со всех сторон.

— О чем будут говорить на экклесии? — спросил старик ремесленник.

— Там будет объявлено решение суда о метэках Ясоне и Лисандре, присвоивших себе звание афинских граждан. Кроме того, будет объявлено о введении в права наследства Антея из рода Фесторидов и Леонида, сын Леагора.

— Только и всего? — послышались разочарованные возгласы.

— А что, имущество осужденных передадут в казну?

— И их обоих, наверное, вышлют в Клерухии?[26]

Новые вопросы сыпались со всех сторон.

— Узнаете, граждане, все на экклесии! — крикнул глашатай.

— Первый Стратег, Перикл, на этот раз будет выступать на экклесии? — спросил один из ремесленников.

— Да. Первый Стратег наш даст на экклесии отчет демосу[27] в израсходовании им средств на постройку храмов в Афинах! — последовал короткий ответ глашатая.

Толпа сразу зашумела:

— Давно бы так!

— Демос ждет отчета от Перикла!

Люди на торговой площади Афин еще долго обсуждали все услышанное ими в это утро, а глашатаи были уже далеко от агоры, торопясь в пригородные селения.

* * *

Возвращаясь из порта в свою мастерскую, богатый горшечник метэк Никосфен остановился возле лавки соседа гончара Феофраста. Некоторое время он молча наблюдал за тем, как шла работа у соседа. Никосфену казалось удивительным, как это хозяин не кричал на рабов, не бил их кнутом, не угрожал своим гончарам-фетам прогнать их из своей мастерской, чтобы заставить быстрее работать?

— Скажи по совести, Феофраст, — спросил он соседа, — как это тебе удалось найти для своей гончарной мастерской таких фетов, которые работают на тебя без понукания? И еще объясни мне, как у тебя получается, что твои рабы работают без кнута? Или ты фетам платишь больше оболов, чем другие горшечники? А что касается работы, то еще ведь великий Гомер сказал:

Раб нерадив. Не принудь господин повелением строгим
К делу его, за работу сам не возьмется охотой.