Несомненно ты (ЛП) - Энн Джуэл Э. - Страница 77

Как плакала и я, но ему не нужно этого знать.

— Не знаю, это странно. Я ведь никогда не хотела, чтобы мы были вместе просто потому, что я забеременела, но очень долгое время какая-то часть меня... держалась за тебя.

Я пожимаю плечами, продолжая смотреть на надпись «HOLLYWOOD».

— В общем, в тот вечер я решила, что пора двигаться дальше. Спустя два с половиной года я перестала держаться за тебя и решила двигаться вперёд... с Дэймон.

Тело Лотнера напряжено. Он стоит, не шевелясь. Он смотрит на что-то, лежащее на земле, ну или просто уставился в никуда. Сложно сказать, в смятении он, расстроен или просто о чём-то размышляет.

— Думаю, кое-кому пора спать.

Оушен зевает.

Лотнер всё ещё стоит, не двигаясь.

— Так ты... не будешь против, если я поднимусь наверх и уложу её спать?

Он кивает. По крайней мере, я думаю, что он кивает. Это едва заметно, так что сложно сказать. Не уверена, что же такого я сказала, что ввела Лотнера в такой ступор, но решаю, что пусть оно так и остаётся.

На втором этаже находятся две спальни. Я выбираю ту, что поменьше, предположив, что комната, в которой стоит огромная кровать, принадлежала ему или «им». Мы идём на горшок, а потом лежим в обнимку на кровати. Странная реакция Лотнера на мою историю немного смущает меня. Что же такого шокирующего я могла сказать?

Проходит около десяти минут, когда Оушен отключается. Я могла бы спуститься вниз, но думаю, Лотнеру нужно время или личное пространство или что-то вроде того. И только я решаю закрыть глаза, как чувствую, что матрас прогибается. Лотнер ложится на другую сторону кровати рядом с Оушен, лицом ко мне. Некоторое время мы просто лежим, смотря друг на друга. Как бы мне хотелось знать, о чём он думает.

Та боль в его глазах, смешанная с тишиной, которая кричит о чём-то — это слишком. Я осторожно слезаю с кровати, спускаюсь вниз и сажусь на террасе. Дует лёгкий ветерок, поэтому я закрываю глаза и фокусируюсь на том, как воздух попадает в лёгкие и как шелестят листья на деревьях. Я слышу, как дверь сначала открывается, а потом закрывается с тихим щелчком, но решаю не открывать глаза.

— Я сделал предложение Эмме в тот вечер.

Теперь настал мой черед перестать двигаться и говорить.

— Вот как я понял то, о чём ты рассказала мне. В тот день у нас был пикник в парке, а затем вечером я сделал ей предложение после того, как мы сходили на концерт симфонического оркестра.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — я открываю глаза, закусив подрагивающие губы.

— Тебе разве не интересно, а что если бы...

— Нет! — я поднимаюсь и облокачиваюсь о перила. — Не надо. За последние три года было слишком много «а что если», которые сжирали меня изнутри, но тот день не являлся таким. Если бы я познакомила тебя с Оушен перед тем, как Эмма бросилась в твои объятия, ты бы всё равно сделал ей предложение. Ты хороший человек, Лотнер. Ты бы никогда не купил кольцо человеку, которого бы не любил. У нас с тобой всё было кончено, и, оглядываясь назад, та часть дня с «судьбой», наверное, была устроена, чтобы я наконец-таки осознала этот факт, — смеюсь я, качая головой. — Должно быть, это заморочки фотографа... «одна картинка заменяет тысячи сказанных слов». И это ощущалось совсем не так как, когда я увидела стоящую на твоём пороге девушку, завёрнутую в одно полотенце. Тот день в парке был совершенно другим. Я увидела, что ты... влюблён.

Он встаёт возле меня и кладёт свою руку на мою.

— Прости.

Отрывисто вздохнув, я выдергиваю руку и вытираю несколько слезинок, которые уже катятся по щекам.

— Не нужно извиняться за то, что нашёл кого-то и влюбился. Я бросила тебя. Вернулась в неподходящее время. Я думала, что ты с Клэр. Чёрт, да это вообще с меня всё началось, я забеременела... скорее всего, забыла выпить долбаную таблетку или ещё что-нибудь, — я вытираю ещё несколько слезинок. — Но я не жалею о появлении Оушен. Ни на секунду. Самое сумасшедшее во всём этом, что... из всех тупых решений, которые я принимала, она является единственным правильным.

— Сидни...

Я всхлипываю и вытираю глаза.

— Знаю, ты уже устал от моих слёз. Я такая жалкая.

Я бегу в дом и спешу наверх проверить, как там Оушен. Она всё ещё спит. Вспомнив, что забыла позвонить Дэйну после приезда, я спускаюсь вниз, чтобы взять телефон из сумки.

— Эй, — я вздрагиваю, когда едва не сталкиваюсь с Лотнером, который поднимается по ступенькам

Его челюсть напряжена, губы плотно сомкнуты, глаза чётко сфокусированы на мне.

— Ничего не говори.

— Чт...

Он хватает меня за шею и впивается губами в мои. Его требовательный язык врывается в мой рот. Я стону ему в губы, в то время как его вторая рука проходится по моей шее и останавливается на груди.

— Лотнер... — протестую я, закачав головой из стороны в сторону.

— Не. Говори!

Он с жадностью прижимается своими отчаянными губами к моей шее.

Я закрываю глаза и пытаюсь сформировать хоть какие-то разборчивые мысли у себя в голове, в то время как мои соски твердеют, проснувшись от его прикосновений. Ноги подкашиваются. Он вытягивает руку за моей спиной и укладывает нас прямо на лестницу. Я не могу ему сопротивляться... он мой наркотик. Когда его губы возвращаются к моим, я впиваюсь руками в его волосы, потягивая и крепко держа их. Его руки путешествуют вверх по моим голым ногам, попутно поднимая сарафан. Я расслабляю ноги, позволяя ему устроиться между них. Мы должны остановиться, я знаю это, но, кажется, будто его руки созданы для того, чтобы прикасаться ко мне, а губы, чтобы целовать меня. Как что-то такое красивое и идеальное может быть неправильным?

— Мамочка! — зовёт меня Оушен из спальни.

Её голос для меня хоть и самый приятный звук на земле, сейчас действует, словно ведро ледяной воды, которое опрокинули на нас. Лотнер садится на колени, а я спешу натянуть обратно лямки сарафана и привести его в нормальный вид. Мы оба тяжело дышим. Губы распухли, сказать нечего и... это было так чертовски глупо.

— Иду! — кричу я и бегу по лестнице вверх. — Привет, милая, хорошо поспала?

Она кивает, потирая глаза. Сев на кровать, я сажаю её к себе на колени и прижимаю к себе.

— Ммм... кто тебя любит?

— Ты юбишь меня, — говорит она и крепко обнимает за шею.

Лотнер мог быть моей зависимостью, но Оушен моя панацея от всего. Когда она в моих объятиях, всё снова магическим образом обретает смысл.

— Паа.

Я немного отодвигаюсь, чтобы увидеть её лицо.

— Что ты сказала?

Она улыбается.

— Паа.

— Паа, что? — я выгибаю бровь, не понимая, что она хочет.

— Паа, — снова говорит Оушен и указывает на дверь.

Поворачиваясь, я вижу Лотнера, стоящего в дверном проёме. На его лице играет улыбка, будто он только что выиграл в лотерею. Уверена, у себя в мыслях он точно её выиграл.

Это официальное заявление с горько-сладким привкусом: отныне она больше не всецело моя дочь.

— Да, милая, это твой папочка, — выдыхаю я и позволяю реальности этого события выбраться наружу.

Лотнер не спеша заходит в комнату и открывает жалюзи.

— У неё ушло меньше двух недель, чтобы так меня назвать. А через сколько она назвала тебя мамой?

Я закатываю глаза и ставлю Оушен на пол. Он берёт её на руки и подбрасывает в воздух, чем вызвает у неё громкий визг, за которым следует хихиканье.

— Ты только что украла моё сердце, — обнимает он её и целует в щеку.

Они оба украли моё ещё давным-давно.

— Я буду внизу. Мне нужно позвонить.

Он кидает Оушен на кровать и щекочет её.

— Мы найдём, чем заняться.

Этот момент такой горько-сладкий.

Дэйн не отвечает на звонок, поэтому я оставляю ему сообщение:

«Привет, извини, что не позвонила раньше. Мы нормально добрались, и я попробую позвонить тебе попозже».

Ослепительный поток голубых ирисов спускается по лестнице, когда я уже засовываю телефон обратно в сумку.