Комон, стьюпид! или Африканское сафари для дуры - Доманчук Наталия Анатольевна - Страница 56

— Прямо сейчас? — удивилась я.

— Да. Может, завтра никакой поездки и не будет.

— Почему не будет? Ты передумала выходить замуж? — не поняла я.

— Я — нет. Но может, он передумал. Жди меня дома и никуда не уходи. Я быстро.

Она решительно встала, взяла с полочки ключи от машины и направилась в гараж.

Позвонила она через минут двадцать и сказала, что они с Альбертом и Сергеем заедут за мной к четырем утра.

По Анькиному голосу я поняла, что у нее все нормально, только она была немного взволнована.

Я завела будильник на четыре утра.

День сороковой

Мои друзья не заставили себя долго ждать, и в начале пятого мы на машине Альберта направились в райское место под названием Санта-Люшия.

Анька села впереди, постоянно держала руку на спинке сиденья Альберта, он то и дело целовал ее ручку, и оба выглядели очень счастливыми.

Сергей всю дорогу смотрел в окно.

Чтобы не было скучно, я затеяла разговор об Африке.

— Что нужно знать простому человеку, который собирается в ЮАР? Я имею в виду не про страну, а то, что нельзя вычитать из учебников. Может, какие-нибудь языковые особенности? — спросила я у мужчин.

— Надо знать несколько фраз на английском, — начал лекцию Альберт. — Например «How is it?». Только произносить надо очень быстро, чтоб получалось «хаузыт». Смотреть в глаза в это время нельзя, а то, хоть это и бывает очень редко, тебе могут ответить. Если ты идешь по улице и поравнялась с кем-то, просто громко скажи «хаузыт» и иди дальше.

— А это культурно — что-то мычать себе под нос и сразу исчезать? — спросила Анька.

— Это нормально, — ответил ей Сергеи.

— А я точно помню откуда-то фразу «Хаю ду ю ду?» — заметила я. — Эта фраза не устарела?

— Устарела, — ответил мне Альберт, — открой свою материнскую плату и вытащи оттуда этот резистор.

Я хотела пошутить, что у меня и материнской платы нет, но передумала.

— Еще надо знать слово «shame». Если вдруг тебе ответят на «хаузыт», то придется остановиться и выслушать. А потом произнести «shame», — продолжил лекцию Альберт. — Ну и после можешь сказать «Bye-bye» и с чистой совестью уйти.

— Еще есть одно милое слово «hot», — поддержал беседу Сергей. — Здесь все «hot». Good — это пентиум-один, cool — пентиум-два, а вот «hot» — это центрина. Говорить желательно вперемежку с «shame».

— Еще есть кое-что из языка африканос. Это язык всего белого населения Южной Африки. Например, с восьми до двенадцати часов вы должны всем белым жителям говорить «Хуя море», что означает «Доброе утро». И вам будут отвечать «Данке» то есть «спасибо», — продолжил лекцию Альберт. — Еще есть черный язык зулу. На нем можете сказать «Сала». Или «Сала баба» — черт его знает, что это означает. Но так тут все здороваются.

— Означает «Здрасте», — объяснил Сергей.

На этом мужчины решили закончить семинар по языкознанию. Альберт сосредоточился на вождении, Сергей смотрел в окно. Я придвинулась к нему поближе, он взял меня за руку, но все продолжал рассматривать пейзажи.

— Что-то случилось? — спросила я у него.

Он ухмыльнулся, закусил губу и посмотрел на меня.

И тогда я шепнула ему на ушко:

— Поцелуй меня.

Он улыбнулся, помотал головой и потом сказал на ухо:

— Мы не одни.

— Даже если я тебе скажу, что Санта-Люшия — божественное место?

Он привлек меня к себе, поцеловал в лоб и тихо спросил:

— Оно точно божественное? Ты в этом уверена?

— Райское. Я это чувствую.

Всю дорогу Сергей обнимал меня, целовал в лоб, смотрел в окно и думал о чем-то своем.

Мне даже показалось, что я ему мешаю думать, но как только я попыталась отодвинуться, он прижимал меня сильней к себе и тихонько вздыхал.

На место мы прибыли около десяти утра.

Альберт с Анькой, взявшись за руки, зашли в отель.

Мы с Сергеем стояли у машины.

— Что-то не так, да? — спросила я.

Обняв меня, он сказал:

— Вот так живешь, вроде бы думаешь, что счастлив, что все у тебя хорошо, а наступает день, и ты понимаешь, что и не жил совсем. Так, существовал, не более. Да, были цели, были рядом люди… но все это было… как будто не с тобой… как будто во сне… вот такой вот сон продолжительностью в сорок два года… и только сейчас наступило пробуждение…

Я с непониманием смотрела на него:

— Может, объяснишь мне, о чем речь? — попросила я.

— Я вчера вечером был у Дениса.

Я удивилась и пожала плечами.

— Я спросил его… — Сергей набрал больше воздуха и продолжит: — Не будет ли он возражать, если… мы…

Я почувствовала, что начинаю дрожать. От страха, от неожиданности или от волнения меня всегда бросает в дрожь.

Сергей это сразу заметил, крепче меня обнял и на ушко сказал:

— Может, нам тоже стоит присмотреть… — он замолчал, очень нежно посмотрел на меня, — присмотреть маленькое брачное ложе.

Я немного отстранилась и спросила:

— Это предложение?

Он кивнул.

Я решила пошутить:

— Я рассмотрю ваше заявление, молодой человек, в порядке живой очереди.

Сергей серьезно смотрел на меня, давая понять, что ему не до шуток. Я прижалась к нему и прошептала:

— Я согласна. Я согласна. Я согласна. Только давай без этих пафосных церемоний.

— Ты не хочешь свадьбу? А как же белое платье, букетик в воздух, море слез и пожеланий счастливой семейной жизни? — удивился Сергей.

— Все, что мне нужно, — это ты, — ответила я и поцеловала его.

— Тогда, может, сегодня?

— Да хоть сейчас. — Я посмотрела ему в глаза и поняла, что больше всего на свете хочу, чтоб этот мужчина был рядом. — Я хочу, чтобы ты всегда был со мной. И в радости, и в горе, и как там еще…

— Ну и отлично, — Сергей, обнимая меня одной рукой, другой достал из кармана коробочку с колечком и протянул мне:

— Там еще что-то про смерть, которая одна только сможет разлучить нас, но не будем думать пока об этом. Это колечко тебе, взгляни.

Я взяла коробочку в руки, но не открыла, а сказала:

— Погоди. У меня тоже есть для тебя подарок.

Я открыла багажник машины, достала из своего чемодана коробку и протянула Сергею.

— Это, конечно, не золото, и даже не серебро, но это все, что у меня есть… вернее, не у меня, а уже у тебя, потому что это уже давно принадлежит тебе.

Сергей был очень сосредоточен, он не улыбался и пытался поскорей расправиться с бумажной оберткой. Когда он открыл коробку и даже когда вытащил оттуда мою пижаму с поросятами-амурчиками, он не засмеялся, как я ожидала, а только спросил:

— За что ты ее так жестоко? — И взял одну из полосочек в руку.

— Она немного провинилась. Но это в прошлом. С сегодняшнего дня она перед лицом своих товарищей торжественно клянется быть самой послушной, самой верной и самой лучшей пижамой в мире.

Он взял мое лицо в свои ладони и начал целовать в лоб, в щеки, в губы. Он дарил мне десятки поцелуев и шептал: «Я люблю тебя». А я стояла и плакала потому что только сейчас вдруг поняла, что все эти тридцать с хвостиком лет спала… и вот наконец проснулась…

Когда официант посмотрел на меня, а потом на ручку с блокнотом, которые находились у него в руках, я смело сказала:

— Салат энд кофи.

— Ок, сэлад анд кофе. Вот абаут ю? — спросил он уже у Аньки. Анька кивала и показывала пальцем на меня.

— Девочки, вы что, не знаете английского? — с ужасом в глазах спросила Инга.

— Почему не знаем? — возразила я. — Я очень хорошо знаю английский. Меня, видишь, официант понял.

Я попросила салат и кофе, и он мне сейчас их принесет.

— Я тоже знаю, — сказала Анька, — йес, но, ок, плиз, бэби комон и ноу проблэм.

— И с таким английским вы собираетесь клеить местных мужиков? У вас ничего не получится.