Алый пепел заката (СИ) - Лавров Алексей - Страница 16

Задумал он здесь выращивать шампиньоны.

 - Грибы такие, - пояснил для слегка обалдевшего Егора. Тот растерянно оглянулся на Женю, брат досадливо поморщился. – Нормальные грибы, вкусные, все едят.

Егор перевёл недоумевающий взгляд обратно на Данила. Он улыбнулся. – Не для себя, конечно, то есть не только. Шампиньоны охотно берут в ресторанах, да у нас, если хочешь знать, почти во всех заброшенных бомбоубежищах выращивают!

Егору ещё не всё стало ясно, зачем оно Дане, тот уже спокойнее, прихлёбывая чай, снизошёл до объяснений. – Вырастешь, женишься, поймёшь, как оно в жизни. Работа у меня нормальная, и жена хорошо получает, так ведь трое детей! А случись что с работой? Откладываем, конечно, но деньги должны работать. С этой площади можно снимать урожай тысяч на пятнадцать в месяц, причём круглый год. Плюс первый свой гараж попробую продать, для начала буду сдавать. За год вложения в погреб отобьются,  и пойдёт чистый доход.

Егор поглядел на него с уважением – мужик точно знает, что делает. Да и не рассчитывал онизначально встретить даже среди дальних знакомых Жеки полностью адекватных людей, а этот только слегка, и то скорее не псих, а необычный. У Данила зазвонил телефон – брошенный им на рабочем месте приятель Лёха соскучился, заодно сообщил, что принесли обед из кафешки и требуют подозрительно много денег. Мужики пошли все вместе – Данил на работу, Егор за едой, а Жека на дорогу ловить мотор.

***

Над городом зависла моросня, такая погода в этих краях обычно надолго, на неделю точно. Немного необычно для жаркого Владивостокского августа, притащило циклон из Охотского моря, по радио сказали, что это из-за общего потепления климата. Братья такую погоду только приветствовали, даже в бетонном боксе работать при стопроцентной влажности в тридцатиградусную жару, то есть в духоте, совсем не улыбалось.

Вернее, не улыбалось одному Егору, Жеке бы пришлось на основной работе болтаться на стропах прямо под палящим солнышком. Его такая перспектива не пугала, он даже досадовал – осталась ерунда, день домазать на второй слой и за пару дней покрасить, а там через неделю-другую дадут за объект денежки. О фальшивках, а тысячерублёвки в пачках оказались всё-таки фальшивыми, он предпочитал не вспоминать.

Егор отчаянно стеснялся рассказать брату, что не только поубивал лиходеев, но и ограбил. Сам он слив кэша с карточек, тем более изъятие выручки со стоянки в зачёт зарплаты, не считал кражей, деньги бандитов казались ему военной добычей, взятыми в бою трофеями – его ведь хотели убить, значит, это война. Но сильно сомневался, что Женя отнесётся к ним так же, как минимум, нудная нотация неизбежна. Сильно выручил Даня тем, что платил за работу каждый день, как сам получал на шинке, не пришлось принимать братскую помощь, которую тот непременно стал бы навязывать с братской же заботливостью.

Впрочем, Егор Женьке каждый раз радовался и не упускал случая наговориться на разные интереснейшие темы, всё-таки он жутко умный и много чего знает. Вернее, его заинтересовал дедовский трофей, те японские каракули – что ж такого брат сумел вычитать?

Женя поначалу скупо отвечал, что по большей части это дневник, случайные записи, впечатления, хайку – трехстишия с фиксированным числом слогов в строках. Достоверными эти сведения назвать нельзя, остаются догадки, да и тех бы не возникло, если бы Евгений не увлекался Японией предвоенного периода и времён Второй Мировой Войны. Без понимания реалий очень закрытого общества, другой культуры, иной шкалы ценностей, понять что-либо в записях невозможно.

Да и с полным представлением он бы ничего не сообразил, если бы не рассказ деда о секретной лаборатории. Он лично пристрелил японского учёного, когда тот без ног и задницы на одних руках кинулся на него, чтобы загрызть. Такое поведение трудно объяснить болевым шоком, скорее это результат применения боевых стимуляторов. Егор же слышал об отмороженных террористах, получивших несколько пуль и продолжавших стрелять? Так вот разработки подобных препаратов начались давно, а японцам с их камикадзе сами боги велели заняться.

Жека предположил, что доктор Такахаси был биохимиком, разрабатывал такие вещества, и многое в его записях стало проясняться. Дневник он вёл с давних пор, но нерегулярно, так что хронология получилась очень приблизительная. Начал его вести с момента болезни жены, вернее, в тот день, когда узнал, что её болезнь неизлечима. Редкий для него случай, записал простыми словами, что всё – надежды нет, и даже он бессилен ей помочь. Доктор готов был на любой риск, на что угодно, лишь бы продлить её дни… минуты! Он считал минуты и писал об этом в дневнике.

После смерти жены учёный будто вспомнил о сыне, все его стихи посвящались парнишке. Жека даже смог его себе представить – высокий, стройный, большеглазый. Ему было лет двенадцать-тринадцать, когда умерла мама перед самой войной, Жека судил по карандашным наброскам и характерным для этого возраста стихам-загадкам. Хайку задуманы таким образом, что кроме образа в них часто заключён вопрос, порой с ответом на предыдущее трёхстишие в цепочке - отец с сыном, похоже, так просто разговаривали.

Запись о начале войны вторая, сделанная прямым текстом, без иносказаний. Доктор радовался, что его журавлёнку ещё мало лет, а война, как он считал, не должна продлиться долго. Вообще, Такахаси являлся патриотом, даже шовинистом, и много сил уделял работе. С началом войны появились заметки о его исследованиях. Что-то о древней жизненной силе, заключённой в простейших организмах, об утраченной человеком жизнестойкости. Даня бы посмеялся, узнав, что  они тоже выращивали какие-то грибы.

Война затягивалась, появились стихи о воинском духе и решимости, о готовности идти до конца через любые испытания и потери. Всё чаще проскальзывал фатализм, усталость, чувство бессмысленности происходящего. Доктор иногда обращался к богам, только бы сын пережил войну.

Наконец, начался короткий период простых записей. Его журавлёнок пропал. Такахаси побежал в полицию, там развели руками – парнишка уже большой, поищите его в притонах. Долго искать не пришлось, доктора навестили очень вежливые люди и рассказали, что мальчик наркоман, должен им много денег, поэтому его не отпускают. Показали фотографии, чем он вынужден заниматься ради дозы.

Их интересовали не деньги, они сказали, что знают о разработках Такахаси.

- Нам нужен ваш препарат, дайте его нам, и вопрос будет решён. – Таковы были их слова.

Доктор дал согласие, но с условием, что с сыном будут хорошо обращаться и позволят им ежедневно созваниваться. Бандиты заверили, что нет проблем, заметив при этом, что уважаемый учёный разумный человек.

- Как он это описал! – Покачал головой Женя. – «Вряд ли кто-нибудь ещё в мире настолько ошибался в людях»!

Доктор передал бандитам партию препарата, в тот же вечер журавлёнок позвонил домой. Рассказал, что у него теперь хорошая чистая комната и вкусная еда, ему сделали укол и его никто не трогает. Даже спросили, не желает ли он чего-нибудь. Он попросил бумагу, кисти и акварель, ему не отказали.

Такахаси мог не сомневаться, что парень говорит не под принуждением, они разговаривали хайку. Это подтверждал сам факт, что ему позволили разговаривать загадками. Учёный ломал голову, кто же его предал Якудзе, и получил ответ прямо у себя в лаборатории. Его младший помощник внезапно забился в конвульсиях, его выкручивало чудовищными судорогами. На глазах сбежавшихся на зов начальника сотрудников сами себя разрывали мышцы, хрустели кости, лопнули глазные яблоки.

Исследования останков дали неожиданный результат, в жировых тканях нашли опиаты, молодой сотрудник оказался наркоманом. Такахаси понял, кто и почему его предал, его смущали только следы собственного препарата, обнаруженные в крови предателя. Зачем наркоман принимал «кровь дракона»?

Учёный искренне считал, что разработал боевой стимулятор, позволяющий отринуть страх смерти, вынести страшную боль и выполнить любой приказ, он думал, что именно поэтому мафия им заинтересовалась. Однако у препарата явно имеются и другие свойства. Такахаси начал новую серию опытов над заключёнными.