Коронный разряд - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 82

В иных случаях, два комплекта по три монитора выступали идеальным тренажером для уроков пилотирования и отработки десантных операций — в общем, на них играли в самолеты и стрелялки братья, оттого и располагалась техника так, чтобы не подглядывали. Сейчас это ни капельки не мешало — разве что было сложно выражать позой решимость в собственном мнении, когда на тебя никто не смотрит.

Тоня была уверена, что очередная беда, об которую споткнулся их брат, уже давно спит в гостинице — тревожным ли сном, пьяным, али спокойным, ее не волновало. Способности людей игнорировать и забывать собственные ошибки ей были знакомы, оттого, выгоняя гостью из дома, она ничуть не переживала. Максим, по ее мнению, был слишком добр для жестких решений. Вернее, тот механизм, что высчитывал в его голове процент хорошего и плохого в человеке, определяя продолжать с ним отношения или вычеркнуть из своей жизни, порою давал слишком большой кредит тем, кто этого не заслуживал. Прошлая пассия забрала с собой кусочек сердца. Нынешняя нацелилась на душу — и гнать ее следовало до того, как когти вцепятся слишком глубоко, чтобы выдрать кусок посерьезнее. Еще никогда на ее памяти брат не слышался по телефону так тоскливо — искренне убежденным, что нет в нем ничего человеческого. Всего за несколько дней — и такой результат. В общем, скатертью, да подальше.

Ее сестра, Катя, верила в Максима чуть больше — вернее, в его способность не ошибаться в людях. Нику же никто всерьез не рассматривал — ее никто из сестер не знал, а та скудная информация, что была добыта, вырисовывала образ слишком правильный и благонравный для девушки, чуть не подорвавшей Физфак МГУ. Но раз брату было важно ее мнение, то следовало дать ей шанс проявить себя. Вот они — ворота, высокий забор и целая ночь впереди, чтобы сделать любой шаг, зная, что произойдет утром. Куда интереснее, чем именно будет движим этот шаг: страхом за себя и возможной мести, страхом за семью и потерю покровительства цесаревича, страхом потерять фигуру для манипуляции и влияния. Интересное разнообразие — будет о чем писать годовой реферат за девятый класс. Был еще маленький, крошечный шанс… Но в искреннее раскаяние Катя не верила — социальный статус гостьи не предполагал таких чувств к тем, кто был несравнимо ниже по официальному рангу. А открывать глаза каждой — полная ерунда получится.

Вон, от Белевской пару дней назад представители приезжали. Мол, не желают ли они своему сыну и брату почетной службы… Кем — не уточняли, но явно подле сиятельной барышни, готовящейся принять фамилию Юсупова. Нет, внутри семьи, конечно, посмеялись после вежливого отказа, но осталось ощущение, что люди для аристократов — что-то вроде игрушек, от самых любимых из которых сложно отказаться. И так хочется владеть их жизнью и судьбой…

Так что гнать подальше, в самом деле. Там, где есть одна фатальная ошибка, в которой никто из Еремеевых не стал разбираться, обязательно последует и вторая. Но шанс непременно надо дать — просто ради Максима. Авось и взбалмошная дева сама совершит что-нибудь такое, что никакой лжи поутру не потребуется.

Сама же ситуация не вызывала у Кати азарта. Скорее, тоскливую грусть.

«Почему, когда вам всем страшно, все должен решать мой брат? И почему, когда он вас всех спасает, вы начинаете бояться уже его?!» — Сжалась ладонь на компьютерной мышке.

Но крик души так и остался внутри. Разве что спиной почувствовалось моральное согласие. Да и поздно уже для сильных эмоций — устали обе, и надо бы давно лечь спать. Все равно пока что получалось так, что никто не придет.

«Пустышка», — отчего-то пронеслась печальная мысль в голове ее сестры.

Будто внутри души она все же надеялась на иное. Наверное, это просто желание видеть в людях чуть больше, чем они на самом деле собой представляют.

— Тоня! — Вздрогнул воздух от удивлённого восклицания.

— Что?! — Подпрыгнула та на месте от неожиданности, и резко повернулась к сестре.

А затем поднялась с места и нависла над Катиным креслом, напряженно разглядывая подходы к дому на трех экранах. И даже с некоторым разочарованием не нашла ни малейшего движения на периферии.

— И где? — Отразилось в вопросе ее досада.

— Да на центральное смотри! — Лихорадочно ответила сестра, резким движением мышки обозначив контур нужной камеры.

А затем и указав пальцем в экран.

— Вот!

— Так нет же ничего! — Уже раздражённо отметила Тоня. — Ну дом наш, и что?

— Окно Максима! Оно открыто! — Уже с легким испугом произнесла Катя. — А я точно закрывала!

Не май месяц! Август! Ночью холодно!

— Не мог же он очнуться? — с опаской посмотрела на сестру младшая.

Брата, разумеется, никто не травил — но сонное зелье было составлено по всем правилам, смешано исходя из массы Максима и гарантировало как легкую потерю минуты-другой памяти, так и не совсем приятные постэффекты. Все для того, чтобы их версию поутру посчитали истинной — и, разумеется, порция не предполагала пробуждение посреди ночи!

Но не успели сестры сообразить, какими последствиями им это все грозит, как ситуация на экране обрела весьма… странный оборот. Настолько странный, что в помещении домика на дереве на несколько минут поселилась недоуменно-ошарашенная атмосфера, начисто отбившая у обитательниц способность внятно комментировать.

— Э-э-э.

Для начала, окно открылось полностью. Затем на левую часть рамы оперся плечом Максим — как был, в футболке и трусах. Затем оказалось, что это не он оперся, а его привалил туда некто в черном. После чего усадил на подоконник, перевесив левую ногу в окно на улицу. На ноге заботливо свисал теплый тапок.

— А-а-а… — Не глядя потянулась Катя к амулету общей тревоги.

Но ведь никакой тревоги не было! А системы безопасности итак в настороженном режиме!!! Что, если честно, смущало и добавляло робости в действиях.

Тем временем, на видеотрансляции аккуратно подхватили правую ногу, тоже обутую в тапок, согнули в колене, собрались перенести и…

— Максим! — Воскликнули обе сестры, подскочив.

И, кажется, что-то испуганно вскрикнуло на улице так, что долетело даже до домика на дереве.

Потому что Максим с присущей беспамятному телу грациозностью грохнулся вниз со второго этажа, оставив в руках неизвестного злоумышленника тапок. Впрочем, злоумышленник почти тут же сдернул маску с головы, оказавшись Никой, с ужасом глядящей на предмет обуви и — перегнувшись через подоконник — вниз.

— Она это специально? — Сглотнула Катя, уже сжимая тревожный амулет в руках.

Всего одно нажатие — и…

Но тут Ника рыбкой нырнула со второго этажа следом за Максимом.

— Вот блин! — Метнулась к выходу Тоня. — Звони в скорую! Нет, я позвоню! — Запаниковала она.

— Спокойствие! — Удержала ее за плечо сестра, к тому времени успокоившаяся и отпустившая тревожный амулет. — Никакой скорой!

— С ума сошла?! Он же головой вниз!..

— Это ж Максим! — Встряхнула паникующую Тоню Катя. — У него на трусах пуговица от падения! Целый он! Спокойствие! Главное — не поддаваться панике!

— А если эта сумасшедшая его добьет?!

— Не добьет, у него там три пуговицы. — Успокоила ее старшая. — От падения, от нападения и третья.

— А что за третья? — Подуспокоилась Тоня.

— Тоже очень нужная, — емко завершила Катя. — А вот если мы вызовем скорую или папу разбудим, то Максим точно все узнает. А это — ремень, не меньше!!

Угроза была достаточно реальной и неожиданной, чтобы младшей побледнеть.

— Камера, камера, — защелкала Катя левой клавишей мыши, пытаясь отыскать видовую камеру на землю.

Нашла мигом. Обнаружила на серо-зеленой картинке Максима, тащащую его по земле за оставшийся на ноге тапок Брунгильду и Нику, выставившую ладони вперед, явно призывающую собаку отпустить пациента и идти своей дорогой.

— Э-это, вообще, что? — Недоуменно пробормотала Тоня.

«— Я врач!» — Донеслось с улицы искреннее и паникующее Никиным голосом.

— Она ж его к забору тащит, — изумленно отметила Катя направление движения собаки.