Свидетель с копытами - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 72

– Нет, вложил пистолет в руку Бейера. Чтобы, когда покойников найдут, поняли, что это они друг дружку застрелили. И потом он обчистил карманы Бейера да и подался прочь.

– Самый разумный господин из всей этой шайки. Что же вы?

– Вот тогда мы его и повязали. Вот добыча, ваша милость, – Тимофей выложил на стол конверт с письмами и браслет.

– Занятно, – сказал Архаров, поднимая браслет поближе к носу, чтобы разглядеть камею.

– Если Бейер не врал, это подарок самой государыни, – неуверенно молвил Тимофей. – А кто его разберет. Он ведь перед своими людьми хвост распускал почище павлина.

– Ежели добрался до Паниных, то мог и до великой княгини. Тут бы расспросить Штанге… А куда вы его дели?

– Сдали в столичную полицию за два убийства. Добычу там не показали, да и он молчал – зачем свою вину увеличивать?

– Был и четвертый.

– Был, ваша милость. Куда подевался – непонятно. Я полагаю, его тогда, в лесу, пристрелили.

– Невелика потеря, – сказал Архаров.

Очень бы удивились Архаров и Тимофей, узнав, что в эту самую минуту Чичерин перечитывает показания Весселя, присланные графом Орловым, а сам Вессель в Острове, лежа в чулане, ждет решения своей судьбы.

– Дать бы тебе пинка под зад, дураку, – изволил сказать граф Орлов, – да тебя и без того Бог наказал. Моли бога, чтобы тебя сочли обычным дураком, что сдуру вляпался сам не ведал во что, и отпустили.

Вессель и молился. При этом он держал в кулаке золотой пятирублевик, имевший в его жизни такое странное значение. Была в монете некая сила, некая связь с иным миром, откуда, кажется, ее и прислали, а зачем – неведомо. И он вспоминал все приключения, все надежды, и довспоминался до Амалии.

Он уже не проклинал бывшую невесту, из-за которой попал в такое мерзкое положение. Он уже не призывал на ее голову кары небесные. Усталость и ощущение никчемности жизни были таковы, что злоба как-то угасла. И бок болел.

Нужно было как-то договариваться с Господом, чтобы спас от путешествия к Шешковскому. Вессель обещал, что будет раздавать милостыню. Ответа свыше не ощутил. Обещал, что будет вести праведную жизнь, женится на сестрице аптекаря Бутмана и станет уважаемым человеком. И этого, видать, было мало.

Вдруг его осенило.

Он вспомнил Ройтмана. Ройтман уже был близок со своей невестой и делал все, чтобы родился ребенок. Что, если вдовушка Анна-Луиза в тягостях? Появится на свет дитя, не имеющее отца. Сын Ройтмана будет незаконнорожденным.

А ведь Ройтман погиб, пытаясь спасти его, Весселя, от злокозненного Бейера. Тащил его ночью к полицейскому служителю, чтобы избавить от злодея!

– Генрих, Генрих! – позвал Вессель. – Простишь ли ты меня, Генрих, если я всю жизнь буду заботиться о твоем ребенке? Все для него сделаю, усыновлю, растить буду!

Прощения следовало просить у Господа, а не у покойного приятеля. Но золотой пятирублевик в ладони вдруг налился жаром.

Это был ответ.

Вессель испугался, но не мистического ответа. Он вдруг понял, что растить чужого ребенка – дело благородное и богоугодное, однако влетит в копеечку.

– Я буду заботиться о ребенке, да… Буду давать деньги Анне-Луизе! Определю сумму, чтобы выдавать ежемесячно…

Пятирублевик показался куском льда.

– Его будут учить грамоте и ремеслу, я оплачу уроки! – пообещал Вессель. – Одежду и обувь оплачу!

Пятирублевик стал согреваться.

– Усыновлю… – прошептал Вессель и снова ощутил в ладони жар.

Сомнений не было – речь шла о плате за его свободу.

– Усыновлю, усыновлю, – повторил Вессель, заранее ужасаясь будущим тратам. И на мгновение провалился в сон.

Ему явилась та женщина с Васильевского острова, в потрепанном офицерском мундире, в треуголке с обвисшими полями. Погрозила пальцем и пропала.

Архаров о страданиях Весселя не знал. А если бы и знал – сочувствия от него Вессель бы не дождался. Обер-полицмейстеру было о ком беспокоиться.

– Коробов с вами? – спросил Архаров Тимофея.

– Да, ваша милость.

– Как держался?

– Когда увидел Зайделя с развороченной башкой, его чуть наизнанку не вывернуло. А так – не ныл, не причитал…

– Он – там? – Архаров показал на дверь.

– Да, ваша милость.

– Сашка! Где ты там пропадаешь? Ступай сюда письма читать! – закричал Архаров.

Саша вошел и поклонился.

– Тимофей, возьми-ка этот браслет и немедленно снеси его к ювелиру Амтману, он тут неподалеку, на Никольской. Вели, чтобы оценил. Пусть приблизительно. И сразу же – назад. А ты берись за работу.

Саша достал письма из конверта и стал читать.

– Хватит, хватит… – Архаров поморщился. – Для нас в этом пользы нет, отошлю Чичерину, пусть он разбирается. А ты – свободен. Беги домой, к невесте. Но по дороге зайди в Воскресенский храм, что на Остоженке, знаешь такой, а, нехристь? Зайди, спроси отца Никанора, я с ним уже уговорился о венчании. Пусть назначит время для всего – для исповеди с причастием, как полагается, ну, он все это знает…

Теперь нужно было решить, что делать с браслетом, отнятым у Бейера. Если это и впрямь собственность покойной великой княгини – то отправлять его в Санкт-Петербург просто опасно. Чичерин, выслуживаясь, тут же привезет браслет в Зимний – показать, сколь любопытная улика явилась в сем деле. Императрица, большая любительница камей, тут же свой подарок опознает. И получится, что между великим князем Павлом Петровичем и безумным голштинцем, затеявшим покушение, натянулась ниточка.

Доказать Екатерине, что Павел Петрович про покушение не ведал, будет весьма трудно…

Вернулся Тимофей с докладом. Сказал, что вещица доподлинно дорогая, может потянуть на полторы тысячи рублей. И это – довод в пользу подарка императрицы, дешевую побрякушку она бы невестке дарить не стала. Более того – гемма весьма редкая, приметная, если продавать – знатоки докопаются, откуда взялась.

– Вот теперь ступай отдыхать. Завтра и ты, и Скес, и Степан можете отсыпаться, в бане париться, – Архаров усмехнулся. – И вы там скиньтесь на подарок – я Коробова на днях женю.

– Слава Богу, – ответил Тимофей.

Приехав домой, Архаров позвал Сашу – обсудить свадьбу. Потом позвал и Лизаньку. Девушка его дичилась, не привыкнув к тяжелой хмурой физиономии, к каменному взгляду. Но разговор о свадьбе был ей приятен, хотя она поминутно краснела. Потом ужинали, потом разошлись по опочивальням. Но Архаров не стал раздеваться – просто сел в кресло и, помолчав немного, принял решение.

– Никодимка! – кликнул он камердинера. – Беги, дармоед, вели, чтобы закладывали экипаж. Поеду, развеюсь…

Никодимка очень удивился – хозяин впервые употребил при нем такое слово. Развеиваться на ночь глядя тоже было как-то странно. Однако повеление отдано – поди попробуй не исполни…

– Да ваши милости, Николаи Петровичи! – воскликнул он и исчез.

Архаров постоял у окна, поглядел на притихшую к ночи Пречистенку. Он принял решение – единственно возможное.

Экипаж остановился посреди Большого Каменного моста. Место было опасное – под мостом много всякого темного и мутного народа находило ночлег. Но кучер Сенька и Фома, выездной лакей на запятках, были вооружены, да и Архаров имел при себе тяжелую трость.

Найти щелку между каменными лавками, стоявшими на мосту и запертыми на ночь, было нелегко, но Архаров ее высмотрел и вышел к парапету. Достав из кармана браслет, он размахнулся и запустил безделушку в черную воду Москвы-реки.

С этим делом было покончено…

Рига, 2017

notes

Примечания

1

Саше – подушечка с ароматизаторами, предназначенная для ароматизации белья или отпугивания моли.

2

Мелюс – сахар низшего разбора, не совсем очищенный, не рафинад.

3