Кому на руси жить (СИ) - "Константин" - Страница 53

Нет, княжий суд нам определенно не нужен, сами как нибудь обойдемся...

Далеко за полдень прибегает в усадьбу взлохмаченный пацан – сынишка плотника. Глаза навыкате, дышит как паровоз. Сверкая крупным жемчугом молодых зубов, восторженно кричит от самых ворот:

- Идут к нам, со стороны торга! Ох и суровые!

Глава двадцать пятая

Сердце подскакивает к кадыку.

- Так, – говорю, торопливо дожевывая всухомятку сухарь, – ворота на засовы, глядеть всем в оба! Сами все на виду будьте, держитесь парами и тройками возле сараев и клетей, оружие напоказ. Никто не суетится, покажем, что они нам не страшны. Невул, будь на крыльце, остальные стрелки по крышам.

Рыкуй просит подсадить его на крышу конюшни, самой высокой после терема постройки, с которой видна часть улицы и дорога с той стороны откуда ожидаются гости.

Сидит он там минут десять, потом ловко спрыгивает, отряхивает седалище.

- Это Вендар. Варяг. Вместе с детских начинали. Должен меня помнить.

- Минай с ними?

- Нет, одни полоцкие, урманов тоже не видно.

Это хорошо, что не видно, найти с ними общий язык в свете последних событий было бы практически невозможно.

- Ладно, пошли встречать, выясним чего хотят. Рыкуй, будешь говорить с ними сам, пока не маякну.

Рваный хоть и считает себя превосходным оратором, но мне, пережившему десятки забитых “стрел”, грех жаловаться на отсутствие дара убеждения. Прощупаем настрой, время потянем, зубы позаговариваем, а там видно будет. Главное базарить на доходчивом для них языке, без современного мне слэнга.

У ворот мы вшестером с Липаном, Шепетом, Ноздрей, Рыкуем и Козарем. Окромя оружия с нами круглые щиты сбитые из вязких липовых досок, плоские, шириной в пол-обхвата, обтянуты толстой бычьей шкурой.

- Эй, за воротами!

Голос сильный и чистый как у певца из хорошей филармонии.

Я мотаю головой: не отвечаем, пущай проорется.

- Эй, там, в усадьбе!

Раздается грохот кулака по деревянным доскам ворот.

- Живые есть?! Отзовитесь! Эй!!! Отворяйте, не то рубить зачнем!

Снова сильный стук от которого тяжелые ворота ходят ходуном.Настырный какой! Чего ж так долбить, может дома никого нет...

Я даю отмашку.

- Чего надо? – подает недовольный голос Рыкуй.

- Вы чего заперлись?

- Собаки бродячие шныряют, на двор забегут – скотину попортят. Да и боярыня велела никого не пущать. А вы чего ломитесь?

Снаружи продолжительное молчание.

- Ты все еще десятник, Рыкуй? Совсем дела в вашем Вирове плохи, коль одноруких в десятниках держат? Отвори-ка калитку, поболтаем.

Рыкуй слегка удивлен факту, что его признали по голосу. Что ж, первый контакт состоялся и то хорошо. Я киваю, дозволяя убрать засов.

Со стороны улицы в приоткрытую Рыкуем дверцу прекрасно виден фасад терема с красным крыльцом, почти все постройки и большая часть подворья с колодцем посредине. Нам со двора отлично видно стоящего без оружия в руках гостя. Я не спускаю с него глаз. Крепок. Грудь широкая, шея толстая. Пшеничного цвета вислые усы, щеки голые, серые глаза здорово контрастируют с общим фоном прокопченного солнышком, немного вытянутого лица со знаками трудной судьбы в виде двух шрамов на скуле и на лбу.

А настолько классной зброи я еще не видел. Сапожки высокие, широченные штаны цвета детской неожиданности, кольчуга почти до колен, а поверх нее жилетка металлическими квадратиками исшитая, наподобие панциря с овальными металлическими пластинами на плечах. Руки до локтей в железных чехлах из двух продольных половинок. Шлем остроконечный с железными очками полумаски сдвинут высоко взопревший на затылок. И все на нем ладно, ремешок к ремешку, железка к железке. Слева на поясе меч в расшитых серебряной нитью ножнах, справа – топорик и нож, за спиной круглый щит. За предводителем полукругом в положении «вольно» стоят плечистые, гладковыбритые добры молодцы с равнодушными лицами.

Полочанин обегает быстрыми глазами все, что удается углядеть с его позиции и больше во двор не смотрит. Я так понимаю, все, что ему нужно, он за эти секунды уже высмотрел. Мгновенно срисовал наше расстановку (по-моему вполне грамотную) расположение построек, подходы к дому.

- Не десятник я давно, Вендар, – отвечает Рыкуй с невеселой усмешкой. – Какой мне... Вот наш десятник, Стяром кличут.

Встретившись со мной взглядам, Вендар тут же переводит глаза снова на Рыкуя.

- И как он, хорош?

- Не плох.

- Добро, коль так. Стало быть он тут за главного? А почему он у вас на палке скачет?

Ну и идиот же я! Целый спектакль развернул, а про себя забыл! Ну а как мне ногу больную спрятать, сидеть что ли всегда, щитом прикрывшись? Надо было Рыкуя десятником представлять, больше б толку было.

Рыкуй что-то еще толкует предводителю полоцкого отряда, тот уже не слушает – смеется:

- Хорошая тут у вас подобралась дружина! Хромой, кривой, безрукий да и большинство других оружие, вижу, впервые нацепили. Грозная сила!

Рыкуй не ведет и бровью, в свою очередь интересуется:

- У тебя гляжу тоже молодь одна. Разве не осталось у Рогволда бывалых мужей?

Без тени смущения Вендар с гордостью в голосе объясняет, что эти молодцы не хуже бывалых, прекрасно обученные, сильные, выносливые и ловкие воины, а то, что в бою настоящем еще не вертелись, так это дело наживное.

- Рогволд большую половину своей дружины сыну старшему отдал. Княжич киевский Святослав подсобить просил, вот он Рагдая ему в помощь и послал.

- Вырос, значит, Рагдай, – задумчиво говорит Рыкуй.

- Что ты! Богатырь, воин! Они со Святославом не разлей вода, вроде братьев названных и Икмор с ними третьим. Заезжали недавно в Полоцк, как раз опосля похода на козар. Целую седмицу резвились, едва детинец не пожгли.

Рыкуй усмехается, одобряя молодецкую удаль.

- Как воюют, так и гуляют.

- Твоя правда, – цокает языком Вендар. – Со Святославом высоко взлететь можно как и в пропасть пасть глубокую, больно уж отважен...

- Я слыхал с тобой урманы...

Щека Вендара дергается в гримасе неприязни.

- Не со мной, с боярином вашим, а может и вовсе сами по себе, кто этих рыбоедов разберет. Я их не касаюсь, они – меня.

- Минай нам не боярин, Вендар, – резко отрезает Рыкуй.

Вендар с деланным безразличием пожимает плечами.

- Князь Рогволд так решил, я тому свидетель. Боярин нас вперед послал, сам скоро прибудет.

- Пощупать послал? Нечего ему тут делать, можешь так и передать.

- С хозяйкой усадьбы встретиться желает, дары готовит, телегу уже нагрузили, вторую набивают. Желает вместе с вотчиной и жинку унаследовать, говорят, давно по вдовице вашей воздыхает.

- Харей он не вышел боярыню нашу в жены брать!

- Это не тебе решать, – совершенно другим, жестким голосом произносит полоцкий десятник, а я в это время чуть вместе с костылем на землю не падаю.

Какого хрена?!

Ушам своим не верю! Так это все из-за женщины? Круговерть с разбойниками, серебром, урманами – банальное “шерше ля фам”? Этот придурок Минай взял и легко разменял родного братишку на бабу? Вот так комбинатор! Как все просчитал! На берегу озера говорил, что не серебро ему нужно, я подумал тогда, что возвыситься хочет, власти возжелал до боли в зубах. Оказывается, совсем в другом месте свербит у Миная. Ну и фрукт! А я еще думал зачем ему в эту дыру возвращаться? Сделал тебя князь боярином – сиди себе в Полоцке, радуйся жизни. А оно вон чего, зазнобу пришел завоевывать...

Чувствую, пора брать бразды правления в свои руки. Вендар уже, похоже, на взводе и Рыкуй это понимает, оборачивается через плечо, ища поддержки.

Сейчас поддержу, братан, доковыляю вот поближе к дверце в воротах. Необходимо популярно обосновать товарищу где и почему он не прав.

- Ты, десятник, выдохни, – говорю. – У тебя своя служба, у нас – своя. Может быть тебе не известно, но Минай, чтобы получить боярство, обманул князя Рогволда и за это еще поплатится. Пока мы живы, хозяйничать он здесь не будет. Захочет встречаться с боярыней, так мы его пустим, издеваться над пылким влюбленным не наше право. Пустим, но только одного. Ни единого вооруженного чужака на дворе не будет. Будете ломиться – перебьем как собак из луков. Хоть одну башку над забором заметим – снесем к хренам без предупреждения.