Мертвецы не рассказывают сказки - Рудник Элизабет - Страница 32

— На короткий миг я приобрела все, Генри, но, как выяснилось, лишь для того, чтобы тут же вновь это потерять, — вздохнула Карина.

— Ну, скажем так, не совсем все, мисс Смит, — ответил Генри, протягивая Карине спасенный им дневник Галилея, а затем медленно протянул руку, переплел пальцы девушки со своими пальцами. Охваченная порывом, Карина прильнула к груди юноши и крепко его обняла. Генри был прав — еще далеко не все потеряно, а может быть, вообще только начинается.

— Барбосса, — поправила она его. — Меня зовут Карина Барбосса.

Глава семнадцатая

Над Карибским морем горел закат, заливал своим мягким оранжевым светом поднимающиеся из воды высокие скалы. Эти скалы сохраняли свой облик на протяжении многих столетий и уж тем более не изменились с того дня, когда Уилл Тернер впервые распрощался здесь с Элизабет Суонн перед тем, как возвратиться на борт «Голландца». Такими же, как сейчас, эти скалы оставались и спустя десять лет, когда Элизабет вернулась сюда, чтобы познакомить своего сына Генри с его отцом. Такими же скалы были и тогда, когда Генри отправился на поиски приключений, оставив их у себя за спиной.

Теперь отсюда на поиски новых приключений уплывала «Черная жемчужина», за которой взволнованно наблюдал стоявший на вершине скалы Генри.

Скосив глаза, он подумал о том, что волнуется не только потому, что надеется вскоре увидеть своего отца. Ничуть не меньше волновала его и стоявшая рядом с ним девушка, и нужно признать, что в лучах заката Карина выглядела просто божественно. Ярко блестели глаза девушки, искорки закатного солнца переливались на ее рыжеватых волосах. Поймав на себе взгляд Генри, Карина невольно покраснела.

— Возможно, Джек был прав, — сказал Генри, прерывая молчание.

— Насчет чего? — спросила Карина.

— Чесотки, — загадочно ответил он и, прежде чем Карина успела спросить, при чем тут чесотка, наклонился, закрыл глаза и потянулся губами к ее губам...

Шлеп!

Вместо мягких губ Карины Генри познакомился с ее твердой и сильной ладонью.

— Ты что делаешь? — воскликнул он, прикрывая рукой свою пылающую щеку.

— Просто хочу убедиться, в самом ли деле это ты передо мной, — игриво улыбнулась Карина.

— Я это, я, можешь не сомневаться!

— В таком случае я, очевидно...

— Ошиблась! — закончил за нее Генри. Казалось, они проигрывают заново давний диалог, который состоялся у них на борту «Жемчужины». Правда, тогда Генри не был уверен в своих чувствах, сейчас же он в них не сомневался.

— Слегка заблуждалась, — все с той же улыбкой возразила Карина. — Хотя кто-то может возразить, что...

Генри поцеловал Карину, не дожидаясь, когда она закончит фразу Поцелуй вначале был нежным, легким, но с каждой секундой становился все более глубоким и страстным. Джек был прав, любовь как чесотка — только начни чесаться и не остановишься. Когда Генри, наконец, оторвался от губ Карины, он поправил ее выбившуюся из-за уха прядь и сказал:

— Извинения приняты.

Затем он вновь потянулся, чтобы поцеловать Карину, но замер, так и не коснувшись ее губ. Нет, не новой пощечины он опасался, какая чушь! Просто заметил краем глаза какое-то движение на море.

— Ты это видела? — спросил Генри, приближаясь к краю скалы.

Карина подошла следом, окинула взглядом раскинувшееся перед ней бескрайнее море. Вначале она не увидела ничего, кроме рядов спокойно катящихся волн и кружащих над ними птиц, но потом... На фоне красного диска, каким казалось уходящее за горизонт солнце, появилась едва заметная черная точка. Она росла, приближаясь.

Генри вытащил свою подзорную трубу и дрожащими руками поднес ее к глазам, а затем радостно вскрикнул:

— «Летучий Голландец» вернулся!

Уилл Тернер давно уже перестал надеяться на то, что когда-нибудь этот день настанет, но он пришел, и наложенное на Уилла проклятие потеряло силу Он больше не обязан был постоянно находиться на борту «Голландца». Он снова мог сходить на сушу в любое время, когда захочет. И что самое приятное — он, наконец, сможет вновь встретиться со своим Генри. Уилл покинул борт «Голландца» и поднялся на вершину скалы. Здесь он увидел своего сына и стоявшую рядом с ним прелестную девушку.

— Дай-ка мне взглянуть на тебя, сынок, — сказал Уилл, подойдя ближе. Он положил руки на плечи своего мальчика и улыбнулся, подумав о том, что не мальчишеские это плечи, а мужские. Настоящие. Да, Генри не был больше тем мальчиком, каким его оставил Уилл несколько лет назад. Не был он больше и упрямым наивным юношей, пробравшимся на «Голландец», чтобы поклясться своему отцу, что спасет его.

С той поры много воды утекло, много всего случилось, и вот проклятие Уилла снято, а Генри изменился до неузнаваемости, из угловатого подростка превратился в красивого сильного молодого мужчину. Не в силах сдержать свои чувства, Уилл пылко обнял Генри, и так они долго стояли, не произнося ни слова.

Наконец, Уилл оторвался, отодвинул сына на расстояние вытянутых рук и задал вопрос, который не давал ему покоя с той минуты, как было снято, рассеялось проклятие:

— Как ты это сделал? Как тебе удалось спасти меня?

Генри посмотрел на своего отца, потом на Карину.

— Тогда выслушай довольно длинную историю, — начал он. — Историю о величайшем сокровище, которое только может найти человек...

И, начиная свой рассказ, Генри не смог не улыбнуться, поскольку знал теперь, что самое ценное сокровище — это не золото и драгоценные камни. Величайшее сокровище — это семья и любовь. И у него есть и то и другое.

Ну и самый конец...

«Черная жемчужина» была местом, которое Джек всегда считал своим настоящим и единственным домом. Сейчас он стоял на ее капитанском мостике и смотрел в подзорную трубу на быстро уходящие вдаль скалы. На вершине самой высокой скалы стояли Карина и Генри. Они целовались.

— Омерзительное зрелище, — буркнул Джек себе под нос.

— Капитан Джек Воробей на мостике!

Этот крик Гиббса оторвал Джека от отвратительной сцены, и он улыбнулся. Капитан. Хорошо звучит, верно? А особенно когда это слово произносят с уважением. Он повернулся к Гиббсу, оставив скалы таять за кормой. «Жемчужина» на всех парусах держала курс на заходящее солнце, на запад. Вокруг, куда ни взгляни, до самого горизонта раскинулось открытое море. Карибское море. И по этому морю за «Жемчужиной» не несутся больше проклятые ожившие мертвецы, и британские военные суда не гонятся, и призрачные акулы тоже. Только море вокруг, только море. Все именно так, как любил Джек.

— Куда держим курс, сэр? — спросил Гиббс.

— Мы будем следовать за звездами, — помолчав немного, ответил Джек. — У меня назначено свидание под моим любимым созвездием.

Джек повернулся, и в тот же миг ему на плечо взлетел Джек-обезьянка. Честно говоря, Джек-капитан уже собрался было схватить обезьянку и вышвырнуть ее за борт, но остановился, увидев, что она держит что-то в своих лапках. А затем обезьянка бросила в подставленную ладонь Джека его старый верный компас и улыбнулась, вывернув губы и показав зубы.

Покачав головой, Джек открыл крышку компаса, посмотрел на его стрелку. Она медленно повернулась в сторону горизонта, и Джек начал негромко напевать себе под нос какой-то несложный мотивчик. Стрелке компаса больше не нужно было крутиться, показывая Джеку, в какой стороне он найдет то, чего желает. У него уже было все, о чем он мечтал. Он стоял на палубе «Черной жемчужины», и вокруг было только бескрайнее море — прекрасное, удивительное, на которое можно смотреть всю жизнь, но так и не налюбоваться. И жизнь Джека Воробья складывалась так замечательно, что о лучшей доле и мечтать было грешно. Жизнь у него была самая лучшая на свете — пиратская.