Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Человек и дракон - Овчинников Всеволод Владимирович - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

Каждый камень в ущелье воспет в народных песнях и легендах. Но не только величественная красота этих мест служила тому причиной. С глубокой древности Хуанхэ была важным путем, связывающим восток и запад Китая.

Податное зерно из плодородных южных провинций перевозилось по Великому каналу, а потом по Желтой реке в древнюю столицу Китая — Чанъань.

Легко представить себе, каким роковым барьером оказывалась Саньмынься для утлых деревянных суденышек! На отвесных каменных стенах ущелья и сейчас можно заметить ряды квадратных отверстий. Это следы настила, по которому двигались вверх бурлаки, силясь перебороть стремительное течение. Многие из них срывались и гибли вместе с лодками в желтых водах Хуанхэ.

Ворота Чертей глубиной в сто шестов.
Ворота Людей узки, словно щель.
Гнется бурлак — кровавая пена у рта.
Жизнь его весит меньше лебяжьего пуха.

Такова старинная песня. Однако, попадая в Саньмынься, человек думает не только о неистовости стихии, но и о твердости человеческого духа.

Ниже Ворот Чертей, возле правого берега, видна одинокая скала. В малую воду она поднимается над рекой метров на семь. Зато в паводок среди клокочущих волн еле видна ее вершина. Кажется, тугая струя Хуанхэ вот-вот опрокинет, поглотит дерзкий утес, посмевший стать на ее пути. Но проходят века, тысячелетия, а он стоит среди бушующей стихии все так же непреклонно.

Об этом утесе сложены народные песни, написано много стихов. Камень Непреклонности издавна считается в Китае символом национального характера.

Желтая река была колыбелью китайской цивилизации. Много горя причинила она людям, селившимся на ее берегах.

Но не в противоборстве ли этим безжалостным ударам стихии сложились и окрепли национальные черты китайцев: их стойкость и трудолюбие, упорство и смелость?

«Раз есть Хуанхэ, значит, должны быть и люди, чтобы спорить с ней!»

Эту задорную фразу издавна любили повторять лодочники на Желтой реке. Утес на стремнине за Ущельем Трех Ворот они прозвали «Держи на меня». И в этом имени заключен и дерзкий вызов человека природе, и желание помериться силами с ней.

Много погибло кормчих, пока не открыли люди секрет Саньмынься: проходишь ворота — держи точно на Камень Непреклонности! Как ни страшен надвигающийся утес — отворачивать не смей. В тот миг, когда лодка готова вот-вот хрустнуть, словно яичная скорлупа, струя сама разделится надвое и пронесет суденышко мимо скалы. Не выдержишь, свернешь со стремнины — расшибет о подводные камни.

«Через Саньмынься трусу нет дороги!» — говорят рулевые.

Немало потомственных речников пришло на строительство гидроузла. В судьбах их крепко переплелось и прошлое Ущелья Трех Ворот, и его будущее.

Однажды, бродя по стройке, я подошел погреться к костру, приветливо дымившему на берегу. Холодный порывистый ветер нес тучи лёссовой пыли. По Хуанхэ плыло круглое сало, желтое, как и все на Желтой реке.

На огне кипело ведро со смолой. Несколько человек возились возле двух тупоносых лодок, вытащенных на отмель. У костра сидел угрюмый с виду старик, чинил снасть. Увидев меня, он слегка кивнул и молча продолжал свое дело. Разговор долго не клеился. Но мне все же удалось узнать, что старик плавает на реке с детства, а нынче руководит бригадой лодочников при геологическом отряде.

Так я познакомился с Чжан Синхэ, потомственным кормчим. Несколько вечеров просидели мы вместе в его землянке, вырытой в лёссовом обрыве.

Старый Чжан говорил о себе, но рассказ его заставлял задуматься о многом.

Утес на стремнине

Чтобы выйти на берег Хуанхэ, волей-неволей надо пересечь весь поселок. Чжан Синхэ шел нахмурившись, ничего не видя, кроме лёссовой пыли под ногами. Почти каждый встречный здоровался с ним. Но эти знаки внимания были неприятны старому лодочнику. «Только небось и разговоров теперь в поселке: Чжан-рулевой решил вернуться на реку, — думал он. — Сколько лет и торговцы и друзья с лодок упрашивали снова походить кормчим — не соглашался. Дал зарок — как гвоздь вбил. И вот на тебе!»

Чжану казалось, что люди оглядываются вслед ему, о чем-то перешептываются. Но, может быть, он преувеличивает? Может быть, это всего-навсего дань внимания прославленному рулевому? Ведь, пока есть Саньмынься, не переведется на Хуанхэ бесшабашное племя речников. Такие, как он, рулевой Чжан Синхэ, всегда будут в почете.

Хуанхэ — торговый путь. Всегда нужны были люди, чтобы вести лодки с товаром через Саньмынься. В поселке Шаньсянь, что повыше ущелья, постоянно ожидали подряда отчаянные лодочники. Они коротали время в маленьких харчевнях, сгрудившихся на берегу. Играли в кости, тянули из крошечных чашек подогретое вино.

Придя в Шаньсянь восемнадцатилетним парнем, Чжан Синхэ нашел много земляков. Те помогли ему наняться в артель. Впрочем, редко кому приходилось долго ждать работы. Отправка хлопка и соли в низовья Хуанхэ сулила солидные барыши. И, хотя торговцы каждый раз рисковали грузом, а лодочники — головой, торговля велась бойко.

Владелец груза обычно сговаривался с кормчим, а уж тот подбирал гребцов по своему усмотрению. В низовьях продавали товар вместе с лодкой: подниматься на ней против течения было не под силу. Артель посуху, на чем придется, добиралась назад.

Возвращались, разумеется, не всегда. Но, если весть о гибели какой-нибудь лодки доходила до харчевен Шаньсяня, об этом старались побыстрее забыть. Люди предпочитали не задумываться над собственной судьбой. Только в песне вспоминали о ней с горькой иронией:

«Хорошо лодочнику на Саньмынься: денег на похороны копить не надо!»

«Береженых небом», вроде Чжан Синхэ, было немного. Сорок лет водил он лодки через Ущелье Трех Ворот. Удивительно ли, что его знает нынче весь Шаньсянь!

Но вот и берег. Новенькие, свежевыструганные лодки стоят на приколе. Чжан Синхэ занимает место рулевого на первой, исподволь окидывает взглядом гребцов. Нет, ничего обидного для себя рулевой не может прочесть на их лицах. Они выражают лишь обостренное внимание.

«Где же груз?» — хочет спросить Чжан Синхэ, но тут же спохватывается: эти лодки надо только провести через Саньмынься. Сразу за воротами на них поставят машины — сверлить дно реки. Шестовой кивком головы подает сигнал: все готово. Торопливые струи легко подхватывают лодку. Обгоняя ее, справа и слева несутся хлопья рыжей пены. Тело привычно приникает к рулевому веслу.

Первые минуты Чжан Синхэ от волнения почти не видит берегов. Но вот справа внимание его привлекают незнакомые строения. Яркими пятнами покрывают они все правобережное взгорье.

— Рабочие живут с гидроузла, — угадав недоуменный взгляд, отвечает загребной. — Всю Шицзятань заселили, да еще вон сколько бараков настроили.

Шицзятань… Как мог он не узнать этой деревни! Напротив нее лодки всегда делали последнюю остановку на пути к Саньмынься. Этого требовал обычай.

Хозяин груза, прихватив жертвенную курицу и чайничек вина, карабкался на крутую гору, где стоит кумирня в честь создателя Саньмынься — легендарного Юя. А пока он там приносил жертвы и бил поклоны, лодочники усаживались перекусить. Ели молча, не торопясь. Наниматели в таких случаях не скупились на угощение.

Потом так же неторопливо, степенно беседовали. Судили, какова нынче река, сообща решали, каким протоком лучше плыть, где поворачивать. В этих немногословных фразах не было и следа напускной беспечности, лихости, которые отличали лодочников у себя в поселке.

Как только наверху раздавался треск хлопушек, двигались дальше. Торговец, ради барышей которого люди рисковали жизнью, возвращался в лодку лишь за ущельем, в безопасном месте. Зато сколько насмешек обрушивалось там на его голову!

Но, как бы ни были дерзки выходки лодочников, купец сносил их с покорным, заискивающим видом. Какая-то сила заставляла его в те минуты признавать превосходство людей, только что прошедших через смерть…