Человек и дракон - Овчинников Всеволод Владимирович - Страница 15

— Как в кубке Клеопатры на пиру с Антонием, — шутливо дивится гость, вовсе не предполагая, что жемчужина может быть настоящей.

А между тем это именно так. Туристу напоминают, что он попал в страну жемчуга.

Вот что писал еще семьсот лет назад путешественник Марко Поло, со слов которого западный мир узнал о существовании Японии:

«Остров Чипингу на востоке, в открытом море; до него от материка тысяча пятьсот миль.

Остров очень велик; жители белы, красивы и учтивы; они идолопоклонники, независимы, никому не подчиняются. Золота, скажу вам, у них великое обилие. Чрезвычайно много его тут, и не вывозят его отсюда: с материка ни купцы, да и никто не приходит сюда, оттого-то золота у них, как я вам говорил, очень много.

Жемчуга тут обилие: он розовый и очень красив, круглый, крупный; дорог он так же, как и белый. Есть у них и другие драгоценные камни. Богатый остров, и не перечесть его богатства».

Марко Поло описывал Японию со слов китайцев и во многом — в частности насчет золота — лишь пересказывал чужие небылицы. Но что касается жемчуга, то современная действительность, пожалуй, даже превзошла вымысел средневекового путешественника.

Народные сказки чаще всего изображают несметные богатства как ларец, полный жемчужин, которые можно пересыпать горстями. Но даже фантазия сказочников не могла представить тридцать трехтонных грузовиков, кузов каждого из которых вместо щебенки или гравия был бы до краев засыпан жемчугом…

Девятьсот тонн отборных жемчужин — вот урожай, который ежегодно давали Японии ее прибрежные воды.

Часто спрашивают:

— Как отличить жемчуг, выращенный на плантациях, от настоящего?

Ставить так вопрос нельзя.

Жемчуг, выращенный при участии человеческих рук, в такой же степени настоящий, как природный, то есть образовавшийся в раковине случайно. Если же говорить об искусственном жемчуге, то под этим имеется в виду лишь всякого рода имитация, подделка.

Ведь никто не станет утверждать, что плоды, выросшие на дичке после прививки побега от культурной яблони, не настоящие. Или считать ягненка, родившегося в результате искусственного осеменения, не ягненком.

Жемчуг — это болезненное отклонение от естества, такое же, как камень в печени у человека. Но, чтобы в устрице выросла жемчужина, требуется последовательное совпадение нескольких случайностей.

Это происходит, во-первых, когда под створки раковины попадает песчинка; во-вторых, когда посторонний предмет целиком войдет в студенистое тело устрицы, не поранив ее внутренних органов; наконец, в-третьих, когда песчинка вместе с собой затащит внутрь обрывок поверхностной ткани моллюска, способной вырабатывать перламутр. Именно эти клетки начинают обволакивать инородное тело радужными слоями, постепенно образуя перл.

Воспроизвести все названное с помощью человеческих рук — значит тысячекратно увеличить вероятность редкого стечения обстоятельств, сохраняя сущность естественного процесса.

Попала ли песчинка в тело моллюска случайно, или такое ядрышко преднамеренно ввел туда человек, подлинность жемчужины определяется тем, что устрица сама растит ее внутри своего организма.

История взращенного жемчуга, родиной которого стала Япония, — это рассказ о том, как человек раскрыл еще одну загадку природы: подчинил своей воле, превратил в домашнее животное такое капризнейшее существо, как устрица. Это рассказ о поразительной способности японцев искать все новое и новое приложение для человеческих рук. Своим трудом люди здесь возмещают бедность страны природными ресурсами.

Горы и воды Сима

Представьте себе горную цепь, которая поначалу дерзко вклинилась в океан, оттеснила его, а потом словно сникла, устала от борьбы, смирилась с соседством водной стихии и даже породнилась с ней.

Такова родина взращенного жемчуга — полуостров Сима, где море заполнило долины между опустившимися горами.

Здесь понимаешь, почему у японцев, как и у китайцев, понятие «пейзаж» выражается словами «горы и воды». Лесистые склоны встают прямо из морской лазури. Куда ни глянь — уединенные бухты, острова, тихие заливы, похожие на горные озера. Вон островок: рыжая скала, три причудливо выгнувшихся сосны, а у воды замерла белая цапля.

Японцы часто повторяют поговорку: «Горы и море теснят рисовода». Да, обжитая Япония — это клочки полей, селения, зажатые между горами и морем. На месте, где положено быть распаханным долинам, на месте предгорий, где должны лепиться человеческие жилища, — всюду видишь лишь голубовато-зеленую воду заливов.

Перемешав здесь горы и воды, природа порадовала художника, но не позаботилась о земледельце. Жителей полуострова Сима издавна кормит не столько земля, сколько море.

Любое селение — это рыбачий порт, где за волноломом покачиваются сейнеры и рядом развешаны на шестах неправдоподобно яркие нейлоновые сети: ультрамариновые для макрелей и алые для омаров. Каждую весну, как только расцветает сакура, мужчины уходят на утлых суденышках к южной оконечности Японских островов. Там, у Кагосимы, они встречают косяки макрелей и вплоть до осени преследуют эту рыбу, двигаясь обратно вдоль Тихоокеанского побережья Японии.

Даже женский труд связан здесь с морем. Прислушаешься — какой-то странный посвист разносится над дремлющими лагунами. Нет, это не птицы. Вон вдали, возле плавающей кадушки, вынырнула и опять скрылась человеческая голова. Это ныряльщицы за раковинами и другой съедобной живностью. Их называют ама — морские девы.

Умение находиться под водой по сорок-восемьдесят секунд приходит после многолетней тренировки. Главное — правильно поставить дыхание, очень осторожно брать воздух после бесконечных секунд, проведенных на дне. Морские девы делают вдох только ртом, почти не разжимая губ. Так и родится их посвист, прозванный «песней моря».

Колышутся водоросли, порхают стаи быстрых рыб, и среди них в сумрачной глубине ищут женщины свою добычу.

Протарахтит где-то вдали моторка, словно трактор на отдаленной ниве, и снова тишину над заливом нарушает лишь посвист морских дев — странный, берущий за душу звук.

Почему же подводным промыслом заняты именно женщины? Говорят, что их жировые ткани лучше защищают от холода. Может быть, это и так, но главная причина — вынужденное разделение труда, которое веками складывалось в приморских селениях.

Океан требовал мужской работы — рыбаки порой оставляли дом чуть ли не на полгода. Забота о детях, о домашнем хозяйстве целиком ложилась на женщин. Им приходилось искать пропитание где-то поблизости. И они отправлялись на дно внутренних заливов, так же как у нас уходят в лес по грибы или ягоды.

Сын торговца лапшой

Ремесло ама существует в Японии с незапамятных времен. О морских девах упоминают древнейшие исторические записи. Художник Утамаро (1753–1806), прославленный создатель галереи женских образов старой Японии, посвятил им картину «Ныряльщицы за аваби».

Аваби — это большая одностворчатая раковина с мясистым моллюском, который считается изысканным лакомством и, стало быть, самой желанной добычей.

Но если бы морские девы так же старательно собирали и несъедобные мелкие двустворчатые ракушки акоя, Япония могла бы стать в мировой торговле страной жемчуга не в XX, а, возможно, еще в XVI веке.

Появившиеся в ту пору в Нагасаки первые португальские и голландские мореплаватели были разочарованы. Вместо описанных Марко Поло золотых крыш и усыпанных перлами нарядов они увидели край суровых воинских нравов. Непонятная страна к тому же оставалась закрытой, не допуская иностранцев никуда, кроме Нагасаки.

Лишь три века спустя, когда Япония вынуждена была покончить с затворничеством и распахнуть свои двери перед внешним миром, когда из феодальных пут вырвалась коммерция, когда тяга к приобретению сокровищ, которыми дотоле владели лишь монархи, охватила буржуазию, — именно тогда волна стремительных перемен в вековом укладе вознесла человека, ставшего основателем жемчуговодства.