Моногамия (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 25

Мне уже жаль его, потому что выглядит он на самом деле жалостливо. А страдалец, тем временем, не отрывая своего взгляда от моего рта, внезапно признаётся:

— Два месяца…

— Верится с трудом в это, — отвечаю я, а он мученически отворачивается.

Нам приносят еду: Алекс ковыряет вилкой улитку, набитую чем-то противно зелёным, но так и не прикасается к ней, делает глоток вина и спрашивает, долго ли я буду есть. А я отвечаю, что долго, ведь у меня огромный стейк в яблочном сиропе — невыносимо вкусное кулинарное произведение. Я медленно расчленяю его на кусочки и поглощаю их также медленно, наслаждаясь вкусом, и от этого закатываю глаза. Алекс не смотрит на меня, он уставился снова в окно, за которым из-за темноты ничего не видно, кроме мелькающих белых и красных огней пролетающих мимо авто…

Я говорю:

— Знаешь, я против вегетарианства. Зачем нам, плотоядным, отказывать себе в удовольствии? У нас ведь итак их не слишком много, а жизнь такая короткая!

В меня метнулся свирепо-похотливый взгляд, и я понимаю, кажется, от бастионов уже ничего не осталось, а глубокий ров пересох — мы на подступах к цели…

Но Алекс — необычайно волевое создание. Он зафиксировал взгляд на своём полном дорогого белого вина бокале, блюдо его нетронуто и одиноко страдает от бесцельного ковыряния вилкой.

{Imagine Dragons Radioactive}

Думаю: надо развлечь бедолагу. Отрезаю кусок телятины покрупнее, обмакиваю его в яблочный соус и говорю:

— Не хочешь попробовать стейк? Уверена, он намного вкуснее твоих зелёных улиток!

Алекс поднимает на меня глаза — в них мука, я открываю свой рот и с беспощадной соблазнительностью кладу в него кусок телятины. Человек-скала заворожено наблюдает за этим, а я медленно и грациозно поднимаюсь, подхожу к нему, беру за подбородок и передаю этот кусок ему, наши губы при этом соединяются плотнее некуда…

Мог ли он отказаться? Конечно, нет! Для меня это был беспроигрышный вариант, потому что я знаю и уже давно: все, что касается моего рта — мощнейший стимулятор буйной сексуальной энергии моего неординарного любовника. А вот Даосские учения, скорее всего, об этом не знают, а Аюрведа не ведает…

Сие деяние сражает Алекса окончательно, он вскакивает, кидает на стол деньги, хватает меня за руку и тащит к выходу, мы буквально запрыгиваем в машину, припаркованную в относительно тёмном и безлюдном месте. Спинки сидений одновременно плавно опускаются — у Алекса всегда дорогие машины. Его губы страстно, жадно, несдержанно терзают меня, мне кажется даже, он слегка укусил меня за бедро, но так, что я совсем не почувствовала боли, а только распалилась ещё сильнее… Его руки лихорадочно стягивают моё платье, срывают моё бельё — теперь ему придётся купить мне новое…

А я внутри себя торжествую! Все запущенные мною ракеты попали в цель: сдержать этого самца уже невозможно! Его руки на моей талии, мои ладони — на его могучей, горячей, сексуально разрисованной чёрными волосами груди… Он толкает меня и толкает страстно, сильно, вонзается в меня, а я будто по глотку утоляю невыносимо мучавшую меня доселе жажду. Лицо его искажено наслаждением, он выгибает спину, всё его тело будто прошибает током, и, наконец, я слышу его усиленно сдерживаемый стон, его рот раскрыт, слегка припухшие губы рисуют страстное «О», но он запрещает им это, лихорадочно закусывая одну, но скрыться ему не получится, ведь я уже чувствую длительную интенсивную пульсацию внутри себя…

К чертям тантрический секс и даосские техники по сбережению мужского семени во имя просветления и мастерства управления тела сознанием — нет ничего прекраснее, сладострастнее, неповторимее задуманного природой совокупления мужского и женского с естественным завершением во имя продолжения рода человеческого… Ведь то, что следует далее, говорит само за себя: лицо мужчины светится, его пылкие губы сладко и медленно растягиваются в улыбке удовлетворения… Он с неповторимой нежностью ластится, целует свою женщину, осыпая её лицо, шею и плечи своими поцелуями счастья, ведь теперь именно его нужно куда-то девать!

Его глаза, счастливые, сытые, смотрят в мои, а я закусываю лукаво губу и улыбаюсь ему. Ну и что, что я разгромила его Даосскую крепость воздержания! Главное то, что он счастлив сейчас, в эту секунду, что его рука держит мою, что его сердце готово выскочить из груди не от напряжения сдерживаемой сексуальной энергии, а от бесконечного потока излучаемого им счастья…

Мы едем домой оба расслабленные и счастливые, Алекс не перестаёт улыбаться, глаза его горят как никогда, а я любуюсь им…

— Зачем ты ставишь над собой эти эксперименты?

— Зачем? А ты подумай! — улыбка моментально сходит с его лица.

— Я пыталась, даже в интернете глубоко просветилась «по теме»!

Он молчит некоторое время, потом нервно говорит:

— Я вижу тебя в лучшем случае два дня из тридцати, или даже реже. Что прикажешь делать мне в остальные двадцать восемь, если уже на пятый день мне хочется грызть стены!?

Я в ужасе. Эта простая математика никогда не приходила мне в голову лишь потому, что я и не подозревала, что он пытается быть верным. Не всегда конечно, вряд ли он весь этот год терпел, ведь с его сексуальным темпераментом вытерпеть нереально! Я осознаю, что своим глупым вопросом испортила нам обоим настроение и поставила сама себя в крайне неловкое положение. Он мужчина, причём мужчина горячий, а я отказываю ему в его желании жить со мной, и вот он, похоже, пытается убедить меня в искренности своих намерений своей верностью… Никогда бы не подумала, что такое возвышенно-романтичное понятие, как верность, может оказаться такой чудовищно жестокой вещью в плане мужской физиологии…

Я разозлилась на себя, но с языка едва не слетела колкость, адресованная ему: «мы ведь не клялись друг другу в верности до гробовой доски!» Я вовремя прикусила свой язык, в прямом смысле прикусила, чтобы он и не думал больше болтаться. Кажется, Алекс прав — чем меньше говоришь, тем лучше!

Мы входим в квартиру, Алекс недобро бросает мне:

— Готовься к продолжению, — сам удаляется в душ, хотя он уже был там и не так давно.

Я раздеваюсь, ложусь в постель, на этот раз уже со своей стороны, а сама думаю о том, что меня, вероятнее всего, ждёт какое-нибудь изысканное сексуальное наказание. И конечно, я, как всегда, оказываюсь права.

{Shameless — The Weeknd (Sofia Karlberg cover)}

Алекс выходит из душа совершенно голый, его мокрые волосы все зачёсаны назад, от чего у него немного дьявольский и одновременно просто умопомрачительный вид. Он смотрит на меня долго, таинственно и хищно… Потом начинает ласки, причём задействует все свои методы и приёмы, всё то, что действует на меня безотказно и максимально возбуждающе, и доводит меня просто до исступления. Однако, мой рассвирепевший любовник профессионально контролирует момент наступления оргазма, не давая мне дойти до конечной точки. Я буквально изнемогаю: ни крики, ни уговоры не помогают мне, я уже на грани и готова разрыдаться, и только в этот момент его лицо повисает над моим с вопросом:

— Ну как тебе? Нравится? А теперь представь, что это длится два месяца…

— Просто приезжай чаще, — огрызаюсь я…

— Да? А может ты просто напряжёшься однажды, подключишь весь свой умственный потенциал, толково раскидаешь всё по ячейкам своей аналитической матрицы и сделаешь, наконец, честные для себя самой и всех остальных выводы?

На мгновение мне кажется, что ему не 27 лет, а 37, или может быть даже 47… Но в глазах его я определённо вижу нечто, совершенно несоответствующее возрасту, равному 27 годам…

Его рука уверенно ложится у меня между ног, ласкает меня там, невыносимо медленно, невозможно нежно, он едва касается меня там, не задевая ничего, что могло бы облегчить мою участь… Мне кажется уже, что это желание просто разорвёт меня. В эту секунду, в это мгновение я являю собой один сплошной сгусток похотливой энергии, настолько плотный, что готовый, наверное, сравниться уже по своей мощи с силой чёрной дыры, но выпустить мне её не позволяют, а настойчиво делают всё, чтобы она продолжала накапливаться.