Моногамия (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 18

И вот, начался дождь, вначале небольшой совсем, дразнящий своими микроскопическими каплями, приятно увлажняющий лицо… Но он становился всё сильнее и сильнее, и хотя я уже бежала в обратном направлении, до нашего отеля было ещё очень далеко. Я совершенно промокла, холодный морской ветер насквозь продувал мою лёгкую ветровку, а нервно бушующее море пугало меня. Погода и природа так сильно, очевидно, разозлились на меня за мои грехи, что решили одновременно и утопить и заморозить. Вот только я не знала, не могла понять, что именно было грехом, а что правильным поступком, где правда, а где ложь, как мне поступить? Что важнее: любящее сердце Алекса, который жаждет меня так, как никто и никогда не жаждал, или моя семья, которой я дала своё слово, что буду заботиться и любить до конца своих дней?

Я летела уже со всех ног, потому что замёрзла до такой степени, что меня совершенно уже трясло, хотя может эта тряска была вовсе и не из-за холода… Внезапно, обегая по каменной смотровой дорожке очередную из выступающих в море скал, я буквально врезалась в Алекса. И это было восхитительно, потому что я тут же почувствовала себя в безопасности, и от этой стихии, и от собственных не менее буйных мыслей, прижалась к его широкой груди, разгоряченной от бега, потому что он тоже бежал, стремясь поскорее найти меня, отогреть, успокоить, защитить. Наслаждаясь его теплом и запахом волос на груди, в которые я уткнулась носом и губами, я даже не заметила, как Алекс стянул уже с меня совершенно мокрую ветровку, и одел в свой тёплый батник, тот самый, который я боялась накинуть себе на плечи утром. Но и это было не всё, он принёс ещё и свою непромокаемую куртку, которую тоже натянул на меня поверх батника. Проделав всё это, мой спаситель не стал обниматься со мной, а потащил, держа за руку, в направлении нашего отеля, сам оставаясь в совершенно мокрой своей бирюзово-серой футболке. Я бежала за ним и думала о том, что мой муж никогда бы не сделал этого, никогда не побежал бы меня искать, гонимый страхом за меня, за моё здоровье, ведь Алекса, как выяснилось, когда мы прибежали в наши апартаменты, больше всего заботило именно это. Никаких нежностей, только строгие указания: раздеться и нырять в горячую ванну, которую он уже начал набирать для меня. Пока я отогревалась в воде, Алекс ушёл забирать Алёшу, оставленного под присмотр хозяйки отеля. Он уладил всё: наличие порученного ему ребёнка не стало для него препятствием в стремлении облегчить участь глупой, но такой любимой им женщины…

Но даже это не убедило меня… Иногда мы, взрослые вроде бы люди, слепы как новорожденные котята. Чужой отрицательный опыт и навязанное мнение и нравоучения как близких, так и совершенно безразличных, чужих нам людей, неумолимо застят нам глаза, не давая увидеть то, что прямой и самой короткой дорогой могло бы привести к безграничному счастью, то, что было уготовано нам судьбой, продумано и подарено кем-то свыше…

[1] Так сами испанцы называют свою страну.

Глава 8. День Рождения

{Coldplay For you}

Сегодня у Алекса День Рождения и мы не договаривались встречаться, он даже не в курсе моей осведомлённости в том, что сегодня ему исполняется двадцать шесть лет… Я знаю, как поздравить его, мне не нужна подарочная упаковка и цветы, у меня есть моя записная книжка с рецептами.

Не знаю, дома ли он, но это и не важно, потому что у меня есть ключи и желание поднять ему настроение. С этим у нас проблемы и серьёзные с тех пор, как мы вернулись из Испании.

Алекс открывает мне дверь с грустным лицом, но при виде меня его губы трогает искренняя улыбка, конечно, он рад, что я пришла. Одет по-домашнему трогательно — в свою серо-бирюзовую футболку и мягкие штаны, таким я люблю его видеть больше всего, мне нравится контраст этой беспечности и уюта в одежде с его природной красотой и сексуальностью.

Он помогает мне раздеться, и целует в щёку нежно, в его глазах грусть и радость одновременно…

Я прохожу в кухню, посреди неё стоит большой стол с чёрной зеркальной поверхностью, кладу на неё свою видавшую виды рецептницу.

— Что это? — спрашивает Алекс.

— Сейчас мы будем с тобой готовить шоколадный торт. Ты ведь шоколадный любишь?

— Не знаю, — улыбается он, — наверное, люблю.

Я раскладываю на столе принесённые продукты. Алекс сидит на высоком стуле и, не отрывая глаз, с улыбкой наблюдает за каждым моим движением. В его взгляде столько тепла, нежности и… любви…

— У тебя миксер есть?

— Не знаю даже, что это, — отвечает он, не отрывая от меня своих красивых глаз.

— Ну, я так и думала, поэтому ты мне будешь помогать, — вручаю ему венчик.

Он воодушевляется, кажется, тень грусти в его глазах, наконец, испарилась, они загорелись жаждой познания чего-то нового, а Алекс любит это, как никто другой.

Я отделяю белки от желтков, отдаю ему чашу и приказываю:

— Взбивай!

Он недоумевает какое-то время, а я нарочно не показываю ему, что нужно делать, но он быстро соображает и начинает вытворять с будущим бисквитом немыслимые пируэты. Я, тем временем, готовлю крем, его кухня, а затем и весь его дом наполняются сладким запахом выпечки, заварного крема и шоколада… Так пахнет в домах, где живут семьи, где есть дети, где живёт Любовь…

{Nino Katamadze & Insight — Olei}

За окном невыразимо грустный, холодный, пасмурный ноябрьский день, и хотя я люблю эту пору за красоту разливающихся красок жёлтого, пурпурного, оранжевого в увядающих листьях, сегодня особенно хочется тепла и уюта. Они есть у меня дома, но не у Алекса, где всегда одиноко и пустынно, где кроме едва уловимого аромата цитрусовой ванили и разогреваемой пиццы в микроволновке не бывает никаких запахов вообще. Сегодня его День Рождения, и мой подарок — тепло и уют, сегодня, в его день, в его доме будет то, чего он так сильно жаждет…

Всё готово, но бисквит ещё печётся в духовке.

Нежные глаза Алекса забыли о печали, они переполнены теплом и радостью, почти счастьем, и он неотрывно смотрит ими на меня, на мои передвижения по его кухне, манипуляции с ложками, мисками, кремом «на водяной бане».

Он приближается медленно, берёт мои руки в свои, и увлекает туда, где ему так одиноко, в свою спальню, свою постель, и мы любим друг друга с невероятной нежностью, мы тонем друг в друге, соединяемся в одно целое, и это ни на что не похоже, ни один самый изысканный в своей выдумке секс не сравнится с этим плаванием в реке чувственности и любви. Но Алекс теперь после акта любви всякий раз делается печальным, его глаза на пике эмоций переполнены чем-то надрывным, болью вперемешку с наслаждением и любовью, в его глазах столько любви, что не нужно слов, мне итак всё понятно… Он любит. Он любит сильно, эмоционально, едва сдерживаясь, он хочет отдавать мне это чувство, переполнившее, затопившее его, и, похоже, уже доведшее до грани…

Мы лежим в постели, смотрим друг другу в глаза, наши руки сплетены и ноги тоже. Комнату постепенно заполняет шелест начавшегося за окном дождя, сильнейший ветер носит по мокрой террасе оранжевые и жёлтые листья, налетевшие сюда с соседних клёнов и берёз, ведь дом этот стоит у самого парка… Дождь внезапно усиливается, теперь он уже похож на ливень, Алекс прижимается ко мне ещё ближе, и я вижу в его глазах муку…

Внезапно вспоминаю про бисквит в духовке, вскакиваю и бегу его доставать. Совершенно голая и с распущенными волосами вожусь на кухне: достаю форму, проверяю, готово ли тесто специальной лучиной, думаю какое-то время, пора ли его вытаскивать или ещё подержать, решаю в итоге оставить. Затем оборачиваюсь и вижу душераздирающую картину: Алекс, уже одетый, сидит на полу у двери, его локти на коленях, но кистью руки он зажимает свой рот, а глаза… глаза его переполнены болью и слезами, они ещё не стекают по его щекам, но их уже так много скопилось в его карих глазах, что это уже вот-вот случится. Спрашиваю его: