Сотворение (Звенящие кедры России - 4) - Мегре Владимир - Страница 16

Дрожали плечи у прамамочки моей, и голос задрожавший прошептал:

- Зачем? Ты, мой любимый, сотворил любимый мною образ. Он незрим. А зримый ты уходишь от меня. Наше дитя уже шевелится во мне. Что расскажу ему я об отце?

- Мир будут образы прекрасные прекрасным сотворять. Образ отца взрослеющий наш сын себе представит. Если достойным образа, представленного сыном, я стать смогу, то сын меня узнает. Коль недостойным буду представления его, останусь в стороне, чтоб не мешать стремлению к прекрасному, к мечте.

Непонятый прамамочкой, он уходил, мой праотец. Шёл к людям. Шёл с открытием великим. Шёл для всех будущих сынов своих и дочерей, в стремленьи мир для всех прекрасным сотворить.

НЕОБЫЧНАЯ СИЛА

В те времена между собою враждовали племена живущих на земле людей. И в каждом племени стремились побольше воинов взрастить. И среди воинов невзрачными считались те, кто к земледелию, к поэзии стремился. И были в каждом племени жрецы. Они людей пугать стремились. Но цели ясной не имели, испуг других им утешением служил. И тешил каждый самолюбие своё тем, будто большее, чем все, от Бога получил чего-то.

Из нескольких племён мой праотец поэтов смог собрать, жрецов. Всего их было девятнадцать человек, одиннадцать певцов-поэтов, семь жрецов, мой праотец. В уединённом и пустынном месте собрались они.

Группа певцов сидела скромно, напыщенно жрецы отдельно восседали. Мой праотец им говорил:

"Вражду и войны можно прекратить племён. В едином станут государстве жить народы. В нём справедливым будет вождь, и каждая семья от бед войны избавится. Друг другу люди станут помогать. Сообщество людское свою дорогу в первозданный сад найдёт".

Но над отцом жрецы вначале посмеялись, говоря ему:

"Кто же захочет власть свою отдать другому добровольно? Чтобы в единое все племена собрать, сильнейшим кто-то должен стать и победить других, а ты ведь хочешь, чтобы не было войны. Наивна речь твоя. Зачем призвал нас, несмышленый странник?". И собрались жрецы уйти. Отец остановил словами их такими:

- Вы - мудрецы, и мудрость ваша нужна, чтобы законы для людского общества создать. Я силу могу дать такую каждому из вас, что ни одно оружие, рукою сотворённое людской, ему противостать не сможет. Когда использовать во благо будете его, всем к цели, к истине, к счастливому восходу оно прийти поможет. Когда владеющий им возжелает в неблагостном намереньи с людьми сразиться, погибнет сам.

О необычной силе весть жрецов остановила. Старейший жрец и предложил отцу:

- Коль ты знаком с какой-то силой необычной, нам скажи о ней. И если действенна она, способна государства строить, останешься средь нас в том государстве жить. Совместно будем мы творить законы общества людского.

- Затем к вам и пришёл, чтоб рассказать о силе необычной, - всем отец ответил, - но перед этим вас прошу назвать правителя из всех известных вам. Правителя, который добр, не алчен, в любви живёт с семьёй своей и о войне не помышляет.

Ответил старый жрец отцу, что есть один правитель, который всех сражений избегает. Но племя малочисленно его, в нём не стремятся воинов прославить, и потому немногие в нём воинами стать стремятся. А чтоб сражений избежать им, часто стан приходится менять и кочевать, другим места пригодные для жизни оставлять, на неудобицах самим селиться. Егип вождя того зовут.

- Египтом то государство будет зваться, - сказал отец. - Три песни вам спою. Певцы-поэты, в разных племенах запойте песни эти людям. И вы, жрецы, среди людей Египта поселитесь. Из разных мест к вам будут семьи приходить, их встретьте добрыми законами своими.

Отец три песни спел собравшимся. В одной он образ справедливого правителя создал, назвав его Египтом. Другой был образ сообщества счастливого людей, живущих вместе. А в третьей - образ любящей семьи, детей счастливых в ней, отцов и матерей, живущих в необычном государстве.

Обычные, всем ранее знакомые слова в трёх песнях были. Но из них фразы строились такими, что слушающие с затаенными дыханьями внимали им. Ещё мелодия звучала голосом отца. Она звала, манила, увлекала и создавала образы живые.

Ещё Египетского государства не существовало наяву, ещё не воздвигались его храмы, но знал отец, всё явится следствием того, к чему мысль человека и мечта, в единое сливаясь, призывали. И вдохновенно пел отец, познавший силу необычную, что подарил для каждого великий наш Творец. И пел отец, владевший силой той, что человека отличает от всего, что власть ему даёт над всем, что позволяет человеку назваться сыном Бога и творцом.

Певцы-поэты, вдохновением пылая, три песни пели в разных племенах. Людей собою образы прекрасные влекли, и люди шли из разных мест в Египта племя.

Через пять лет всего из небольшого племени Египетское государство возродилось. Все остальные племена, что некогда значимее других считались, попросту распались. И ничего правители воинственные сделать не могли против распада. Их власть слабела, исчезала, их что-то побеждало, но не было войны.

Привыкшие в материи сражаться они не ведали, как образы над всем сильны, те образы, которые душе людской по нраву, те образы, которые влекут сердца.

Пред образом, даже одним, но искренним, незамутнённым постулатом меркантильным, бесполезны войска земные, копьём вооружённые или любым иным оружием смертоносным, повержены окажутся войска. Пред образом войска бессильны.

Египетское крепло государство, разрасталось. Его правителя жрецы назвали фараоном. Жрецы, уединившись в храмах от людской суеты, законы создавали, им следовать правитель фараон обязан был. И каждый житель рядовой их исполнял с желаньем. И каждый жизнь свою равнять по образу стремился.

И в главном храме, средь жрецов верховных, отец мой жил. И девятнадцать лет жрецы ему внимали. Науку высшую из всех наук стремились познавать, как образы великие творятся. Отец всё искренне стремился рассказать, благим намереньем пылая. Познали всю науку или часть её жрецы - теперь неясно, да и смысла не имеет уточнять.

Однажды, через девятнадцать лет, верховный жрец собрал к себе приближённых жрецов. Они входили чинно в главный храм, в который доступа даже для фараона не было.

Верховный жрец на троне восседал, все остальные ниже сели. Улыбчивый отец среди жрецов сидел. В задумчивости весь в себя ушёл, очередную песню создавая, рисуя образ новый в ней, иль может, старый укрепляя.

Верховный жрец собравшимся сказал:

- Великую науку мы познали. Всем миром позволяет управлять она, но чтобы власть наша была над всем навечно, из этих стен даже крупицы знания о ней нельзя отдать. Мы свой язык должны создать и изъясняться меж собою будем им, чтоб даже невзначай никто из нас не мог проговориться.

Трактатов множество в века на разных языках в народ отправим. Пусть все дивятся, думают, что всё мы излагаем. И будем излагать мы множество наук чудесных и открытий разных так, чтобы от главного всё дальше уходили простолюдины и правители. А мудрецы в грядущих пусть веках трактатами мудрёными, науками других дивят. От главного при этом удаляясь сами, и других от главного подальше уведут.

- Пусть будет так, - с верховным согласились все. Отец один молчал.

И жрец верховный продолжал:

- Ещё один вопрос нам нужно разрешить немедля. За девятнадцать лет ученья постигли мы, как образы творятся. Любой из нас теперь способен образ сотворять, который может мир менять, разрушить государство или укрепить, - и всё ж загадка остаётся. Сказать мне может кто-нибудь из вас, всё ж почему, по силе разный у каждого творится образ? И почему по времени мы долго так творим? - жрецы молчали. Никто ответ не знал. Верховный продолжал, слегка возвысив голос, и посох в его руке от напряжения дрожал, когда верховный всем сказал:

- Меж тем средь нас один способен быстро образы творить, и сила их непревзойдённой остаётся. Всех нас он девятнадцать лет учил, но недосказанное остаётся. Все мы сейчас понять должны, что меж собою не равны. Не важен сан, каким из нас кто обладает. Пусть каждый знает, среди нас один над всеми может властвовать незримо, тайно. Он волен силой образа, что сотворить способен, возвеличить каждого или убить. Один способен государств судьбу решить. Я, жрец верховный, властью, данной мне, способен поменять соотношенье сил. Закрыты двери храма, в котором мы сейчас сидим. Снаружи верная охрана без приказа моего дверь не откроет никому.