Уродливая любовь - Гувер Колин - Страница 11

Майлз намерен облокотиться на консоль, которую заняли мои ноги.

– Извини, – говорю я и собираюсь их убрать, но его пальцы обхватывают мою босую ступню.

– Все в порядке, – произносит он.

Его рука держит меня за ногу. Я слежу за ним, не отрываясь.

Боже мой, он только что пошевелил большим пальцем… провел им по ступне. Мои бедра напряжены, дыхание сбилось. Будь я проклята, если Майлз не погладил меня по ноге специально, прежде чем убрать руку!

Приходится закусить себе щеку, чтобы не улыбнуться.

Похоже, тебя все-таки влечет ко мне, Майлз…

Мы только приехали, а папа уже поручил Корбину с Майлзом развесить гирлянды фонариков. Я занесла вещи в дом и освободила для Корбина с Майлзом свою комнату – только в ней есть две кровати. Сама заняла бывшую спальню брата и отправилась на кухню, помочь маме с ужином.

В моей семье День благодарения всегда отмечали без особого размаха. Родителям не хотелось выбирать между родственниками с обеих сторон, да и папа редко бывал дома в это время года, ведь праздники для пилота – самое напряженное время. Вот мама и решила, что День благодарения мы будем отмечать в тесном семейном кругу. Так и справляли его всегда вчетвером: я, Корбин, мама и папа, – если он был, конечно, дома. В прошлом году мы с мамой остались вдвоем, потому что и папа, и Корбин работали.

В этом году мы все вместе.

Плюс Майлз.

Как-то необычно, что он здесь, с нами. Мама встретила Майлза радушно – похоже, она не против. Папа вообще любит всех без исключения. Он только рад дополнительной помощи с украшениями, так что присутствие постороннего человека ему совсем не в тягость.

Мама подает мне кастрюлю с вареными яйцами, и я берусь за чистку, чтобы затем их нафаршировать. Сама она облокачивается о стол и подпирает голову руками.

– А этот Майлз просто красавчик, – замечает она, приподняв одну бровь.

Должна кое-что объяснить. Она прекрасная мать. Потрясающая. Но мне неловко разговаривать с ней о мужчинах. С тех пор как мне исполнилось двенадцать и у меня начались месячные. Мама тогда впала в такой ажиотаж, что позвонила трем подругам, прежде чем объяснить мне, что, собственно, со мной происходит. В общем, я еще в то время поняла, что секреты перестают быть таковыми, как только достигают маминых ушей.

– Да, ничего так, – небрежно отвечаю.

Я лгу. Бессовестно лгу. Майлз и правда настоящий красавец: золотисто-каштановые волосы, завораживающие голубые глаза, широкие плечи, волевой подбородок, покрытый легкой щетиной, когда Майлзу не нужно на работу… А еще от него всегда изумительно пахнет – как будто он только что принял душ и не успел вытереться…

Боже мой…

Ну и кто я после этого?

– А девушка у него есть?

Пожимаю плечами.

– Мам, мы с ним едва знакомы.

Подхожу с кастрюлей к раковине и обдаю яйца водой, чтобы легче чистились.

– Как папе на пенсии? – интересуюсь я, чтобы сменить тему.

Мама многозначительно ухмыляется, и эта улыбка мне совершенно не по вкусу.

Ей можно вообще ничего не рассказывать: она и так все поймет. Родительский инстинкт, как-никак.

Я краснею, поворачиваюсь к столу и продолжаю чистить эти дурацкие яйца.

Глава восьмая

Майлз

Шестью годами ранее

– Вечером иду к Иэну, – сообщаю я папе.

Ему не до того. Он собирается на свидание с Лисой. Лиса занимает все его мысли.

Лиса стала для папы всем.

Раньше всем для него была Кэрол. А иногда – Кэрол и Майлз.

Теперь их место заняла Лиса.

Это ничего, потому что раньше всем для меня были он и Кэрол.

Теперь – нет.

Я спрашиваю Рейчел эсэмэской, где ее лучше встретить. Она отвечает: Лиса ушла, можно заехать к ним домой.

Добравшись до места, я не могу решить, выходить из машины или нет. Не могу понять, хочет ли этого Рейчел.

В конце концов подхожу к двери и стучу. Когда Рейчел открывает, меня охватывает замешательство. С одной стороны, хочется извиниться за то, что я ее поцеловал.

С другой – закидать вопросами, чтобы узнать о ней все.

Но больше всего хочется еще раз ее поцеловать, особенно теперь, когда дверь открыта и она стоит прямо передо мной.

– Может, зайдешь ненадолго? – спрашивает Рейчел. – Мама вернется только через пару часов.

Я качаю головой. Интересно, любит ли она мои кивки так же сильно, как я ее?..

Рейчел захлопывает дверь, и я осматриваюсь. Квартира совсем небольшая. Никогда не жил в таком маленьком месте. Пожалуй, мне нравится. Чем меньше места, тем сильнее люди любят друг друга. У них просто недостаточно свободного пространства, чтобы друг друга не любить. Вот бы и нам с папой переехать в дом покомпактнее. Дом, где мы будем вынуждены общаться. Дом, где не надо делать вид, будто мамина смерть не оставила после себя слишком много пустоты.

Рейчел проходит в кухню, спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь выпить.

Я интересуюсь, что у нее есть. Она отвечает, что имеется практически все, кроме молока, чая, газировки, кофе, сока и спиртного.

– Надеюсь, ты любишь воду, – говорит она и сама над собой смеется.

Я смеюсь вместе с ней.

– Вода – это прекрасно. Я бы и так ее выбрал.

Рейчел наполняет стаканы, и мы становимся напротив друг друга.

Смотрим друг на друга.

Зря я вчера ее поцеловал…

– Я не должен был целовать тебя, Рейчел.

– А я не должна была тебе позволять.

Снова обмениваемся молчаливыми взглядами.

Интересно, позволит ли она еще раз себя поцеловать?

Может, лучше уйти?

– Мы легко можем покончить с этим.

Я лгу.

– Нет, не можем.

Рейчел говорит правду.

– Думаешь, они поженятся?

Рейчел кивает. Этот кивок я люблю не так сильно, как прежние. Мне не нравится вопрос, на который он служит ответом.

– Майлз…

Рейчел глядит себе под ноги. Она произносит мое имя так, словно делает предупреждающий выстрел, и мне пора спасаться бегством.

Я бросаюсь наутек.

– Что?

– Мы сняли квартиру только на месяц. Вчера я слышала, как она говорила с ним по телефону. Через две недели мы переезжаем к вам.

На бегу я спотыкаюсь о препятствие.

Рейчел переезжает ко мне…

Будет жить со мной в одном доме…

Ее мать заполнит все то пустое пространство, что осталось после моей мамы…

Я зажмуриваюсь и вижу перед собой Рейчел.

Открываю глаза и смотрю на Рейчел.

Отворачиваюсь и стискиваю край стола. Голова падает на грудь. Не знаю, что мне делать. Не хочу, чтобы она мне нравилась.

Не хочу влюбляться в тебя, Рейчел…

Я не дурак и понимаю, как действует вожделение.

Вожделение всегда требует недоступного.

Вожделение хочет, чтобы я получил Рейчел.

А здравый смысл жаждет, чтобы она исчезла.

Я встаю на сторону рассудка и снова поворачиваюсь к ней.

– Это ни к чему не приведет, – говорю я. – То, что между нами происходит. Добром точно не кончится.

– Знаю, – шепчет Рейчел.

– Как же нам положить этому конец?

Она глядит на меня в надежде, что я сам отвечу на собственный вопрос.

Но я не могу.

Тишина.

Тишина.

Тишина.

ОГЛУШИТЕЛЬНАЯ, ДУШЕРАЗДИРАЮЩАЯ ТИШИНА.

Хочется зажать уши руками. Облечь сердце в броню.

Я даже не знаю тебя, Рейчел…

– Мне лучше уйти, – говорю в конце концов.

– Хорошо.

– Но я не могу…

– Хорошо.

Мы снова глядим друг на друга.

Может, если смотреть достаточно долго, мне надоест?

Хочу опять ощутить ее вкус…

Может, если упиться ее вкусом, мне надоест?

Рейчел не ждет, пока я до нее дотянусь, – встречает меня на полпути.

Я стискиваю в ладонях ее лицо, она сжимает мои плечи, и ее чувство вины соединяется с моим в тот же миг, когда сливаются воедино наши губы.

Мы лжем сами себе. Говорим, что найдем выход, хотя на самом деле выхода нет.