Гордячка - Крюкова Тамара Шамильевна - Страница 24

"Не может быть, чтобы всё кончилось так печально. Должна же быть на свете справедливость. Нельзя оставлять безнаказанными двух мошенников, обирающих честных людей", - с горечью подумала Злата. И

тут у неё зародился план.

Нужно было торопиться. Свеча уже наполовину прогорела. Злата не сразу нашла клочок бумаги, испещрённый цифрами и буквами. Вот он, драгоценный шифр! Девушка сунула листок в потайной ящик. Теперь оставалось самое трудное - спрятать туда же браслет. Девушка едва тянула эту тяжёлую ношу. Для малютки изящная золотая вещица казалась пудовой гирей. Злата выбилась из сил. Огонёк свечи дрожал, готовый вот-вот погаснуть. Девушку охватила паника. Неужели она не успеет? Не обращая внимания на усталость, Злата боролась с неподъёмным грузом, пытаясь пропихнуть его в тайник.

Огонёк ярко вспыхнул на прощанье, и девушка снова оказалась в кромешной тьме. Раздался лёгкий щелчок - браслет упал на дно потайного ящика. Злата с облегчением вздохнула, залезла в тесный тайник и, свернувшись калачиком внутри браслета, тихонько прикрыла за собой крышку.

Вечером, свободившись от дел, ростовщик решил взглянуть на принесённый Графом браслет. Вещица была недурна, жаль, если владельцу удастся её выкупить. Фартинг повернул замок сейфа, открыл тяжёлую дверцу, бережно взял бархатную коробку и, поудобнее расположившись в кресле, поднял крышку. Коробка была пуста.

- Что?! Кто?! Как?! - вне себя от страха и возмущения завопил ростовщик.

Отшвырнув коробку в сторону, он бросился к сейфу и стал судорожно ворошить его содержимое, надеясь, что драгоценность каким-то образом

выпала из коробки и закатилась в угол.

Пока Фартинг был занят поисками, Злата выскочила из тайника и, прихватив с собой листок с шифром, лихорадочно заметалась, не зная, куда спрятаться.

- Скорей сюда! - услышала она чей-то голос.

Крошечное лохматое существо подбежало к девушке и, схватив её за руку, потащило за собой. Едва они успели скрыться за каминной решёткой, как ростовщик повернулся лицом к комнате и, обхватив руками голову, истошно закричал:

- Ограбили!

ГЛАВА 30. КОРГОРУША

Отдышавшись, Злата оглядела нового знакомого. Росточком он был невелик и походил на взъерошенный обрывок облака с огромными круглыми глазищами.

- Ты кто такой? - спросила Злата.

- Я-то - домовой тутошний, Коргоруша. А ты кто?

- Меня зовут Златой, - ответила девушка и вдруг спохватилась: - Ох, а бумага-то где?

- Какая бумага? Уж не та ли, что на полу валяется? - поинтересовался Коргоруша.

Злата осторожно выглянула из-за каминной решётки, и сердце её упало.

- Обронила. Всё кончено! Теперь Фартинг останется безнаказанным, и все мои труды напрасны, - сокрушалась она.

- Не бойся, мы эту бумажку старому скряге не отдадим, - пообещал ей Коргоруша и храбро побежал прямо к лежавшему на полу листку.

Злата чуть не вскрикнула, потому что в это самое время ростовщик заметил драгоценную записку и тоже направился к ней.

О том, что потом случилось, по городу долго ходили разные толки. Фартинг хотел поднять записку, но та сама собой сорвалась с места и медленно поплыла по комнате. Долетев до канделябра, листок завис над свечёй. Словно окаменев, ростовщик вытаращил глаза и молча взирал на

происходящее, лишь открывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Когда бумага коснулась уголком пламени и запылала, он пришёл в себя и с криком: "Нечистая сила!" - бросился прочь из кабинета.

Кто-то считал, что эта история - чистейшая выдумка, и на самом деле ничего подобного случиться не могло, но так или иначе, а с того дня ростовщик вёл свои дела честно и даже занялся благотворительностью.

Между тем домовой по потайным лазам и простенкам привёл Злату в свои апартаменты. Коргоруша был хозяин домовитый и тащил в своё жилище всё, что плохо лежит. Чего тут только не было: и пуговицы, и лоскутки, и напёрстки, и даже ложечка от солонки.

Девушка и домовой долго потешались над испугом ростовщика.

- Только не пойму, как же Фартинг тебя не заметил? - недоумевала Злата.

- Ну уморила, - хватаясь за бока, прыснул со смеху Коргоруша. - Где это видано, чтобы человек домового углядел? Да я могу хоть камаринского перед его носом отплясывать, он и ухом не поведёт.

- Так я-то тебя вижу! Что же, я и не человек больше? - растерялась Злата.

Домовой пристально поглядел на неё и объяснил:

- Ты - другое дело. На тебе печать волшебства лежит. Однако соловья баснями не кормят, - спохватился Коргоруша и принялся собирать на стол.

Щедро выложив перед Златой всё, что у него имелось, он заварил чаю и разлив его по напёрсткам, служившим ему стаканами, стал потчевать гостью.

- Вдвоём мы славно заживём, - мечтательно произнёс домовой, отхлёбывая из блюдечка.

- Нет, мне у тебя задерживаться нельзя. Мне надо певца найти, отказалась Злата.

- Тогда всё в порядке. Больше тебе торопиться некуда. Можешь считать, что ты его уже нашла, - просиял Коргоруша.

- Где он? - едва слышно прошептала Злата.

- Он перед тобой, - приосанившись, объявил домовой. - Если надо, я тебе хоть целыми днями петь буду.

- Ну уж нет, лохматый, пой для себя, а я другого певца ищу, засмеялась Злата.

- Как хочешь, - вздохнул Коргоруша и добавил: - Всё равно на ночь глядя идти незачем. Ложись спать, утро вечера мудренее.

Злата собралась в дорогу ещё до свету и попросила домового проводить её на улицу. Тот нехотя согласился. Они долго кружили и плутали по простенкам, пока, наконец, снова не оказались в жилище Коргоруши.

- Видать, свернули где-то не там, - в притворном удивлении воскликнул домовой, и с надеждой глянув на Злату, спросил: - А может, всё-таки останешься?

- Ах ты плут! Веди меня отсюда сейчас же, - набросилась на него Злата.

- Хорошо, - смиренно согласился домовой.

Они опять пошли блуждать по дому и снова вернулись туда откуда ушли.

- Совсем забыл, надо тебе на дорогу гостинцев собрать, - засуетился Коргоруша. - Конечно, если ты не передумала? Сама посуди, куда ты пойдёшь скитаться, когда здесь место тёплое, сухое, и на обед всегда можно с кухни кусок-другой прихватить.

- Да ты в своем ли уме, лохмач растрёпанный? Что за радость мне жить в твоей конуре и питаться объедками? Нет уж, мне такого счастья не надо, презрительно фыркнула гордячка.