2788 (ЛП) - Эдвардс Джанет - Страница 20

Я покосился на маму, но она лишь едва заметно покачала головой, мол, тоже не понимает, в чем дело.

Благоразумно промолчав, я сел за стол. С отцом мы не виделись со вчерашнего утра. Если с тех пор он как-то пронюхал про гаммитские фильмы, или про мою подружку, или, что еще хуже, про историю...

Нет, ничего из этого и близко быть не может. Папа бы не ворчал, что я семью позорю, он бы заходился от гнева. Возможно, просто собирается прочесть очередную нотацию про внешний вид. Сам он предпочитает стричься очень коротко и мои волосы ниже плеч просто ненавидит. Из-за чего, собственно, я их и не стригу. Он принуждает меня ко многому, чего я терпеть не могу. Отращивание лохм – мой способ проявить неповиновение.

– По физике мой сын оказался вторым в школе!

Ах, вот оно что! Учитель физики послал папе оценки за экзамен. Снова! Ну ладно, мне все-таки есть что возразить. Папа, как всегда, и слушать не станет, но...

– У меня девяносто шесть баллов из ста.

– Прекрасный результат. – Мама сочувственно мне улыбнулась.

– Нет, если кто-то другой получил девяносто семь! – кипятился отец. – Ну почему ты совсем не похож на свою сестру!

Я приготовился к очередной нотации. Моей старшей сестре не было и двадцати, когда она блестяще закончила физфак университета. Год назад она уехала на работу в другой мир Дельты, исследовать многочастичные волновые расширения. Я надеялся, что после этого нас перестанут сравнивать, но капитально ошибся. Пока сестра жила дома, папа все-таки бывал ею недоволен, а теперь считал ее идеальной во всех отношениях.

– Надеюсь, тебе очень стыдно. Правнук великого Йоргена Эклунда не в состоянии решить простые школьные задачки!

Только не это! Лучше уж про сестру, чем про прадедушку. Отец почему-то считал, что стоит мне постараться, и я смогу стать вторым Йоргеном Эклундом. А я, во-первых, не смогу, а во-вторых, не желаю.

– Я считаю, что это из-за твоего идиотского увлечения историей, – не унимался отец. – Совершенно никчемный предмет! Незачем тратить время, оглядываясь на прошлое; нужно работать ради будущего.

Мне хотелось возразить, что уроки истории очень важны, чтобы человечество могло избежать повторения одних и тех же ошибок. Однако лучше придержать язык за зубами. Прошло уже больше четырех лет с тех пор, как мне предложили записаться на какой-нибудь технический факультатив, а я вместо этого взял трехмесячный курс по истории. Отец, когда узнал, рассвирепел и приказал немедленно его бросить. Я попытался настоять на своем, заявил, что терпеть не могу физику и хочу перевестись с естественнонаучного потока на гуманитарный.

Дома разразилась настоящая война. Я, конечно, проиграл. Школа не разрешала переводиться на другой поток без согласия родителей, а мама, хоть и сочувствовала мне, отца переубедить не могла. С тех пор я стараюсь не упоминать историю, но папа все еще на меня сердит, и, чуть что, валит все на мой недолгий демарш.

– Никогда не забуду, как ходил к дедушке в университетскую лабораторию еще десятилетним мальчишкой, – продолжил отец. – Меня по-настоящему вдохновило, когда я своими глазами увидел, чего он достиг. Помню, он тогда посмотрел на меня и сказал...

Семнадцать лет я слушал эту историю по крайней мере раз двадцать в год. Можете разбудить меня посреди ночи, и я выдам ее наизусть слово в слово. Я переключил внимание на лежавшие у меня в тарелке голубые ломтики местной дыни. Отличная дынька, как раз такая, как я люблю: хрустящая, с множеством крохотных кисло-сладких семечек. Многие предпочитают сорта без семян, но мне...

– Ты меня слушаешь? – недовольно спросил отец.

– Да, папа. – Я сгреб со дна последние семечки. Он только что произнес «военные», значит... – Прадедушка рассказал тебе, как военные пытались помешать его исследованиям, заключив под планетарный арест на Геркулесе, который в то время только-только осваивался. Но это его не остановило. Он основал здесь университет и продолжил работать над той же темой.

Папа покосился на меня с подозрением, но продолжил:

– Твой прадед оставил человечеству прекрасное наследие ценнейших знаний. Единственное, чего ему не удалось достичь, – это получить Нобелевскую премию, и то из-за вопиющей несправедливости. Революция в области межсекторных переходов полностью обязана его работам над межзвездными порталами и системой передачи, однако Нобелевский комитет намеренно проигнорировал его вклад.

Это правда, но лично мне кажется, что на то у Нобелевского комитета имелись веские причины. На памятнике в университете Геркулеса выгравирована хвалебная надпись с перечислением заслуг Йоргена Эклунда: его открытий и роли в превращении всего сектора Дельта в форпост науки. О менее достойных фактах биографии прадеда там нет ни слова: ни о весьма сомнительных в этическом плане методах исследований, ни о его возможной связи с событиями на Персефоне, ни о том, что он спровоцировал гражданскую войну на планете Фрейя в секторе Альфа.

Я уже раскрыл было рот напомнить об этом отцу, но увидел умоляющий взгляд мамы и предпочел глотнуть фруджита.

– Жаль, что тебе самому не довелось его застать, – сказал отец.

Я не жалел, наоборот, благодарил судьбу, что Йорген Эклунд достиг ста лет и умер задолго до моего рождения. Мне и так из-за него доставалось, страшно подумать, что было бы, будь прадед жив до сих пор. Я терпеть не мог, когда меня постоянно расспрашивали про сестру, про ее новые научные работы. Еще не хватало, чтобы у меня интересовались, не спровоцировал ли мой предок где-нибудь новую войну!

– В День Начала года тебе исполнится восемнадцать, в две тысячи семьсот восемьдесят девятом ты станешь студентом физфака в университете Геркулеса, – продолжал нотацию отец. – Всего полгода осталось, чтобы подтянуться. Тебя будут обучать мои коллеги, и такое халатное отношение недопустимо! Не забудь, к тому времени я уже получу Нобелевскую премию. Не хочу, чтобы мне было стыдно за сына.

Мама тут же ухватилась за представившуюся возможность прервать лекцию:

– Да, осталось всего несколько дней до конца подачи заявлений на премию, и никто другой в астрофизике ничего существенного не сделал, так что... Как замечательно, что ты наконец-то получишь заслуженное признание!

Отец кивнул:

– С тех самых пор, как дед говорил о ней как о единственном, чего ему не удалось достичь, я мечтал получить Нобелевскую премию. Чтобы исправить ту давнюю несправедливость. Я собираюсь в благодарственной речи посвятить свою премию памяти деда.

Я растерянно заморгал. Церемонию вручения будут проводить на Адонисе. Отец редко заботится о чужих чувствах, но должен же он понимать, что на любой планете Альфы вспоминать про Йоргена Эклунда чревато!

Отец встал, думая явно уже о премии, а не о позоре сына:

– Пойду, набросаю план речи до ухода на работу.

Он пошел в свой кабинет, а я обеспокоенно повернулся к маме:

– Нельзя, чтобы он говорил там про Йоргена Эклунда! Только не в столице Альфа-сектора! Его же помидорами закидают!

Она нахмурилась:

– Да, я знаю, что твоего прадеда выслали из Альфы не совсем без повода.

– «Не совсем без повода»? Мама, это еще мягко выражаясь! Из-за него началась война на Фрейе.

– Не война, а внутренний конфликт. Пока он не вышел за пределы планеты, конфликт войной не считается.

– Формально, может, и так, но для людей, погибших на Фрейе, это была настоящая война.

– Вероятно, ты прав, – вздохнула мама. – Будем надеяться, что уже все позабылось. Времени прошло много.

– Не так уж и много, – мрачно возразил я. – И будто мало той войны, еще и события на Персефоне. Не станешь же ты утверждать, что и про них забыли. Кажется, только про Фетиду и Гумир снято больше ужастиков. Там пострадали все, даже те, кому удалось выжить.

– Причастность Йоргена Эклунда к трагедии на Персефоне не доказана.

– Зато доказано, что он входил в группу, из-за которой все началось. Тебе нужно вразумить папу, заставить понять, что прадеда в речи упоминать нельзя.