Ом Свасти (СИ) - Дай Андрей - Страница 4

Когда в два часа дня местного времени я вышел из дверей полицейского участка, оставалось восемь часов на празднование удачной покупки. По моему мнению, это было совсем немного времени, и следовало поспешить.

– Мне нужно очень быстро попасть в кабак, где есть шлюхи, очень шумно и редко бывает полиция, – сказал я водителю такси и передал ему сто кредитов. – А в десять часов вечера, ты найдешь меня внутри, вытащишь и привезешь к пересыльному пункту. Договорились?

Смуглый кучерявый шофер хитро улыбнулся и согласился.

– Три капли нашатырного спирта у тебя найдется? Я еду на войну и хочу попасть туда трезвым, – поинтересовался я у водителя, глядя на непрезентабельный кабак.

– О`кей, командир, – оскалился шофер. – Запасайся таблетками от головы, а трезвость гарантирую.

Семь часов спустя я подъехал к пересыльному пункту на такси. Голова жутко болела, во рту словно кошки ночевали и я абсолютно не помнил кто же эти три размалеванные бабы, которые провожали до самых ворот. За двадцатку одна из них даже сбегала в соседнюю лавку за пивом.

На войну поехал в обнимку с бочонком пива и ощущением, что у полиции претензий ко мне стало много больше. Костяшки пальцев были покрыты ссадинами и болели.

Лейтенант сидел прямо на полу вертолета и болел с похмелья. За добрый глоток из бочонка, он поведал, что я полный идиот, раз отправляюсь на войну рядовым. Тем более, имея высшее образование.

Я загрустил было, но тут же отошел.

Я жив. Я умненький парнишка и в армии. И это значит, что не миновать офицерских погон, как бы я не упирался.

Впрочем, упираться я и не думал.

Они это называли тишиной. Невдалеке, с деловитой сухостью, стучал пулемет. То впереди, то сзади тройного ряда окопов время от времени падали мины, взметая комья земли к грязным от сажи облакам. Прямо между рядами окопов росла обгоревшая, но все равно имеющая еще листья, яблонька. А под ее корнями располагался штабной блиндаж. На фронте было затишье.

– Кого ты мне привез? – устало сказала молодая женщина-лейтенант, но, тем не менее, в предложенных нашим сопровождающим бумагах расписалась.

– Кого дают, того и везу, – угрюмо пробурчал мой знакомый офицер, натянул шлем на самые глаза и вышел. Ему еще предстоял путь назад.

– Кто из вас уже участвовал в боевых действиях? – без особой надежды поинтересовалась лейтенант Нахило.

– Ясно, – выдохнула она, когда тремя минутами позже так и не дождалась ответа.

– Капрал, разместите людей по ячейкам...

Капралом, которому она адресовала приказ, был я. Штурмовики «красных» подняли меня в чине...

Кто говорит, что на войну люди едут, чтобы умирать, сами ни разу там не были. На войну люди идут чтобы жить. Это становится ясно только после первой атаки противника...

На землю юго-западной, степной части Алтая наползал сырой предутренний туман. Выпускаемые дозорами осветительные ракеты недовольно шипели и света почти не давали. Капли влаги оседали на одежду и при любом движении скатывались на кожу.

Не спалось. Двадцать минут назад меня впервые в жизни укусила вошь и я все еще продолжал чесать укушенное место. Большая часть ледяных капелек скатилось за шиворот, что не добавляло хорошего настроения. И если я знал, что слабое дрожание земли, это залпы крупнокалиберных орудий врага и спустя несколько минут тяжелые, начиненные взрывчаткой снаряды упадут на окопы, то бежал бы уже точно на Север, земли под собой не чуя. Только я этого не знал, и когда смерть свалилась с неба, это было полной неожиданностью. И это спасло жизнь насекомому, которое поймал на плече, и разглядывал, прежде чем раздавить.

Вначале я удивился. Я еще успел удивиться вставшей дыбом земле, прежде чем оглушающий рев взрывов долетел до ушей и комья земли, как копыта бешеного коня застучали по шлему. Раз за разом степь вставала дыбом, слой за слоем насыпалась грязь на скрюченное в углу ячейки тело. Волна за волной ужас накатывал на душу. С того самого момента, как понял, что происходит, я решил, что смерть пришла за мной. Дважды осколок в ранец не попадает.

Минуту или час продолжался этот страшный сон – не суждено узнать. Когда последние комья земли улеглись, и артобстрел закончился, я считал, что нахожусь уже на том свете. Причем в Аду!

Как же я ошибался!

– Э, ты жив, приятель? – пнул меня по ребристой подошве ботинок, пробегающий мимо по окопу солдат. Это вернуло меня к жизни. Я принялся отряхиваться, за одно разглядывая полу обвалившиеся фортификации. Рядом валялась чья-то оторванная рука сжимающая гранату. Зачем этому бедолаге понадобилась набитая динамитом железяка?

– Жив, капрал? – хлопнула по плечу лейтенантша. – Слава Богу. На, держи...

Нахило вложила мне в руку знаки старшего сержанта.

– Принимай правый фланг... И еще... Эти папуасы, наши соседи справа... В общем, на их участке краснопузые прорвали оборону. Командование пообещало к вечеру заделать «дыру», но на всякий случай посоветовали отойти... Я отказалась. Ты должен это знать...

– А? Чего? – не сразу понял я, продолжая вытряхивать пыль их ушей. А когда понял, задница лейтенантши уже исчезала за поворотом.

– Дура! – заорал я вслед командиру. – Идиотка. Давай валить отсюда, пока краснопузые нас тут всех не сделали...

Она не услышала, или не захотела услышать. Я поплелся на правый фланг, где уже ждали двадцать, также растерянных человек.

На позициях второй роты, первого батальона, 371 южно-африканского мотострелкового полка, правый фланг начинался в том месте, где ряды окопов взрезал язык сосновой рощицы. Прямо под молодыми елочками была врыта и замаскирована 85-мм противотанковая реактивная пушка. Второе такое же орудие прикрывало пространство между оврагом на самом правом фланге и холмом. Тем, что напротив центра позиций роты. Два станковых ракетомета завершали короткий список тяжелого вооружения взвода, которым довелось командовать.

– В общем так, ребята, – сказал я, глядя на хмурые, грязные лица своих людей. – Наша основная цель – сохранить свои ненаглядные сиделки. Кто хочет стать героем, может валить к лейтенантше и пусть она пришлет сюда нормального на замену...

Сыворотка Леви снова творила чудеса с моим языком. Я даже не подыскивал слова. Улыбающиеся рожи пропыленных, изъеденных вшами солдат служили лучшим тому подтверждением. Я ни кого из них не знал...

– ... Короче, мужики, давайте продержимся до сумерек. Без геройств. В темноте нам обещана кавалерия... Наши доблестные штурмовики летают только в ночное время. Наверное, чтобы комми видели их ржавые борта... – успел завершить я свою речь до того, как наблюдатель крикнул:

– Сержант, панцеры!

Их наверняка забавно разглядывать на военных парадах, когда эти приземистые, с ребристой интерактивной броней, машины, выставив длинные трубы ракетометов, рядами катят по украшенной флагами площади. А дети кричат «ура!» и сжимают в мокрых ладошках ниточки надувных шаров...

Эти дети наложили бы в штанишки, увидев, как машины для убийства хороших парней выползают из-за гребня невысокого холма, и наводят свои ужасные, толстенные стволы орудий прямо в пузо. Уж взрослые-то здоровые мужики почувствовали слабость в ногах и спазмы в кишечнике.

– Подпустите краснопузых поближе, – посоветовал я расчетам орудий и, взглянув на нерешительно переминающихся с ноги на ногу стрелков, добавил. – Выбросите эту идею из головы! Первому, кто покажет гадам спину, лично башку прострелю!

Минуты на циферблате часов и бронированные по самую макушку агрегаты ползли, словно черепахи. Над изрытым окопами и воронками пространством повисла гробовая тишина. Слышно было, как на лугу у оврага стрекочут кузнечики, а в окопах сопят бойцы. Тишина и то, что враг так и не начинал стрелять, действовало на нервы. Я связался с лейтенантшей.

– Мэм, у нас тут панцеры.

– Спокойно, сержант. На левом фланге тоже...

Здорово у этой стервы получалось поддерживать в трудную минуту. Весь опыт предыдущей жизни вопил, что пора делать ноги. Но пятнистые кепки солдат из под опухших броней шлемов говорили совсем другое. Всплыло и поразило меня самого до глубины души, странное слово – ДОЛГ!