Ом Свасти (СИ) - Дай Андрей - Страница 11

– Любой человек, показавший вам такой знак, может рассчитывать на помощь? Ведь так!?

Я еще раз кивнул, и человек с повадками черной пантеры ушел. На столике передо мной остался лежать листок с нарисованной от руки трехсторонней свастикой.

– Что это значит? – устало, спросил я Арта.

– Не знаю, – равнодушно отозвался тот. – Какой-то знак...

Я пил водку и пытался понять, в какую выгребную яму залетел теперь.

3

Битва фантазий. Курсант-2

На следующее утро тихая размеренная жизнь маленького английского городка, а следом и нашей школы, полетела ко всем чертям. Из Большого Лондона хлынули толпы беженцев. В ту ночь, когда Ронич ликвидировал угрозу в нашей комнате, Берлин подвергся ядерной атаке красных. Огромный, семнадцати миллионный город перестал существовать. Центр, вместе с его древними памятниками, дворцами, музеями, галереями и публичными домами, превратился в разбросанные по окрестностям светящиеся в темноте камни. Окраины получили такую дозу радиации, что выжить смогли только крысы, пауки и тараканы.

Как всегда болеющие с похмелья курсанты, угрюмые инструкторы и даже воняющий женскими духами начальник по прозвищу «задница» с самого утра собрались у большого экрана галовизора в офицерском клубе и пялились на здорово приукрашенные, но от этого еще более страшные кадры новостей из Германии. И пока с экрана на нас таращились, бодро ползающие по раздутым смертью и жарой трупам насекомые, а мы в тягостной тишине глядели на них, небольшой городок Ху наводнили лондонцы.

Был самый разгар лета. Стояла испепеляющая мозги жара. Ветер отказывался работать, и на небе не было ни единого облачка. Лианы, заполонившие парковые и садовые деревья, свернули листья в трубочки. Ростки остальных деревьев повернулись к осатаневшему солнцу ребром и тени почти не давали.

Пыльные, грязные папаши носились по улицам городка, выискивая или выпрашивая у местных всякое барахло пригодное для постройки временной хижины. Случались драки из-за куска пластика или мотка проволоки. Всем казалось, что эти разнокалиберные постройки – только временно. Казалось, что пройдет два-три, ну максимум шесть месяцев и все вернется на прежние места. Приближающийся сезон дождей никого не пугал, осень и зима в тропической Южной Англии всегда были мягкими.

Некоторые курсанты пробовали помогать в постройке хижин, но обычно только мешались и к обеду уже почти все собрались в баре. Мне пить не хотелось. Я ушел в сортир, через окошко вылез на улицу и, придерживаясь тени, ушел на берег моря.

Теплые волны моря вяло накатывали на пологий берег. Говорят, что очень давно, будто бы тысячу лет назад, берег был на десяток километров дальше. Говорят, что на северном и южном полюсах планеты когда-то были навалены дикие количества замерзшей воды. Потом какому-то умному человеку пришла в голову идея создать парниковый эффект. Лед растаял. Англия, Скандинавия, Канада, Аляска, Россия попали в пояса тропиков...

Я разулся, закатал до колен брюки, вышел в полосу прибоя. Я специально ушел от Ронича. Я начал, после этого случая в нашей комнате, его опасаться. Стал более внимательно слушать его рассказы, пристальнее смотреть на его манеру держаться. Вдруг оказалось, что человека, которого очень долго считал приятелем, вовсе не знаю. Стал замечать, что Арт Ронич обладает навыками, которыми ну ни как не должен был обладать. Он и слова-то произносил как-то не так.

Впрочем, мне он зла не желал. Иначе зачем ему было спасать меня от верной гибели? Скорее он был приставлен кем-то, чтобы оберегать от неприятностей. Я не был против этого. А даже прямо наоборот, но этот человек набивался в друзья!!!

Я сел на сырой от брызг камень и, разглядывая мутную от взбудораженного песка воду, разработал некое подобие плана. И я так увлекся этим, что когда вышел из задумчивости и поднял глаза, то прямо на самой середине залива меня поджидал сюрприз: Почти все пространство причудливо изрезанного фьорда занимал десантный флот, а над этим колоссальным скоплением кораблей парил целый рой штурмовых глайдеров и транспортников.

Корабли могли оказаться и вражескими так, что пока не разглядел флаги АДС, я испытал несколько весьма неприятных минут.

Армада могла собраться в заливе для абсолютно любых целей, но я почему-то сразу решил, что флот пришел издалека и вот-вот начнется высадка. Я поудобней, насколько было возможно усесться поудобней на сыром валуне, устроился и, хотя солнце уже перевалило середину неба, принялся ждать.

Ни куда не торопился. Побродив по теплому песку в полосе прибоя, я принял решение, должное который уже раз перевернуть мою жизнь. Взамен я должен был получить относительную безопасность от удара в спину. Я решил, что самое время доверить эту важную функцию наиболее агрессивной части государственной машины. И уже заранее представлял себе физиономии тех людей, кто так жаждал моей смерти, что даже не пожалели на это денег.

Сидел на камне, болтал ногами в воде и смотрел, как похожие на саквояжи десантные челноки отделяются от кораблей-носителей и под прикрытием штурмовиков движутся к берегу.

И вот несколько стальных монстров, каждый размером с трехэтажный дом, скрипнули днищами о песок. С шипением атакующей кобры огромные ворота открылись, упали рифленые трапы.

Я ждал организованных колонн, увешанных оружием и амуницией десантников или хищные пятнистые панцеры. Или, быть может, тяжелогруженые грузовики с надписью «боеприпасы». Но вместо этого, на песок Англии лихо выскочило несколько десятков обшарпанных машин с красными крестами на бортах. Их водители, не обращая на меня ровно ни какого внимания, вывели свои машины на возвышенность, и немедленно закипела работа. Прямо на глазах там были собраны купола тоже украшенные крестами. Заработала энергоустановка.

Тем временем челноки продолжали прибывать. Все больше и больше их выстраивалось вдоль берега. А те, что пристали первыми, все еще продолжали разгружаться. И делали это еще долго. Потому, что люди выходящие под жестокое тропическое солнце не торопились. Спешка им была противопоказана.

Люди шли и шли. Частью сами, части идти помогали. Некоторых несли на носилках санитарные андроиды. Белые, чернокожие, желтые, смуглые и альбиносы, все как один в кровавых бинтах. Волочащие раненые ноги, оберегающие забинтованные руки, с гримасами боли, со стонами... У меня перед глазами проходила целая армия искромсанных войной людей.

Между ранеными, с отчаянием и усталостью на лицах, суетились медработники.

На берег выкатилось несколько вагончиков полевых кухонь. Запах донесшийся до меня, однозначно говорил, что ужин вот-вот будет готов.

– Не уходи далеко, парень. Потерпи еще немного, – прикоснулся к моему плечу какой-то толстячек в белом халате.

– Ага, – кивнул я, тупо на него посмотрев.

– Ну и ладненько, – обрадовался тот. – Я пошлю кого-нибудь за тобой...

Один из транспортников, наконец, освободился и тут же отвалил. Место немедленно занял другой. Его стоянка оказалась настолько близко ко мне, что когда ворота распахнулись, пахнуло смрадом выворачивающим душу. Запахи крови, пота, людской боли и страданий смешались в ограниченном сталью бортов брюхе корабля.

Я не мог этого больше терпеть. Покалеченное непонятной войной человечество обтекало мой камень, а я сидел и, растирая слезы солонее морской воды, крыл матами всех гадов придумавших войны.

Когда полосатое, взрезанное несколькими слоями узких облаков, солнце коснулось горизонта, меня, почти сошедшего с ума от чужой боли нашел Ронич. Говорят, когда он привел меня в школу, я все еще продолжал что-то бормотать. А Арт готов был разорвать любого, кто посмел бы хихикнуть по этому поводу.

На следующее утро мы узнали от раненых солдат из вновь прибывшего конвоя, что красные еще неделю назад высадили десантную армию на юге Африки. Южно-Африканский военный округ к атаке готов не был. Спустя неделю красные были уже в Танзании.

Нам с Артом пришлось ждать в тесном чулане для матрасов и рваных подушек часа два пока «задница» не ушел со своим новым мужчиной. Потом, я с непривычной дрожью внутри, а Арт внешне совершенно спокойно, размяли затекшие члены и взломали двери кабинета начальника школы. Нам нужен был образец подписи и личный код нашего командира. И то и другое мы легко нашли на столе среди бумаг.