Владыка - Лисина Александра - Страница 4

— Сколько еще ждать?

— Не знаю. День, неделю, месяц… может быть, больше. Будь он одним из нас, я мог бы сказать точнее, но со смертными мы обычно дела не имеем. Магия нашего леса не предназначена для людей, поэтому трудно предположить, как на нем отразятся наши заклятия. Но, как только твой друг очнется, мы сразу почувствуем это.

— Спасибо, — шепнула Мелисса, пряча повлажневшие глаза. — Можно я еще приду?

— Конечно, дитя, — тепло улыбнулся немолодой хранитель. — Ему больше нет нужды пребывать в священной роще, а в чертогах для тебя нет опасности. Приходи, когда пожелаешь.

— Спасибо. — Ее личико немного посветлело, а на губах мелькнула тень ответной улыбки. После чего Милле поднялась и торопливо вышла из комнаты.

Аттарис проводил ее долгим взглядом и мысленно покачал головой. Поразительная девочка. Удивительно много знает для простой смертной — о лесе, о травах, о магии темных и даже о ранах. Перевязала сегодня руку смертному так ловко и умело, будто каждый день своей недолгой жизни только и делала, что помогала раненым. Знала о целебных корешках, многие из которых вообще нигде, кроме священной рощи, не росли. Умела отличить одну травку от другой, была прекрасно осведомлена о том, что, когда и в какую очередь следует собирать, как заваривать, вымачивать и истирать в сложные порошки, а что нельзя сочетать друг с другом ни в коем случае. Даже спорила, если он вдруг не соглашался, и, как ни странно, ни разу не ошиблась. Да, казалось бы, такого не бывает! Однако Милле не только это знала, но и грамотно использовала свои знания. Причем так, что семисотлетний хранитель просто диву давался. Более того: наблюдая за ней уже который день, все чаще ловил себя на мысли, что хотел бы увидеть ее снова. Радовался ее мимолетным улыбкам, тихонько лелеял в душе установившееся между ними хрупкое доверие. А еще он очень хотел найти предлог, чтобы заглянуть ей прямо в глаза, будто именно в них был скрыт готовый ответ на бесконечное множество вопросов.

— До завтра, Аттарис, — прозвенел снаружи чистый голосок девушки, и хранитель против воли улыбнулся.

— До завтра, Милле.

Он немного помедлил, разрываясь между внезапным порывом догнать ее, чтобы самолично проводить до выхода из чертогов, и желанием убедиться еще в одной своей догадке. Секунду поколебался, попеременно косясь то на дверь, то на своего упрямого подопечного, который упорно не желал приходить в себя. Но затем все-таки отказался от первой мысли. Незачем делать двойную работу — подругу молодого лорда есть кому проводить. Большинство офицеров дворцовой стражи и так каждый раз отчаянно спорят, кто следующим заступит в караул: маленькая Милле уже давно и прочно обосновалась в их мыслях, но немного найдется тех, кто согласится открыто в этом признаться. Да и незачем питать пустые надежды. Юный лорд сразу дал понять, что случится с неразумными сородичами, которые посмеют коснуться его избранницы. Как все потомки Изиара, он был горяч, несомненно ревнив и опасен. А заступать дорогу наследнику трона было бы плохим решением. Особенно тогда, когда владыка Тирриниэль стал стремительно терять свою силу.

Аттарис неслышно вздохнул, окончательно стряхивая с себя романтические порывы, и снова повернулся к широкому ложу.

— Что с тобой не так? — пробормотал он, склоняясь над неподвижным телом Стража. — В чем дело? Почему у меня не получается?

Рыжеволосый ланниец угрюмо промолчал. Но за прикрытыми веками, будто услышав голос перворожденного, тревожно дернулись глазные яблоки. Так, словно Вал понимал его сомнения, но упорно не желал поддаваться.

Эльф оказался внимательным: заметил, а потому неуловимо нахмурился и склонился ниже, одновременно проводя ладонью над лицом и грудью смертного. Странно, но сканирующее заклятие не выявило признаков возвращения сознания, не сумело коснуться разума человека даже краем, хотя кое-какие отличия в ауре все же нашло — сегодня у смертного она чуть ярче горела алым в области сердца. Точно так же, как случилось вчера и позавчера. Однако сегодняшним утром, до прихода красивой девушки Тира, этого не было. Затем вдруг появилось, как намек на легкую радость от встречи, помноженную на облегчение от мысли, что с ней все в порядке, а теперь снова истаивало, уступая место прежнему серому цвету подозрительности и недоверия. Что это такое? Как расценивать эти изменения?

Торк! Этот смертный реагировал на вмешательство магии так, будто сам обладал даром! Сперва стремительно шел на поправку, набираясь и напитываясь чужой силой, но потом как отрезало — он снова стал холоден и безучастен. Порой даже складывалось впечатление, что он сопротивляется усилиям хранителя. Смертельная опасность миновала, и теперь он словно осознанно отстранялся от помощи! Только изредка, рядом с Милле, немного оттаивал и тянулся навстречу, раны затягивались, он исцелялся. Каждый день по капельке, совсем по чуть-чуть, но все же шел за ней к свету. Однако стоило ей уйти, как ланниец снова впадал в небытие, покрываясь почти ощутимой коркой безразличия.

— Кто же ты такой? — непонимающе отодвинулся от ложа хранитель, внимательно всматриваясь в суровое лицо человека. — Маг? Воин? Ведьмак? Аура обычная, амулетов нет, никакой силы от тебя не исходит, а ты все равно сопротивляешься. Не понимаю…

Вал, как и прежде, промолчал.

— Сдвигов нет? — тихо спросил от дверей вкрадчивый голос, и Аттарис, вздрогнув от неожиданности, почтительно склонил голову.

— Иттираэль…

Старший хранитель, зайдя внутрь, небрежно кивнул.

— Так что со смертным? Живой?

— Без изменений.

— Все еще сопротивляется?

— Да. Но в себя не приходил ни разу.

— Плохо. А девчонка?

Аттарис внутренне напрягся, уловив интерес собрата к своей необычной гостье, и заметно встревожился. Не нравилось ему это: Иттираэль редко проявлял интерес к смертным, а о Милле за последнюю неделю спросил уже трижды. И все время таким же делано-отстраненным тоном, который появлялся у старшего хранителя, когда он задумывал нечто сомнительное. Но вставать у него на пути — смертельно опасное занятие. Перечить вслух — еще опаснее, а противостоять в открытую магу его силы мог только полный безумец. Все знали, что старший хранитель лишь немного уступал в силе владыке Тирриниэлю. А нрав имел такой, что даже непосвященным становилось понятно: Изиар мог по праву гордиться таким потомком, пусть старший хранитель и принадлежал к второстепенной ветви рода.

— Приходила сегодня, — осторожно ответил лекарь, чувствуя, что ступает по тонкому льду недомолвок.

Иттираэль внимательно посмотрел на собрата, будто что-то подозревая, и тот напрягся еще больше: тяжелый взгляд почти тысячелетнего мага пронзал насквозь не хуже иного меча. Мог сломать волю, парализовать и морально выпотрошить — быстро, умело и абсолютно безжалостно.

— Ты заметил разницу? Аура изменились? Он хоть как-то отреагировал?

Аттарис склонил голову в жесте уважения, старательно пряча за длинной челкой выражение глаз.

— Взгляни сам.

— Я спрашиваю у тебя, равный! Что с ранами? Ты добрался до его разума?

— На данный момент я не вижу разницы, — бесстрастно ответил Аттарис, с неподдельным удовольствием подметив раздражение в глазах собеседника.

Недоговоренность — это небольшая месть за презрительное «равный». Месть немолодого, но неглупого целителя, которому никогда не подняться выше достигнутого сто лет назад потолка. О нет, никакой лжи — сущая правда, ведь на данный момент отличий в ауре действительно не было. Она стала такой же бледной и размытой, как вчера, позавчера и много-много дней до этого. Никаких всплесков там нет и в помине, хотя парой минут раньше… но старший ведь не спрашивал конкретно об этом. А значит, у Аттариса было полное право не распространяться об этом незначительном отклонении.

Пусть-ка поломает голову, ллер высокородный сноб!

Иттираэль поджал губы и, на пару мгновений склонившись над смертным, знакомым жестом провел рукой по воздуху, считывая чужую ауру и то, что было скрыто под ней. Но убедился в том, что за последние дни она ничуть не изменилась. После чего выпрямился, ожег смиренно сложившего руки собрата недовольным взглядом и вышел.