Я родилась пятидесятилетней. Книга вторая (СИ) - Веселая Мария - Страница 48

Получалось плохо.

Её кожа почти исходила паром. Такая мягкая, влажная, горячая, тонкая…

— Завтр-р-рак… — прорычал я сам себе. — Девушка хочет завтрак. Тебе нужно сосредоточиться на этом, Эдвард…

Но и готовя еду, я не смог отвлечься от мыслей о прекрасном маленьком видении, которому очень шёл мой халат… Куда больше, чем рубашка Квона, чёрт возьми!

Я даже был настолько невнимателен, что опрокинул еду вертящегося вокруг меня щенка себе на рубашку. Бо посмотрел на меня таким обиженным взглядом, что я понял, мне нужно срочно откупиться… Только вот чем? Сняв испачканный предмет гардероба, я уже хотел выкинуть его в прачечную, но псу моё решение не понравилось. Он схватил рукав рубашки мелкими зубками и потянул на себя. Порыкивая на меня при этом!

— У вас с Квоном определённо отсутствует инстинкт самосохранения, парень. Эту рубашку дарила Элис, кстати… — тем не менее к этому мелкому псу я испытывал больше симпатии чем к его человеческой копии, так что, даже предчувствуя ярость предсказательницы, я отдал рубашку на поругание и облизывание Бо.

Я старался не следить за Беллой глазами моих родных. Я старался не гипнотизировать дверь кухни в ожидании её появления. Я старался не отслеживать её поспешные шаги… Однако её близкий, участившийся пульс я бы узнал из тысячи.

Мне было приятно её восхищение. Казалось, что она впервые посмотрела на меня… Как на мужчину. Очень опасный взгляд, разжигающий совсем не детские желания. Я даже не знал, радоваться мне этому или ужасаться, однако это было приятным разнообразием после её «мальчик мой». Помнится, такое обращение меня не на шутку разозлило, будто не хватало того, что Белла раз за разом оставляет меня в дураках! Она ставила под сомнение мою сознательность, мой возраст, когда я годился ей в прадеды!

Именно тогда я решил подобрать для Беллы свое личное обращение. Сколько разных вариантов на сотне языков, тысячи оттенков… А потом я нашел и понял. Мне помогла Ахматова. Старые русские строчки казались будто про неё… Про Беллу…

Моя душа закрыта ото всех,

И лишь стихи приоткрывают дверцу.

И нет покоя ищущему сердцу…

Не всем дано увидеть её свет.

Моя душа закрыта от ветров,

От громовых раскатов и разрядов,

Но не откажется от нежных, тёплых слов.

Моя душа не общежитие для тех,

Кто в дом привык входить не разуваясь,

Кто гениальностью своею упиваясь,

Терзает мою душу… для потех.

Моя душа доверится тому,

Кто прикоснётся взглядом осторожным,

Чувствительным пожатием, надёжным,

Аккордом смелым… разбудив струну…

Белла была Душой. Моей душой… Девушка наполняла светом и теплом моё мертвое сердце.

Она по-новому открывала для меня жизнь, дарила новые чувства и выявляла в них новые грани, оттенки.

Белла часто меня поражала и сбивала с толку. Пришлось смириться, что ей даже не всегда приходилось прилагать какое-либо усилие к этому. Фраза девушки про любовь к еде не обозначала ничего, кроме её голода, однако воспоминания о ночном признании были ещё слишком свежи в моей памяти, чтобы я мог спокойно отреагировать на её новый пассаж. Хотя если бы Белла описала своё впечатление о завтраке довольным стоном и любимой фразочкой типа «гастрономический оргазм», я бы наверняка опять же впал в ступор.

Иногда, редко… Белла меня раздражала. Это происходило тогда, когда она халатно относилась к собственному здоровью. Или делала вид, что не понимает очевидные вещи.

Моя ярость была продиктована страхом за её жизнь… Страхи, боже, как я боялся за неё после тех злополучных статей о вундеркиндах. Но я предпочитал знать об опасности, просчитывать возможности, а не быть застигнутым врасплох очередным пинком судьбы.

Иногда Белла меня пугала. Было что-то страшное в её напряженной позе, когда она почти тряслась от сдерживаемого бешенства, сжимала в побелевшей руке стакан с соком. Мне казалось, что она вот-вот запустит им в меня со всей силы, когда она узнала, что я следил за её отцом. Слова извинений застряли у меня где-то в горле, пока я наблюдал, как её зажмуренные глаза скрывают от меня мысли их обладательницы.

Её пульс постепенно замедлялся, а дыхание становилось ровным. Стакан с соком остался целым и невредимым… Мне думалось, что буря прошла нас стороной, но внезапно я сам разозлился, когда представил, как девушку могли учуять кочевники в лесу. Мы орали друг на друга, и я не понимал, когда же она приведёт свой коронный аргумент, что её жизнь меня не касается, однако… Однако непостижимым образом мы пришли к совершенно иному результату.

Она знала.

Белла определенно знала, что с убийством охранника было не всё чисто.

— Мне страшно, Эдвард.

Её вид, её надломленный голос вынесли все разумные мысли из моей головы. Белла плакала. Тихо, не всхлипывая… Только солёные капли быстро катились по побледневшим щекам.

Я осторожно обнял девушку, бережно спрятал в объятьях, готовый бороться со всем миром, только бы она чувствовала себя в безопасности. Что-то дрогнуло во мне, когда она прижалась к моему плечу и тихо обняла меня в ответ. Мне так хотелось, чтобы она знала, что я смогу защитить её от всего на свете…

Внезапно я вспомнил далёкий день, когда стал свидетелем несущегося фургона Тайлера как раз на то место, на котором тем утром должна была стоять Белла. Вспомнил открытое окно на биологии и даже то, как Белла резко свернула, не дойдя до компании подвыпивших подростков в Сиэтле во время её первой прогулки и другие, столь же подозрительные случаи, которые я смахивал на удачу Беллы. Маленькие кусочки мозаики постепенно складывались в полную картину… Что, если она хотела оказаться здесь, зная, что тут её ждет защита?

— Ты тоже другая, Белла. Особенная… Ты чувствуешь близкую опасность, верно? — я внимательно вгляделся в карие глаза.

И столкнулся с полным непониманием во взгляде. Её сердце резко стукнуло и забилось чаще.

— Нет! — девушка замотала головой, отстраняясь от меня. — Я обычная! Я не обладаю даром Элис! То была просто шутка!

Смотреть в эти честные глаза и не верить им было кощунством.

— Ты часто боишься, Белла? — возможно, девушка просто не осознаёт свой дар, либо не верит в него?

Она молчала. Я видел, как что-то такое дрогнуло в её лице, а затем она закрылась, замкнулась, надев маску:

— Я не понимаю, о чём ты, Эдвард.

По её взгляду стало понятно, что подробностей я не дождусь. Вспомнились слова отца Беллы: «не больше, чем она сама решит демонстрировать». Скинув мои руки со своих плеч, девушка вернулась к завтраку.

И я не смел настаивать, понимая, что и сам не совсем откровенен с любимой.

Белла

Мы молча шли по освещённой фонарями набережной вечернего Сиэтла. Редкие прохожие прогуливались мимо, не обращая никакого внимания на нашу тихую пару. Мрачные мысли, охватившие меня утром, отступили перед лицом драмы преданной жены и матери, вынужденной сделать роковой выбор.

Как можно было продолжить рефлексировать, прочувствовав историю колдуньи Медеи, что полюбила и спасла Ясона, предала родного отца, убила брата ради аргонавтов, покинула свою страну, чтобы в конце концов узнать об измене любимого мужа, сойти с ума от горя и стать детоубийцей? Рядом с подобным кошмаром любые обиды и опасения выглядят ничтожно.

— Человек — странное существо, Эдвард… — нарушила я тишину, обратив усталый взгляд на вампира.

— Соглашусь, — кивнул он. — Кто-то сравнивает его с овцами, а кто-то с волками. Медея явно была волчицей…

— А между тем ни одна волчица не убьёт свое потомство из мести… Люди куда страшнее в своем безумии и разумности…

— Ты боишься себя, верно? — внезапно догадался Каллен, заставив меня остановиться. — Я не знаю, что с тобой происходит, но ты похожа на загнанного зверя. Смотрю в твои глаза и вижу…