Статус-Кво (СИ) - Лимова Александра - Страница 47

- Кирилл знал? – негромко и очень ровно спросил папа, все так же не глядя на меня.

- Думаю, догадывался. – Ложь далась не сразу, сорвалась ровно с онемевших губ.

- Значит знал. С ним отдельно поговорю, как объявится. Сучонок струсил, трубку не берет и в блядюшниках его нет… Хотел ему «Радон» отдать, ага, как же… - Папа тяжело вздохнул и прикрыл глаза, убито покачав голов и едва слышно произнес то, что болезненным ударом хлыста ударило по мне. По сердцу, по душе, по кипящему от страха разуму, - господи, неужели у меня вообще нет адекватных детей…

- Папа… - почему-то хотелось зареветь. Я вжалась в дверь, напряженно глядя в его профиль.

- Щенок выдвинул условия, Ксюша. Хочешь, я тебе их озвучу? – и тут он посмотрел на меня.

Это тот самый взгляд. Взгляд, которого я так боялась. Разочарование.

- Па.. – хрипло прошептала я.

- Все очень просто: либо я даю добро на вывод тебя из учредителей, так сказать, отдаю ему и тебя и чертов «Тримекс», либо он сообщает антимонопольной всю схему распила и у вас обоих летят головы, ты же гендир, а он тебе продавал, а я так, в сторонке стоял, смотрел. И так же останусь и буду смотреть, когда вас антимонопольная свежевать будет. Если тебя и «Тримекс» ему не отдам. Не подскажешь, что мне выбрать? Я с тобой никогда не советовался, вот настал тот самый момент. Так что мне делать, Ксюш? Отдать шакалу мою дочь и весь рынок, или наблюдать, как он сядет и потянет тебя за собой? Вот думаю-думаю, никак придумать не могу. Есть соображения на этот счет?

- Пап… - я отвела взгляд, прикусив губу и стараясь прервать нарастающий шок. Он не мог это предложить. Не в такой формулировке. Он бы не стал. Это не он. Продолжила жалко и несмело, - ты уверен, что…

- Ах да, мы же тут доказательства всегда требуем. Видео, аудио, да? – Меня заморозило от легкого эха злости в его голосе. - Я не поверил, Ксюша. Я ему не поверил, когда он заявился. Когда ушел, запросил данные с твоего и его телефона. Записи разговоров, сообщений, фото. Видео. Знаешь же, да? Что данные, даже удаленные, при определенной сноровке и связях можно получить, даже если они удалены. – Папа глубоко вдохнул и выдохнул. - Диктофон включил после первой же его фразы:  «война окончена, переговоров не будет, слушай мои условия». О, как. Дай, думаю, запишу шакалью волю, потом посмеюсь хоть. Он рассчитывал на то, что ты мне не поверишь, когда я тебя дерну на разговор. И расчет хорош – ты бы и не поверила, что бы я тебе не сказал, сейчас я в этом твердо убежден. Он тебе какую сказочку рассказал? Что пришел ко мне и заявил, отдавай, мол, свою дочурку у меня с ней любовь, да? Про «Тримекс» и угрозу тебя посадить он умолчал, верно? И ты бы мне не поверила, ты же влюблена. В очень продуманного расчетливого шакала. Только он погорел на том, на чем ты погорела перед ним. На записи. Хочешь послушать?

- Хочу.

Произнесла не я. Произнесло то, что село на трон моего разума, пока мою душу сжигало в стыде, отчаянии и неверии. Пока пыталась пробиться наивная бабская надежда, вера, что такое исключено. По крайней мере, именно в той формулировке, которую произнес папа. Но надежда была казнена.

Папа включил запись. И голос Ромки я сначала не узнала. Я очень давно не слышала этого льда, высокомерия, леденящей иронии. Но это был он. Каждое слово его. Каждое слово требования и угрозы, если отец воспротивится. Если не отдаст ему «Тримекс» - это основа. Это ебучая основа в том пиздецовом разговоре. Про меня было сказано мало. Очень мало. «Выведи ее из «Тримекса», для начала, Егор Иванович». И это все. А дальше сплошные переговоры о процентах, долях, исходах. А нет, еще был аргумент с моим упоминанием. Длинный и очень красивый, суть которого действительно в том, что я сяду. Если Лисовский не получит того, чего хочет.

Какой-то нереальный пиздец. Я даже не поняла сначала, почему кожу лица холодит. Зависла, когда прозвучал хлопок двери и все стихло, потом запись оборвалась. Оборвалась, как и все внутри. Окончательно. Все встало на места. Чего можно было ждать от человека с таким уровнем интеллекта, позволяющим играть на равных с матерыми зверями? Играть и обыгрывать? Там все методы хороши… Нет, я не дура, я верила, что у него были чувства. Правда, верила. А еще верила в то, что он вожак своего прайда. Идеальной стаи, и Лисовский был бы не Лисовский, если бы… как он там выразился в тот день? В тот самый день, когда я впервые была на переговорах «Легроима» и «Радона»… Я бежала за ним потом, после переговоров. И он сказал мне тогда, на парковке одну очень емкую фразу – «судьба интересно поворачивается иногда, моя задача обыграть эти повороты себе на пользу». Нет, он любит меня, я твердо это знаю. Но и поиметь с этого он тоже хочет. И поиметь нехуево, судя по словам Кира. По словам моего брата, расписавшего мне, ебанутой наивной овце, что на самом деле происходит...

Странное дело – я рассмеялась. Кратко и хрипло. И ничего не почувствовала. И больше я ничего не хотела чувствовать. Ничего и никогда.

- Пап, отвезешь меня домой? – Очень ровно и спокойно спросила я, глядя в окно, за которым снова тихо падал снег.

- Ключи…

- Нет, не ко мне в квартиру. Домой. Можно я сегодня переночую дома, пап? – мой голос дрогнул и сорвался, лицо скривилось, и я уткнулась взглядом себе в колени. – Можно?

Папа порывисто выдохнул, пересел ближе. Просительно коснулся локтя. Мой папа, которого я предала. Раз за разом это делала. Просительно коснулся моего локтя. И не смело притянул мое дрожащее тело к себе.

- Сначала думал голову тебе открутить. Потом ему. Затем до меня дошло… что вина в этом всем только моя. Так что… так что прости меня, Ксюш. Пожалуйста, прости меня. Я виноват. Так виноват перед тобой… - его голос тоже дрогнул, и мне стало… хуево. Нет, не снова. На этот раз до того самого предела, который я еще не достигала.

Предала. Я его предала. Кира предала. И папа имел бы полное право открутить мне голову за это, сослать в Европу куда-нибудь подальше, перестать разговаривать, перестать вообще всё… а вместо этого он прижимает мою голову к своему плечу и снова это чувство… как в тот страшный день, когда он в свой день рождения плакал и просил нас с Киром его простить, что он во всем виноват. Я его предала, а он говорит, что он в этом виноват… Папа… Господи, прости меня пожалуйста…

- Пап, как с этим быть?

- Как?.. Не знаю до сих пор, честно. Жить надо с этим, дочка, с этим придется жить. Разочаровываться в людях всегда тяжело, я знаю. Не первое твое разочарование в людях… Ксюш, это страшно прозвучит, но скорее всего не последнее. Только легче с каждым разом не будет, просто жить как-то надо с этим.

- Нет я… про «Тримекс».. как с «Тримексом» решить, если…

- Давай подумаем об этом позже. – Папа вытер мои слезы чуть дрожащими пальцами. – Да? Домой же едем. Ну их нахер все эти проблемы на сегодня. - Папа приоткрыл окно и позвал водителя, - Дима! Поехали.

Папа сидел рядом со мной. Почему-то вспомнился момент из детства. Я всегда очень боялась стоматологов. Ходила только с папой. Он не отпускал мою ладонь и только это помогало подавить у меня желание разрыдаться и уговорить папу ехать домой. Еще говорил… «ты же моя дочка, принцесса. Мы же ничего не боимся, так?». Так. Не боимся, пап. И я твоя дочка.

За окном проносился город, ветер метал поземку по пустому шоссе, папа держал меня за руку. А я... я ехала домой.

Глава 13

В принципе, все последовавшее далее, следовало ожидать.

Я приехала домой. Дома и стены помогают. Да. Только не в моем случае. Я сидела в своей комнате и тупо пялилась в окно. Телефон молчал. Молчал до утра и весь следующий день. Внутри в ту ночь рухнула дурацкая бабская надежда, что Лисовский примчит на черном коне и захлебываясь слезами и соплями воспоет оду о любви ко мне с попутным пояснением, что все, что я услышала, полная дичь и у него есть оправдание. Ага, надежда на это рухнула, так и не успев родиться.