Чжуанцзы (перевод Л.Д. Позднеевой) - Чжуан-цзы - Страница 32

Конфуций последовал [за ним] и [ему] сказал:

— Я принял тебя за душу утопленника, но вгляделся: ты — человек. Дозволь задать вопрос: владеешь ли секретом, [как] ходить по воде?

— Нет, — ответил пловец. — У меня нет секрета. От рождения — это у меня привычка, при возмужании — характер, в зрелости — это судьба. Вместе с волной погружаюсь, вместе с пеной всплываю, следую за течением воды, не навязывая [ей] ничего от себя. Вот почему я и хожу по воде.

— Что означает «от рождения — это привычка, при возмужании — характер, в зрелости — это судьба?» — спросил Конфуций.

— Я родился среди холмов и удовлетворен [жизнью] среди холмов — [такова] привычка; вырос на воде и удовлетворен [жизнью] на воде — [таков] характер; это происходит само по себе, и я не знаю почему — [такова] судьба.

Плотник Счастливый вырезал из дерева раму для колоколов. Любовавшиеся рамой поражались [его искусству], будто сделали ее духи или боги.

Увидел раму луский царь и спросил:

— Какой секрет помог тебе ее вырезать?

— Каким секретом могу обладать [я, Ваш] слуга, рабочий человек? И все же был один. [Я, Ваш] слуга, задумав вырезать раму для колоколов, не смел напрасно расходовать свой эфир и должен был поститься, чтобы обрести покой. Постился сердцем три дня и [уже] не смел думать о [получении мною], Счастливым, награды — ранга и жалованья; постился пять дней и [уже] не смел думать о хвале или хуле, удаче или неудаче; постился семь дней и вдруг забыл о самом себе, своем теле, руках и ногах. И не стало [для меня] ни царского двора, ни того, что отвлекало и смущало, исчезло все внешнее. И тогда [я] отправился в горы, в леса, приглядываясь к природному характеру [деревьев]. И в лучшем по форме и сущности [дереве] передо мной предстала воочию рама [музыкального инструмента] {8}. Иначе пришлось бы [от замысла] отказаться. И тут [я] приложил руки, естественное [во мне] соединилось с естественным [в дереве], и [музыкальный] инструмент был создан сосредоточием жизненной силы. Вот он!

Просо из Восточной Степи представился Достойнейшему как колесничий {9}. [Он ездил] вперед и назад, точно по отвесу, [делал] повороты направо и налево, точно по циркулю. Достойнейший подумал, что в красоте линий [у него] нет погрешностей, и велел ему вернуться, проделав сотню поворотов.

Янь Врата Бытия, повстречавшись с колесницей, явился [к царю] и сказал:

— Просо скоро загонит коней.

Царь промолчал.

Но вскоре [колесничий] вернулся, действительно загнав [коней].

— Как ты это узнал? — спросил царь.

— Кони уже обессилели, а [он] все их понукал, — ответил Янь. — Поэтому [я] и сказал, что загонит.

Искусный Молот чертил круги [и квадраты] точнее, чем с циркулем и наугольником. Вещи изменялись, [как в природе], вместе [с движением его] пальцев, а [его] мысль на них не задерживалась. Поэтому его разум оставался целостным и не знал пут. [Он] забывал о [своих] ногах, [лишь бы] обувь впору; забывал о пояснице, [лишь бы] удобный пояс; в знаниях забывал об истинном и ложном, [лишь бы были] no-сердцу. Не изменялся внутренне, не следовал за внешним, сообразуясь с [каждым] случаем. Начал сообразовываться, и, всегда со всем сообразуясь, он забыл о сообразности [своего пристрастия] к сообразности.

Сунь Изгой {10} — подошел к воротам учителя Бяня Счастливого {11} и, смущенно вздыхая, сказал:

— [Я], Изгой, жил в селении, и не случалось, [чтобы меня] назвали ленивым; не случалось, чтобы в опасный момент [меня] назвали трусливым. Но вот на полях не было урожая, а на службе царю [я] не встретил удачи. [Меня] изгнали из селения, из области. Но в чем [мое] преступление? О Небо! За что [мне] досталась судьба Изгоя!

— Разве ты не слышал о поведении настоящего человека? — сказал Бянь Счастливый. — [Он] забывает о своей смелости, забывает о зрении и слухе, бесцельно блуждает за пределами мирской пыли, в беспредельном, не занимаясь делами. Это называется действовать, но не настаивать; [быть] старшим, но не управлять. А ты ныне приукрашиваешь [свои] познания, чтобы удивить невежд; очищаешься сам, чтобы осветить грязь [других]; сверкаешь, будто поднимаешь солнце и луну. Ведь в сравнении со многими людьми: глухими, слепыми, хромыми, безвременно погибшими — ты обрел целостным свое тело, все [его] девять отверстий. Это уже счастье! Зачем же попусту ропщешь на небо? Уходи!

Сунь Изгой удалился, а Бянь вошел [в дом], сел, но вскоре взглянул на небо и вздохнул.

— Почему [Вы], Преждерожденный, вздыхаете? — спросили ученики.

— Недавно приходил Изгой, — ответил Бянь, — и я рассказал ему о свойствах настоящего человека. Боюсь, что напугал его, и [он] впадет в сомнения.

— Нет, — ответили ученики. — В чем [Ваша] вина? [Если] то, что сказал Изгой истинно, а то, что сказали [Вы], Преждерожденный, ложно, то ложное, конечно, не может вызвать сомнений в истинном. [Если же] то, что сказал Изгой ложно, а то, что сказали [Вы], Преждерожденный, истинно, то он, конечно, усомнится и вернется.

— Нет, — ответил Бянь. — Ведь в старину в окрестностях [столицы] Лу опустилась птица. Обрадовавшись ей, луский царь [велел] приготовить жертвенных животных, чтобы ее угостить; исполнить девять [тактов мелодии «Великое] Цветение», чтобы усладить ее музыкой. Но птица начала грустить, [у нее] зарябило в глазах, [она] не могла ни пить, ни есть. Вот что значит кормить птицу тем, чем питаешься сам. Ведь чтобы кормить птицу так, как она кормится сама, нужно [предоставить ей] гнездиться в глухом лесу, плавать по рекам и озерам, кормиться на приволье, на отмели и только. Вот и ныне, как мог не испугаться Изгой, человек мало видевший, мало слышавший? Ведь рассказывать [ему] о свойствах настоящего человека то же самое, что мышей катать в повозке или перепелку веселить барабанной трелью и звоном колоколов.

Глава 20

ДЕРЕВО НА ГОРЕ

Бродя по [склону] горы, Чжуанцзы увидел огромное дерево с пышными ветвями и листвой. Лесоруб остановился около дерева, но [его] не выбрал.

— Почему [его не рубишь]? — спросил Чжуанцзы.

— Ни на что не годно, — ответил Лесоруб.

— Дерево негодное, а поэтому может дожить до своего естественного конца, — заметил Чжуанцзы, спустился с горы и остановился в доме старого друга.

От радости друг велел мальчишке-рабу зарезать гуся и сварить.

— Разрешите узнать, — спросил мальчишка, — какого из гусей резать: того, который может петь, или того, который не может?

— Режь того, который не может петь, — ответил хозяин. На другой день ученики спросили Чжуанцзы:

— Дерево на горе, [которое вы видели] вчера, может дожить до своего естественного конца, так как [ни на что] не годно. А сегодня смерть грозит гусю хозяина, который [ни на что] негоден. Как бы [Вы], Преждерожденный эту [годность] определили [для себя]?

— [Я], Чжоу, поместился бы между годным и негодным. [Сказав] между годным и негодным, как будто определил, а [на самом деле] нет. Поэтому неизбежны и затруднения. Но [все] иначе, если парить и странствовать, оседлав природные свойства. [Подобно] то дракону, то змее, без славы и хулы, развиваться вместе со временем, не соглашаясь предаться [чему-либо] одному. То вверху, то внизу, с мерой [лишь] в гармонии парить и странствовать у предка [всей] тьмы вещей, как вещь [рядом!] с вещью, а не как вещь для вещи. Откуда же тогда возьмутся затруднения? Таковы были Желтый Предок и Священный Земледелец. Иначе обстоит [дело с теми, кто] говорит о [всей] тьме вещей, об отношениях между людьми: единое разделяют, созданное разрушают, честных унижают, почитаемых низвергают, деятельным [несут] неудачи, добродетельных [стремятся] перехитрить, бесполезных — обмануть. Разве тогда не обязательны [затруднения]? Увы! Запомните это, ученики! Вам [остается] лишь одно — область природных свойств!