Амнезия, или Фанера над Парижем (СИ) - Купрашевич Владимир - Страница 36

Я не могу взять в толк, зачем мне машина, (этой канители мне только не хватало), но она смотрит на меня с явным осуждением, подводит к окну и показывает на припаркованный у тротуара бежевого цвета автомобиль. Документы все оформлены и лежат в багажнике. Я благодарю ее, извиняюсь, что не смогу угостить ее даже кофе, спрашиваю что попало, вроде того, как она вернется во Францию. Она, листая альбом Алешки, сообщает, что вернется самолетом, они летают из Питера довольно часто, затем кладет альбом, и уже по ее виду я понимаю, что она ссылается на недостаток времени. У двери я, с грехом пополам, спрашиваю, что все-таки случилось с ним. Она произносит длинную фразу, из которой я смог выловить лишь женщин и наркотики.

Закрыв дверь, возвращаюсь в комнату и думаю о том, что не скоро еще всплывет истинная причина гибели моего приятеля, если всплывет вообще. Да и кому это теперь, собственно, нужно?!

Я открываю лежащий сверху красочный альбом и под глянцевым переплетом, вижу стодолларовую купюру. Деньги мне очень нужны, но я бросаюсь на улицу, рассчитывая ее нагнать, и, надеясь одновремен- но, что бегу не в ту сторону. Уже возвращаясь, я останавливаюсь у машины. У меня никогда не было никакой техники передвижения и к этому чуду у меня боязливое отношение. По крайней мере, не могу усвоить, что это, светло-бежевое изделие принадлежит мне. Повозившись с ключами пару минут, проникаю, наконец, внутрь. Сидения удобные, но солнце, накалившее крышу, сделало из машины подобие крематория. Удерживаюсь только на то время, чтобы в маленьком внутреннем багажнике полистать ничего не объясняющие мне бумаги. Лишь сверточек из белой ткани развернутый на ладони удивляет меня. Пустая баночка. Из-под майонеза. Со щербинкой.

Закрываю машину, но у заднего бампера задерживаюсь. Да, еще багажник. Подбираю ключи. На дне аккуратно свернутое полотно. Перевязано бечевкой. Тяну за конец веревочки. Рулон раздается в объеме и у меня, почему-то, потеют ладони. Сбрасываю обертку. До ужаса знакомая обнаженная фигура женщины у зеркала. Зеркало в резной темной оправе…Моя картина. И не моя. Написана маслом, в глубоких выразительных тонах…, Всматриваюсь в детали.…Сейчас картина такая, какой должна была быть по всем законам живописи, которые автор этой копии всегда игнорировал и творил вопреки всем этим правилам. Сейчас это, по моим понятиям, – шедевр.… И сам он, конечно, гений живописи. На асфальт выпадает рулончик более малого формата, тоже перевязанный бечевкой. Мой оригинал, в карандаше.

Я спешно собираю свертки, захлопываю багажник и, не оглядываясь, тороплюсь домой.

Вечером размениваю сто долларовую бумажку (сумасшедшие деньги!), покупаю бутылку дешевого, наверняка поддельного, коньяка. Предварительно, обещаю себе, что это последняя, в моей угасающей жизни, и с завтрашнего дня пить бросаю окончательно, хотя тут-же не понимаю – зачем…

Несколько дней безделья и пьянства едва не лишило меня представительства на этом свете. Спасло внезапное обнаружившееся полное отсутствие денег даже на пузырек настойки. Доллары, оставленные француженкой давно растворились, Активно в том помогали мне какие-то незнакомые рожи, словно тараканы, наползшие в мою берлогу. Сквозь кривое стекло опьянения я не смог даже разобрать, откуда они – из прошлого или уже из будущего?

Возвращался в действительность я со скрипом и отвращением, но у меня же нет алкогольной зависимости…

Мою машину угнали. Когда именно и кто не знаю. Сохранилась лишь баночка из-под майонеза,

полотно с нашей общей женщиной и Алешкины альбомы. Заявление в розыск я не стал подавать – угнанные машины в России не находят. К тому же водить автомобиль я не умел и к тому и не стремился.

Я все реже выхожу из дома, и может быть не выходил бы вообще, если бы не потребность в пропитании. Заработать на существование с каждым днем все проблематичное. Оформитель от сохи интересен деловым лишь до той поры, пока их статьи доходов не позволяют заказывать рекламные баннеры. Компьютерные технологии погубили всю живое оформительство. Короче, в моих услугах заказчики больше не нуждаются.

Отвалился очередной клиент и в тот день, когда я размечтался получить дополнительную работу у портного. Вместо заказа получил расчет. И то, спасибо кормильцу что не «кинул» меня. Наверное, из благодарности следовало поцеловать его в зад, но проблемы с поясницей не позволяют мне прогнуться.

Хозяин видимо из сострадания подсказал пойти на биржу. Никогда раньше не приходило в голову, что наступит такое время, когда будут платить, чтобы не работал. Или я чего-то не понимаю,… Будем стоять у кассы в одной шеренге с бомжами.а потом где-нибудь за мусорными баками раздавим с ними флакончик-другой жидкости для выведения лобковых вшей или что там они пьют нынче…

На первой площадке, я неожиданно обнаруживаю, в почтовом ящике с номером моей квартиры какую-то бумажку. Открыть его мне нечем, и я выуживаю послание ключом от входной двери. Читать я, похоже, не разучился. «Пытались застать вас дома. Не получается. Приглашаем к нам на торжество, по случаю дня рождения. Прямо сейчас. Ждем с нетерпением». Какие-то росписи… Трудно представить, что меня кто-то может ждать, да еще с нетерпением. Разве те, кому я должен. Уже в квартире до меня доходит, что записка от сына Милены. Хотя чувство долга у меня недоразвито и тащиться куда-либо нет никакого желания, но что-то вынуждает меня смириться.

В ворохе своих творений отыскиваю наиболее приемлемую картинку с изображением не слишком раздетой женщины и иду по адресу.

На мой звонок дверь отворили сразу. Словно по ту сторону организовано дежурство. Чьи-то руки волокут меня в большую комнату, и только там я начинаю ориентироваться. Публики немного. Незнакомые парни и девицы. Одна молодежь. Это логично. Нелогично только, что при моем появлении все оживляются. Начинаю чувствовать себя так, словно с меня свалились штаны. Какой черт меня вообще сюда принес! Ладно, был бы, хотя бы, каким-то родственником, а так…непонятно кто. Спохватываюсь, что до сих пор не вручил подарок герою дня. Женька берет картинку, развязывает бечевку, вглядывается в изображение, которое мне начинает казаться худшим из всего, что можно было сотворить. Он отодвигает ее на вытянутых руках и, не отрывая взгляда от полотна, вдруг кого-то окликает:

Меня кто-то окликает. Я оглядываюсь. За мной никого, значит меня.

Парень, искоса взглянув на меня, продолжает:

- Невероятно! Это же моя мама! Ван Гог отдыхает.

- Давно, - подтверждаю я.

Наверное, парень не очень ориентируется в живописи, но мне нравится его маневр.

Обычная мазня, созданная в полупьяном состоянии. Я даже толком не знал, кто там изображен…

Парень приостанавливает трепотню, и ставит картину на спинку дивана.

- Спасибо. Но почему с подарком ко мне?

Я бегаю взглядом по лицам. Откуда я знаю? Меня же никто не предупредил, чей тут день рождения. Наверное, у его подруги. Я уже готов извиниться, когда она жестом раздвигает публику, и в глубине комнаты я вижу на экране сочную роза и цифра 50. И моя фотография. Натуральный памятник. Мемориал. Я хихикаю как идиот. Спохватившись, сую руки в карман брюк и тут же их вынимаю. Могут подумать, что завшивел. Меня поздравляют. По лицам вижу, что с сочувствием. Для них полтинник запредельная цифра. Чудаки не подозревают, что для меня это бодрящее известие – я то думал, что уже на финише. В таком возрасте чувствуешь себя в краткосрочной командировке, которая вот-вот кончится, но если билета еще нет…

Меня волокут на кухню, задвигают в угол, из которого я вижу всех. Такая открытость мне не по нутру. Я уже понимаю, что это благотворительная акция какие устраивают старикам и бомжам.…Не знаю зачем. Может быть, чтобы напомнить им, что пора собирать чемоданы? Смотрю на их светящиеся лица, и мне их жаль. Они еще не понимают, что все мы вместе летим во временном пространстве с одинаковой скоростью.