Пепел кровавой войны - Маршалл Алекс - Страница 8

Однако это вовсе не означало, что Мрачному идея пришлась по душе. Возникло непреодолимое желание оказаться как можно дальше от самодовольного колдуна, от его дурацкой, пышущей цветочным дымом трубки и разговоров об отвратительных для любого нормального человека обрядах. Мрачный нагнулся за своим копьем и встал с бревна, махнув Гын Джу, тоже решившему подняться, чтобы тот оставался на месте. Милый друг уже пошел на поправку, и Мрачный подумывал о том, чтобы позволить ему несложную работу. Яйца, которые давала ведьма, помогли им обоим, с той лишь разницей, что раны Мрачного быстро затягивались, а свою правую руку Гын Джу не вернет никогда.

— Пойду навещу маму. Может, она все-таки заговорит со мной.

— Помни мой совет: не трепли языком под рябиной, — сказал Хортрэп.

Мрачный никак не мог понять, то ли Хватальщик верит своим историям о призраках, то ли подтрунивает над простаком из Кремнеземья. В Мерзлых саваннах не осталось рябин. Но даже Пурна с благоговейным страхом смотрела на большое цветущее дерево, которое она называла «пеплом Врат», а угракарийка относилась к суевериям легкомысленней всех других его знакомых.

— Если рябина опасна, зачем ты велел привязать к ней мою маму? — спросил он недовольно.

— Кто говорил, что она опасна? — с невинным видом ответил Хортрэп. — Я только сказал, что это не совсем дерево, не настоящее. Это щупальце Изначальной Тьмы, которое тянулось к солнцу и проползло сквозь трещины в земле, но лунная магия предала его и превратила в дерево. Заключенные внутри его демоны безвредны, но они прислушиваются к речам человека, а тебе, конечно же, не хотелось бы, чтобы твои секреты стали известны демонам, пусть даже и связанным. Как думаешь, почему я решил перенести лагерь подальше от этого создания преисподней?

— Правда, что ли?

Мрачный почувствовал холодок, словно ворон взмахнул крыльями над его головой. Эта песня отличалась от всего того, что рассказывал Хортрэп о рябине, но в отличие от других, откровенно пугающих сказок она почему-то казалась правдивой.

Хортрэп сдерживался не дольше мгновения, а затем рассмеялся над невежеством Мрачного:

— Нет, конечно, это просто бабушкины сказки, предания Эмеритуса. — Его распухшее лицо снова приняло угрюмый вид. — Или правда? Кто знает, какие духи бродят сейчас вокруг, освобожденные... лунной магией?

Хватальщик от души посмеялся над Мрачным, и тот в ответ показал неприличный жест. После того как его дважды подняли на смех, он был не в том настроении, чтобы корчить страшные рожи.

— Ну хорошо, я передам от тебя привет маме и демонам рябины.

— И я могу пойти, могу помочь, — проговорил брат Рит, напомнив Мрачному, что его жизнь стала теперь несравнимо сложней.

Толстый монах сидел в стороне от костра, и это были первые его слова с тех пор, как Неми вывела спутника из повозки и передала под опеку Мрачного. Ведьма утверждала, что этот самотец принадлежал его матери, поэтому теперь Мрачный должен отвечать за монаха. Он уже готов был заспорить, но вдруг узнал мальчишку из своего прошлого. Неми тут же удалилась в свой дом на колесах, где давала Пурне урок музыки, а Мрачный при виде знакомого лица ощутил странную смесь радостного возбуждения и полной растерянности. Тогда они не перемолвились с пришлым мальчишкой и парой слов, ученик отца Турисы вовсе не собирался сходить с пути истинного и водить дружбу с деревенским анафемой, и все же встретиться с ним здесь было не просто неожиданно, а неожиданно приятно. Когда стало ясно, что от неловкого, но дружеского приветствия миссионер пришел в такой ужас, словно его бросили на растерзание слюнявому королю демонов, Мрачный поспешил успокоить брата Рита, мол, ты свободный человек, никто тебя не держит, можешь катиться на все четыре стороны.

Но монах не поблагодарил Мрачного и даже не сбежал от невольных похитителей. Он сидел сгорбившись и плакал, вместо слез роняя из сверкающих аметистовых глаз зернышки драгоценных камней. Только теперь Мрачный понял, что это не просто необычные очки, которые парень надел после ухода из деревни, согласно неведомым обычаям имперцев или цепистским ритуалам, а нечто еще более диковинное... Однако Мрачный кое-что знал о людях, которые смотрят на тебя нехорошо из-за твоих странных глаз, и потому сказал Риту: если не хочешь, можешь не уходить. Это наконец успокоило мальчишку, но после разговора у костра с Хортрэпом все началось по новой, и, похоже, монах нуждался в любом предлоге для отлучки не меньше, чем сам Мрачный.

А может быть, он действительно хотел помочь маме Мрачного, ведь они проделали вместе долгий путь, мама и монах, и это само по себе удивительно. Как его суровая ко всем и каждому мать нашла в себе терпение нянчиться с этим впечатлительным мальчишкой, недавно ослепшим и потому не способным ходить самостоятельно, не опираясь о чей-нибудь локоть?

— Нет, оставайтесь все здесь... Я хочу поговорить с ней наедине, — сказал Мрачный, в самом деле желая обойтись без свидетелей в тот момент, когда мама наконец-то удостоит его чем-то большим, чем молчание и сердитый взгляд. — Корни готовы? Хочу ее покормить.

— Если бешеная волчица откроет рот, чтобы поесть, пусть заодно попросит о милосердии, — заметил Гын Джу с вполне простительным ядом в голосе. — Она пыталась убить нас и отказалась что-либо объяснять, когда мы попросили ее об этом, а ты беспокоишься из-за того, что она голодна.

— Ладно... Никто не станет вести себя лучше с пустым желудком, — возразил Мрачный, чувствуя себя полным идиотом, продолжающим заботиться о матери даже после всего того, что она натворила.

— Думаешь, она набросилась на нас только потому, что пропустила ужин? — усмехнулся Гын Джу и обернулся к Риту. — Цепист, ты был с ней все время, пока она охотилась за нами. Тебе не показалось, что она при этом сильно голодала?

— Э-э-э... нет? — пробормотал монах.

Теперь, когда с ним заговорили, он выглядел более несчастным, чем прежде, когда никто не обращал на него внимания.

— Как будто ты мог видеть ее за едой, — усмехнулся Хортрэп. — Шучу, шучу!

— Шутка как раз в твоем духе, — заметил Дигглби и пересел поближе к монаху. — К вашему сведению, у парня есть имя, и, может быть, в его глазах больше сокровищ, чем у самого зажиточного горожанина, но с ушами-то ничего страшного не случилось. Так ведь, брат Рит?

— Э-э-э... нет?

— И раз уж об этом зашла речь, дорогой брат, где ты раздобыл эти замечательные глаза? — спросил Хортрэп. — Только не говори, что Неми сама вставила их тебе в глазницы!

— Вот. — Гын Джу проткнул веткой скрюченный корень кудзу и протянул Мрачному, пока брат Рит запинался и мямлил, расстроенный недружелюбным тоном Хортрэпа. — Только следи, чтобы она не откусила тебе пальцы, когда будешь ее кормить.

К горлу подступил ком, горячий клубень жег пальцы, однако Мрачный с покорным вздохом принял и совет, и пищу, а затем направился к темному дереву проведать свою маму. Он не знал, что еще можно сделать. Как всегда.

Кроме того...

Кроме того, он действительно не знал, что делать, драть твою мать! Мрачный не был силен в том, что Чи Хён называла математикой, но он точно знал, каков будет итог. Ему не нравился результат, и поэтому он колебался, мучился, пока не закружилась голова от всех этих «во-вторых», «в-третьих», «в-четвертых». Точно такая же слабость стоила Гын Джу руки и едва не обошлась самому Мрачному еще дороже, когда мама снова ворвалась в его жизнь с единственной целью эту жизнь отнять. И все же Мрачный не держал зла, он любил родительницу так сильно, что готов был умереть за нее, лишь бы не совершить еще более ужасную ошибку — не убить ее. Если бы Хортрэп не подоспел вовремя, Мрачный и Гын Джу были бы уже мертвы.

И ради чего? Ради чести клана Рогатого Волка? Глупейшая причина, даже если предположить, что эта честь в самом деле существует. Не было даже самой хреновой догадки насчет того, почему мама явилась по его душу, потому что каждый раз, когда Мрачный подходил к ней и пытался поговорить, она лишь ухмылялась, отплевывалась и сверлила его злобным взглядом, пока он не оставлял ее в покое.