Последний защитник для альвы (СИ) - Бакулина Екатерина - Страница 57

А еще ее дом сгорел. Ночью.

Ивен как чувствовала, весь день что-то тревожило ее, не давало покоя. И ночью — не могла уснуть. Что-то гнало ее прочь. Она пыталась успокоиться, понять, но не могла.

И когда стало совсем невыносимо — осторожно вылезла в темноте на крышу через балкон, и тихо убежала, стараясь, чтобы верная охрана не видела ее. Тайком.

А когда вернулась на рассвете — осталось лишь пепелище. Никто из соседей не пострадал, все успели выскочить. Только под лестницей нашли два обугленных трупа неизвестных мужчин, один — с отрубленной головой.

Глава 34

Это случилось неожиданно.

Наверно, Ивен должна была почувствовать, но как-то не вышло.

Она уже второй месяц жила в доме Челесты, в маленькой комнатке под самой крышей. Боялась повторения пожара, все прислушивалась к своим ощущениям. Наверно, так усердно старалась уловить хоть что-то, что вообще перестала понимать и доверят себе. Боялась ошибиться.

И все же, какое-то едва уловимое предчувствие маячило на границе сознания. Не опасность, это Ивен могла сказать точно. Но и не радость тоже. Или…? Что-то приближающееся. Так размыто и неуловимо, что Ивен сама перестала понимать.

Непрерывное ожидание встало вокруг стеной. Страх поверить и ошибиться…

А потом вдруг постучали в дверь. Не к ней, конечно, только внизу, с улицы.

Стемнело, в такое время лавка давно закрыта, да и для гостей поздно. Что-то случилось?

Ивен поняла, что иголка прыгает в руках — она вышивала при свете лампадки, думала, сейчас еще немного и спать…

Слышала, как Челеста пошла открывать. Скрипнула дверь.

Голоса снизу. Такие тихие, что не разобрать. Только сердце вдруг безумно колотится и больше нечем дышать.

Шаги по лестнице.

— Вот здесь, — мягкий голос Челесты.

Безумно долгое, почти невозможное мгновение тишины.

И открывается дверь.

Челеста входит первой. Масляная лампа в ее руке.

Он стоит в дверях.

Так долго, словно не решается войти.

У него осунувшееся напряженное лицо. Неожиданно чужое, совсем взрослое. Суровое. Словно прошло много лет.

Хочется вскочить на ноги, хочется закричать, но ноги не слушаются и перехватило горло.

— Ивен… — тихо-тихо, едва слышно говорит он. — Я вернулся за тобой.

Замирает сердце.

Все это словно не на самом деле, словно сон.

Он хмурится, вглядываясь в ее лицо.

— Ивен…

И делает шаг вперед, через порог. Он такой высокий, что ему приходится чуть нагнуться. Вперед, на свет. Блики лампадки неуверенно танцуют в его глазах.

Кажется, он немного растерян.

Эйрик…

И вдруг словно ломается стена. Ивен подскакивает.

— Эйрик!

И кидается ему на шею.

Рыдает взахлеб.

Почти невозможно поверить.

Почти год прошел.

Слезы душат. Она даже не в силах ничего сказать. Обнимает, прижимается всем телом, щекой к его груди, зажмурившись. Кажется, это сон. Одно движение и он исчезнет.

Он обнимает ее.

— Ивен, ну что ты…

Она рыдает.

— Ивен, ну, не плачь… ты чего? Все хорошо. Я же обещал вернуться, и вернулся.

Она пытается кивнуть, все понимает. Но остановиться, успокоиться не может все равно.

Тогда Эйрик подхватывает ее на руки, несет, садится вместе с ней на кровать, усадив на колени, словно ребенка.

— Все хорошо…

Гладит ее по спине, чуть покачивает, словно баюкая.

Ивен рыдает.

Это истерика, она понимает и сама, но никак не может остановиться, взять себя в руки… не выходит. Слишком долго она ждала. Слишком страшно…

— Челеста, принесите, пожалуйста, теплого молока, — говорит Эйрик, так спокойно, у него тихий ровный голос, но такой, что не оставляет сомнений — это не просьба, приказ.

Челеста срывается, убегает.

— Да, ваше величество.

— Я… я сейчас… я… — Ивен изо всех сил пытается взять себя в руки.

Чувствует, как Эйрик улыбается. Не видит, только чувствует.

— Да ладно, ну что ты… — говорит он, зарывается носом в ее волосы, прижимается губами. — Поплачь, если хочешь. Все хорошо. Тебе было нелегко тут одной?

Она кивает.

— Завтра мы поедем домой, — говорит Эйрик, так уверенно. Он даже не сомневается, что все будет именно так, как он скажет.

Что-то неуловимо изменилось в нем. Ивен еще не может осознать сквозь слезы, только чувствует. Изменилось за этот год. Словно это другой человек. Он так же выглядит… почти, он повзрослел, уже не мальчишка, но мужчина, взрослый и уверенный в себе. От него даже пахнет как-то иначе… лимоном и горьким миндалем… и морской солью. Он только что с корабля.

Ивен немного затихает, прислушивается.

Челеста приносит молока, суетится рядом.

Ивен пьет. Маленькими глоточками, обхватив кружку ладонями, пальцы еще дрожат.

Слушает, как Эйрик благодарит Челесту за помощь. По-деловому. А та, в ответ, начинает рассказывать, как тяжело им пришлось, как она заботилась и девочке, даже пустила ее пожить, а пожар, какое горе… А те ужасные люди еще угрожали ее сыну, но она совсем не в обиде, нет, она все понимает…

Эйрик спокойно отстегивает с пояса кошелек, кладет на стол.

Он благодарен.

О, нет, конечно, это еще не все, и полный размер благодарности и компенсации за причиненные неудобства они обсудят завтра. И снижение торговых пошлин тоже обсудят. Он зайдет. Когда Челесте будет удобно? Заберет вещи.

От этого делового спокойствия щемит сердце.

— Ну, как ты? — говорит Эйрик.

И, не дожидаясь ответа, поднимает ее, ставит на ноги.

— Пойдем.

Не спрашивает. Просто берет за руку и ведет к двери. За дверь и по лестнице вниз. Ивен идет за ним, словно во сне.

И лишь за порогом легкий ночной ветерок немного приводит в чувства. Можно глубоко вдохнуть…

Вот и все.

Он вернулся. Все…

Эйрик молча идет рядом, стиснув ее руку почти до боли, глядя под ноги. Через всю площадь, свернув на узкую улочку в сторону порта, и дальше… широким шагом, Ивен едва поспевает за ним.

Что-то не так?

— Подожди, — Ивен останавливается, тянет назад, пытаясь высвободиться.

Он тут же подчиняется. Останавливается. Отпускает ее.

Стоит, повернувшись к ней, замерев. Его глаза…

— Что-то не так? — спрашивает Ивен.

Он качает головой.

Его глаза совсем не изменились, Ивен вдруг понимает это так отчетливо. И самое важное в нем, то, что скрыто глубоко внутри — тоже осталось прежним. Год — слишком короткий срок. Он еще изменится, она еще увидит это, но сейчас — нет.

Он смотрит на нее и ждет.

— Ты ведь поедешь со мной? — спрашивает так, словно она может отказать.

Разве может быть иначе?

И Ивен невольно улыбается.

— Куда угодно! — говорит она, голос дрожит. — Как же я без тебя? Я так скучала!

Подходит совсем близко, поднимается на цыпочки, но все равно не достать. Тогда обхватывает руками его шею, заставляя наклониться к себе.

— Я люблю тебя.

И целует в губы. Как в самый-самый первый раз.

Словно горячая волна поднимается изнутри. И напряжение исчезает, словно рушится между ними стена.

— Ивен!

Он вдруг подхватывает ее на руки, и кружит, смеется. И целует так жадно и горячо, что голова идет кругом. Не отпускает больше. Сбивается дыхание. Его пальцы нетерпеливо скользят по ее спине.

— Ну, что ты, тихо, — Ивен смеется тоже. — Не здесь же. Подожди…

— Не могу, — мальчишеская улыбка на его губах, такая счастливая. — Не могу больше ждать. Мне так тебя не хватало. Идем скорее…

— И мне…

К нему, на корабль, где они могут побыть вдвоем.

— Знаешь, — шепнул он ей на ушко, словно боясь, что кто-то услышит, словно сам смущаясь этих слов, — когда мне сказали, что ты теперь живешь у Челесты, там, вместе… ну… Ивен, я вдруг испугался, что ты меня больше совсем не ждешь.