Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Путешествие на Запад. Том 3 - Чэн-энь (Чэнъэнь) У - Страница 37


37
Изменить размер шрифта:

– Зачем так горячиться? – расплывшись в любезной улыбке, проговорил отрок. – Ведь я шучу.

Пока они разговаривали, неожиданно появился белый попугай и стал летать над ними. Это означало, что бодисатва зовет к себе. Муча и отрок сейчас же отправились на зов, ведя за собой Сунь У-куна к трону бодисатвы, имеющему форму цветка лотоса. Увидев Гуаньинь, Сунь У-кун повалился ей в ноги, и слезы ручьем покатились из его глаз. Он не выдержал и стал горько рыдать. Гуаньинь велела Муче и отроку поднять Сунь У-куна и обратилась к нему с такими словами:

– Что тебя огорчило, Сунь У-кун? Зачем ты так убиваешься? Откройся мне! Не плачь! Я избавлю тебя от твоих горестей и невзгод.

Продолжая ронять слезы, Сунь У-кун низко поклонился и молвил:

– Чей гнев я навлек на себя, когда был человеком? Ведь с той поры, как ты, милостивая бодисатва, избавила меня от тяжкой кары, я принял монашеский постриг, стал верным последователем истинного учения и отправился с Танским монахом, охраняя его в пути на Запад, куда он идет, чтобы поклониться Будде и получить у него священные книги. Я, твой ученик и последователь, не щадя себя, избавлял Танского монаха от наваждений злых духов и демонов и спасал его от опасности, рискуя собственной жизнью. Спасая его, я словно вынимал кость из пасти тигра или выдергивал чешую со спины дракона! Все мои помыслы и желания были устремлены к тому, чтобы путешествие Танского монаха завершилось полным успехом, чтобы искоренилась ересь и восторжествовала Истина. Но я никак не ожидал, что Танский монах окажется столь неблагодарным и несправедливым! Он совершенно забыл, что я для него сделал, и совершенно незаслуженно обидел меня, не разобравшись, в чем дело.

Тут Гуаньинь перебила его:

– В чем же он не разобрался? Ну-ка, расскажи мне, что случилось?

Сунь У-кун стал рассказывать со всеми подробностями о том, как на Танского монаха и его спутников напали разбойники с большой дороги и как он, Сунь У-кун, многих убил, а остальных разогнал. Он добавил, что Танский монах придрался именно к тому, что он убил людей, и так за это рассердился, что стал читать заклинание о сжатии обруча, а затем несколько раз прогонял Сунь У-куна от себя. Теперь ему некуда деваться. Вот почему он и явился к бодисатве, чтобы донести о случившемся.

– Танский монах получил повеление направиться на Запад, – сказала Гуаньинь, – и вполне понятно, что он стремится вести себя, как и подобает честному и безупречному монаху. Он ни в коем случае не позволит поранить или загубить живое существо. А ты, обладающий огромной волшебной силой, чего это ради вздумал убивать стольких людей, пусть даже разбойников? Кем бы они ни были – они люди, и убивать их не дозволено. Другое дело – злые духи, дьяволы, черти и разные оборотни. Каждый убитый зачтется тебе как заслуга. Но ты убил людей и тем самым показал, насколько ты бесчеловечен. Можно было просто разогнать злодеев и таким образом спасти твоего наставника. По-моему, ты недостаточно великодушен.

– Пусть так, – отвечал Сунь У-кун, – нельзя же было за это прогонять меня, забыв о моих заслугах. Умоляю тебя, всемилостивейшая бодисатва, прояви свое милосердие и прочти заклинание о снятии обруча. Я отдам его тебе, вернусь в свою пещеру Водного занавеса и навсегда останусь там.

Гуаньинь засмеялась:

– Заклинание о сжатии обруча сообщил мне Будда Тата – гата. Это было, когда он послал меня в восточные земли, чтобы я нашла там человека, достойного отправиться за священными книгами. Тогда же он дал мне три драгоценных талисмана: парчовую рясу, посох с девятью обручами и три золотых обруча. Кроме того, он научил меня трем тайным заклинаниям, но никакого заклинания о снятии обруча он мне не сообщал!

– Ну, раз так, – отвечал Сунь У-кун, – мне придется с тобой распрощаться?

– Куда же ты пойдешь? – спросила Гуаньинь.

– Я отправлюсь на Запад. Там я поклонюсь Будде и попрошу его прочесть заклинание о снятии обруча.

– Постой! – удержала его Гуаньинь. – Я хочу взглянуть, какие предзнаменования тебя ожидают: счастливые или несчастливые.

– Нечего смотреть! – возразил Сунь У-кун. – Достаточно того несчастья, которое свалилось на меня.

– Да я и не собираюсь смотреть на твою судьбу и узнавать, что тебя ожидает, – насмешливо произнесла Гуаньинь. – Меня интересует судьба Танского монаха.

Тут всемилостивейшая Гуаньинь замерла в торжественной позе на своем троне, похожем на цветок лотоса, и устремила свое сердце в три небесные сферы: настоящего, прошедшего и будущего. Ее всевидящее око ярко засветилось, и взор устремился в неведомые дали, витая в просторах вселенной. Через короткое время созерцания она вдруг заговорила:

– Сунь У-кун! Твоему наставнику Сюань-цзану грозит сейчас смертельная опасность. Вскоре он сам будет взывать к тебе, чтобы ты ему помог. Оставайся пока здесь и жди меня, а я отправлюсь к нему и уговорю его снова принять тебя, чтобы ты сопровождал его за священными книгами и помог благополучно завершить эту великую миссию.

Сунь У-куну ничего не оставалось, как повиноваться. Он не осмеливался больше перечить и пребывал в почтительном ожидании возле трона бодисатвы, где мы пока и оставим его.

Между тем Танский монах, прогнав от себя Сунь У-куна, велел Чжу Ба-цзе вести коня под уздцы, а Ша-сэну поручил нести поклажу на коромысле. Теперь вместе с конем их было четверо. Продолжая путь на Запад, они отошли не более пятидесяти ли, как вдруг Танский монах придержал лошадь и сказал:

– Братья мои! Мы вышли из селения до зари, еще в часы пятой стражи. Потом этот негодяй огорчил меня. Так прошло много времени, день клонится к вечеру, а мы еще ничего не ели и не пили. Я испытываю муки голода и жажды. Кто из вас отправится за подаянием, накормит и напоит меня?

– Учитель, – отвечал Чжу Ба-цзе. – Слезай с коня и побудь здесь, а я разузнаю, есть ли поблизости жилье или селение.

Танский монах слез с коня, а Дурень вскочил на облако и поднялся в небеса. Он внимательно осмотрел всю местность, но, кроме гор, ничего не увидел. Место было глухое, и вряд ли здесь могло показаться человеческое жилье.

Спустившись на облаке вниз, Чжу Ба-цзе сообщил Танскому монаху:

– Здесь не у кого просить подаяния: всюду одни только горы и нигде не видно следов человека.

– Если нет пропитания, – отвечал Танский монах, – то, может быть, где-нибудь протекает горный ручеек. Достал бы хоть немного водицы, чтобы утолить жажду.

– Ладно, – послушно отозвался Чжу Ба-цзе, – я отправлюсь на южный склон горы, где течет горный поток, и принесу воды!

Ша-сэн достал монашескую плошку для подаяния и передал ее Чжу Ба-цзе. Тот взял плошку в руки, вскочил на облако и умчался. Танский монах тем временем уселся на обочине дороги и стал ждать. Но Чжу Ба-цзе все не возвращался, и у несчастного Сюань-цзана совсем пересохло во рту. Есть стихи, которые могут служить подтверждением того, что с ним происходило:

Природа-мать нам всем дает сама
Все наши качества и дарованья
И силы для свершенья и дерзанья;
Но сущность наша нам природой не дана.
Когда мы силы духа и ума
Познанием великим укрепляем,
То собственную сущность созидаем,
И в этом наша цель достойная видна.
Коль сердце смятено, тогда и дух слабеет,
Плоть, отягченная недугами, хиреет,
Основы Истины опоры не имеют
В тебе самом – и в том твоя вина.
Коль вянут «три цветка», – к чему тогда трудиться?
Без Древа высшего – к чему вперед стремиться?
На чем душа твоя теперь утверждена?

Ша-сэн находился рядом и видел, как наставник мучился от голода и жажды. Между тем Чжу Ба-цзе все не возвращался.