#НенавистьЛюбовь (СИ) - Джейн Анна - Страница 97

– Сядь сюда, – попросила я его, и Матвеев тут же оказался напротив меня за барной стойкой.

– Что такое, Даш? – удивленно спросил он. После ужина Даня был довольный, как кот, которому перепала упаковка сметаны.

– Хочу поговорить с тобой, – вздохнула я.

– Я опять сделал что-то не то? – тревожно спросил он.

– Не знаю. Может быть. После университета я виделась с Савицким, – начала я, и Матвеев тут же вскипел.

– Я так и знал, что что-то произошло! – с трудом сдерживая себя, чтобы не перейти на крик, сказал он. – Что ему от тебя было нужно? Ты в порядке? Он тебя не тронул?

– Нет, Дань, все хорошо. Я в порядке. Почти в порядке. Савицкий показал мне одно интересное фото, и я хотела спросить, что это значит, – ответила я тихо.

– Какое фото? – не понял он.

Это нужно было сказать, и я сказала, заставляя себя смотреть в его глаза:

– Ты и Серебрякова. Лежите в одной постели. Плечом к плечу. На тебе нет футболки. Она – в откровенном халатике. Это было селфи, которое делала Каролина. И вы выглядели как парочка.

– Что? – недоверчиво спросил Даня. – Ты сейчас серьезна?

– Как никогда. Савицкий рассказал, что решил поиграть с тобой и Каролиной, потому что у него от ревности поехала крыша. Ему прислали это фото – и не только это – и сказали, что ты и Каролина переспали. И тогда Влад решил отомстить. За себя и за меня.

– Какой… благородный, – сквозь сжатые зубы произнес Матвеев. – Мстил за предательство, значит? Что этот урод тебе еще сказал?

– Просил прощения за свое поведение.

– Простила его?

В его голосе было столько холода, что мне стало не по себе.

– Нет, – мотнула я головой.

– Поверила ему?

Даня все так же пытался контролировать себя, чтобы не закричать, но я видела, как от гнева раздуваются ноздри и как опасно блестят серые глаза. Он не кричал, не швырялся предметами, не бил рукой о стену, но мне стало страшно – столько незримой ярости, исходящей от него жаркими волнами чувствовала я. Я боялась не его – а за него. За то, что он снова сорвется и натворит дел.

– Я хочу верить тебе, – призналась я. – Объясни, что это было. Когда ты рассказывал обо всем, что случилось, не говорил, что лежал с Каролиной в одной постели.

– Ты сомневаешься во мне, что ли? – приподнял он бровь.

Я молчала. И куда только делась романтическая атмосфера?.. Остались только боль и ярость.

– Даша, ты стала сомневаться во мне после того, как Савицкий прибежал и наплел тебе какую-то дикую чушь? – продолжал Даня отстраненно-спокойным голосом, который я не узнавала. – После того, как я рассказал тебе обо всем и искренне ответил на каждый вопрос? Ты действительно стала во мне сомневаться?

– Я не хочу в тебе сомневаться, – покачала я головой. – Но я все еще пытаюсь переварить то, что узнала ночью. Пытаюсь разобраться в себе. Пытаюсь понять, что делать. Я могу улыбаться и смеяться в ответ на твои шутки, но мне все еще тяжело, я все еще ошеломлена. Такие вещи не проходят бесследно, Дань. – Я глубоко вдохнула. – А Савицкий выбрал удобное время и удобные слова, которые задели меня. Напугали. Я должна была сказать тебе о нем сразу же, как пришла домой, но не могла сделать этого. Только сейчас решилась. Прости, я не хотела обидеть тебя своим недоверием. Но мне важно было рассказать об этом тебе. И важно услышать твои слова.

Я была искренней.

Потерянной.

И все еще до умопомрачения влюбленной.

Даня резко встал – так, что его табурет едва не упал на пол. Сколько бы он ни пытался выставить себя человеком разума и логики, но эмоций и внутреннего огня ему было не занимать. Вспыльчивость, порывистость, гордость – все это оставалось при нем. Все это оставалось частью его.

Я думала, Матвеев, разозлившись, уйдет или схватит со стола вазу и разобьет ее, но он не стал этого делать – лишь стянул кошачьи ушки и запустил пальцы волосы, словно в отчаянии, а потом опустил руки и замер.

Я прикрыла глаза – слишком устала от всего. И вдруг вздрогнула – Даня подошел ко мне со спины и неожиданно мягко обнял за плечи, сцепив пальцы правой руки на запястье левой.

– Я хочу, чтобы ты верила мне, – хрипло прошептал он, зарывшись лицом в мои волосы.

На его объятия и шепот во мне тотчас откликнулся каждый нерв, натянутый до предела. Я чувствовала жар его дыхания, а мое дыхание незаметно участилось. От его объятий стало теплее, и мне казалось, что на нас сверху льется волшебный свет.

– А я хочу, чтобы ты верил мне, – ответила я. – Не Каролине и не кому-то другому. Мне.

– Верю, девочка, – прошептал Даня, мягко целуя мое лицо сквозь прядь волос: в висок, скулу, щеку, линию подбородка, задерживаясь губами на шее и заставляя невольно запрокидывать голову.

3.11

В этих поцелуях – то ли воздушных, то ли огненных – не было обжигающей страсти, но при этом в них было столько личного и запредельно откровенного, что голова пошла кругом. Когда его пальцы убрали мои пряди, а губы коснулись ямочки над ключицей, во мне вспыхнуло желание быть с ним.

– И я тоже… Верю, – с трудом вымолвила я, чувствуя восторг и смятение одновременно. И сама не поняла, как мои пальцы оказались в его волосах.

Он отстранился от меня так же неожиданно, как и обнял, заставив возмущенно закусить губу, развернул высокий барный стул – так, чтобы мы оказались лицом к лицу, и сказал:

– Хочу прояснить все раз и навсегда, Даш. Я не знаю, когда Каролина успела сделать фотографию, о которой ты говорила. Скорее всего, когда я спал в номере отеля, куда мы пришли пьяными. Она легла рядом и сделала селфи.

Может быть, Даня действительно спал – не зря лица были наполовину обрезаны. К тому же остальные фото Влад мне так и не показал.

– Когда я проснулся, она сидела рядом в халате. А потом просто стала предлагать себя. Не просто приставать – предлагать себя, Даша. – В голосе Дани слышались горечь и разочарование. Все-таки он действительно считал Серебрякову своим другом. – Я ушел в спальню и закрылся на замок, чтобы она не лезла. Проснулся – ее уже не было. По телефону она извинялась и говорила, что была слишком пьяна. Не понимала, что делает.

– Когда это было?

– В ночь перед тем, как мы расстались.

– Не мы расстались, а ты меня бросил, – поправила его я. Мои слова ему не понравились. – А после этого и после того, как ты узнал, что Каролина – бывшая Влада, ты еще и делал вид, что она – твоя новая девушка. Не противно было? Или решил ее простить, Дань?

– Я должен был это делать, чтобы защитить тебя, – повторил он. Его глаза блестели.

– Знаю, – прошептала я. – Я ужасно ревную тебя к ней. Ты целовал ее. Обнимал в том парке…

– У нее умер родственник, я просто хотел поддержать ее, – возразил Даня.

– Она все еще твой друг? – задала я вопрос, который мучил меня.

– А как ты думаешь?

– Да?

– Нет. Какая теперь дружба, Даш?

Мы еще долго сидели на кухне. Я рассказывала Дане о Серебряковой все то, что так давно хотела рассказать. А он просто слушал меня – внимательно и не перебивая.

Верить – это так просто. И безумно сложно одновременно.

Чтобы начать верить друг другу, порою нужно сокрушить стену, которую камень за камнем воздвигли гордость, обиды и злость.

Чтобы утратить веру, достаточно лишь одного камня под ногами, о который ты споткнулся.

– Понимаешь, почему я не люблю Серебрякову? – спросила я в конце своего монолога, который дался мне нелегко. Даня в ответ задумчиво кивнул, снял с меня заячьи ушки и поцеловал в лоб.

– Понимаю. И хочу верить, что она не настолько отвратительный человек…

– Верить не запретишь, – перебила я его. – Кто-то верит в зеленых человечков, а кто-то не верит в то, что Земля – круглая.

– …но не могу, – продолжил Матвеев, накручивая на палец прядь моих волос. – Может быть, раньше я старался не замечать странности в поведении Каролины, но теперь я просто не могу не брать это в расчет. Черт, ненавижу терять друзей.